— Ну как, сынок? — обратился к Халу человек со значком. — Успел кое-что продумать?
— Да, — отрывисто ответил Хал.
— Какое обвинение? — спросил краснолицый субъект у сторожей.
— Вход без разрешения на территорию шахты и сопротивление при аресте.
Субъект снова повернулся к Халу.
— Деньги есть, молодой человек? Сколько?
Хал не знал, что ответить.
— Что, говорить разучился?
— Два доллара шестьдесят семь центов, — сказал Хал и добавил: — Если мне не изменяет память.
— Ври побольше! — сказал краснолицый. — Обыщите его! — велел он сторожам.
— Снимай пиджак, штаны, — скомандовал Билл, — и башмаки тоже!
— Но с какой стати? — запротестовал Хал.
— Снимай, тебе говорят! — крикнул сторож, грозя кулаком.
Пришлось Халу волей-неволей раздеться. Они обшарили все его карманы, вытащив оттуда кошелек, в котором действительно нашли два доллара с мелочью, дешевые часы, перочинный нож, зубную щетку, гребешок с зеркальцем и два белых носовых платка, которые они весьма презрительно бросили на заплеванный пол.
Развернули они также и одеяло, вытряхнув из него чистое белье. Затем открыли перочинный нож и отодрали подметки и набойки от башмаков Хала, вспороли даже подкладку на пиджаке и брюках. В поясе они нашли зашитые там десять долларов и присоединили к остальным трофеям, после чего человек со значком заявил;
— Вы оштрафованы на двенадцать долларов шестьдесят семь центов, мы конфискуем также ваши часы и перочинный нож. А это тряпье нам не нужно! — добавил он, ухмыляясь.
— Послушайте! — возмущенно вскричал Хал.-? — Это же нечестно!
— Советую тебе, малый, надевай штаны и сматывайся отсюда живо, не то ты у меня в одной рубашке побежишь!
Но Хал был так разъярен, что готов был сейчас и голым выскочить.
— Все-таки кто вы и какое имеете право так поступать?
— Я начальник охраны на этой шахте.
— Значит, вы на службе у «Всеобщей Топливной компании»? И вы хотите ограбить меня…
— Выставь его вон, Билл! — приказал начальник охраны, и Хал увидел, что Билл снова поднимает кулаки.
— Ладно, — Хал подавил негодование. — Погодите, я оденусь.
И он начал торопливо одеваться, затем скатал белье, завернул его в одеяло и двинулся к двери.
— Запомни, — крикнул ему вдогонку начальник охраны, — от ворот поворот и прямо вниз! А если ты еще раз сунешь сюда нос, не миновать тебе пули!
И вот, в сопровождении двух конвоиров. Хал вышел нм дорогу, освещенную утренним солнцем.
Это было продолжение той же горной дороги, которая привела его сюда, но здесь она проходила через шахтерский поселок. Вдали Хал увидел большое здание дробилки, услышал непрерывный гул моторов и грохот падающего угля. Он очутился на узенькой улочке, по обеим сторонам которой теснились дома и лачуги, принадлежавшие угольной компании. У дверей стояли неряшливо одетые, женщины; и они и грязные ребятишки, копошившиеся в грязном песке на дороге, насмешливо смотрели ему вслед, — по тому, как красноречиво он хромал, нетрудно было догадаться, что с ним произошло.
Хал шел сюда с любовью и интересом. Любовь в значительной мере иссякла: ему стало ясно, что не эта сила движет «индустрии колеса». Но зато интерес возрос теперь еще больше. Что же так тщательно прячут за высоким забором, ограждающим территорию шахты?
Хал повернулся и взглянул на Билла, который накануне проявил некоторые признаки добродушия.
— Послушайте, — сказал он, — вы забрали мои деньги, подбили мне глаз, исколотили меня до синяков — вы должны быть теперь довольны! Я уйду, но все-таки объясните мне…
— Чего тебе еще объяснять? — грубо спросил Билл.
— За что мне так досталось?
— За то, что ты чересчур прыткий. Ты разве не знал, что тайком залезать сюда нельзя?
— Знал! Но меня не это интересует. Почему вы не впустили меня?
— А ты почему не сделал так, как положено, если в самом деле хотел поступить на шахту?
— А как у вас положено? Я этого не знаю.
— То-то и оно! А мы не могли рисковать. Вид у тебя больно подозрительный.
— Кто ж, по-вашему, я такой? Чего вы испугались?
— Ты мне очки не втирай! — сказал сторож. — Меня этим не проймешь!
Хал прошел еще несколько шагов молча, размышляя, как бы ему все-таки пробраться на шахту.
— Я вижу, я вам показался подозрительным. Если хотите, скажу вам правду, — и так как сторож не мешал ему говорить, Хал продолжал — Я студент. Мне хотелось узнать немного жизнь, собственным трудом заработать себе на хлеб. Мне казалось, что будет забавно попасть сюда к вам.
— Ишь ты, это тебе не футбольная площадка! — сказал сторож. — Это шахта, здесь добывают уголь!
Хал почувствовал, что его рассказу верят.
— Скажите мне прямо: за кого вы меня приняли?
— Ладно, так и быть, скажу тебе, — ворчливо отозвался Билл. — Существуют всякие профсоюзные агитаторы, которые стараются организовать союз у нас на шахте. Мы должны следить, чтобы они сюда не пролезли. Хозяева шахты нанимают рабочих через агентства. Если бы ты пошел туда, они бы тебя проверили, и ты бы попал на работу в обычном порядке. А можно было еще пойти в контору в Педро и там получить пропуск. Но когда вдруг к воротам подходит парень, разодетый франтом и с профессорским говором, кто же его пропустит, а?
— Ясно, — сказал Хал. — Вы меня очень обяжете, если выдадите мне из моих денег что-нибудь на завтрак.
— Время завтрака уже прошло. Жди у моря погоды! — засмеялся Билл.
Придя в веселое настроение от своей шутки, он все-таки вынул из кармана четвертак и дал его Халу. Затем отпер замок и, ухмыляясь, выпустил юношу из ворот. Так Хал получил свое боевое крещение.
3
С трудом двигаясь, Хал Уорнер поплелся по дороге. Он добрался до горного ручейка, из которого можно было напиться, не боясь заболеть тифом. Там он пролежал весь день голодный. К вечеру разразилась гроза, и он попробовал укрыться под камнем, который — увы! — ни от чего не укрывал. Тоненькое одеяло Хала вымокло до нитки, и эта ночь оказалась для него почти такой же мучительной, как и предыдущая. Спать было невозможно, но думать он мог, и вот он лежал и думал о том, что с ним приключилось. Сторож сказал, что территория шахты — не футбольная площадка, но уж если судить по синякам на теле, так между ними большое сходство! Слава богу еще, что судьба не сделала его профсоюзным агитатором!
На рассвете Хал с трудом поднялся и снова пустился в путь, изнемогая от стужи и непривычного голода. К середине дня он добрался до электростанции у подножия каньона. Денег на обед у него не было, а протянуть руку: за подаянием он боялся. Но вот он заметил на дороге лавку; он вошел туда и спросил, почем у них чернослив. Оказалось — двадцать пять центов фунт.
«Горы здесь высокие, оттого и цены высокие», — оправдывались местные лавочники, не объясняя, однако, почему уровень цен у них выше, чем уровень местности. Над стойкой в этой лавке висело объявление: «Здесь покупают талоны с 10 %-ной скидкой». Хал слышал что-то о законе, запрещающем шахтовладельцам выплачивать заработную плату талонами. Но он воздержался от расспросов и, выйдя со своей почти невесомой покупкой, присел у дорожной обочины и быстро съел весь чернослив.
За электростанцией, у самого полотна железной дороги, стоял маленький домишко с садиком. Хал направился туда и нашел там старого калеку-сторожа.
— Нельзя ли будет переночевать на полу у вас в доме? — спросил он у хозяина и, видя, что старик уставился на его подбитый глаз, поспешил объяснить: — Я хотел наняться на шахту, но меня там приняли за профсоюзного организатора…
— Ну, а мне на кой здесь профсоюзный организатор? — сказал сторож.
— Но я вовсе не организатор! — взмолился Хал.
— А я почем знаю? А вдруг ты хозяйский шпион — тоже может быть!
— Я прошу только об одном: дайте мне поспать в сухом месте, — сказал Хал. — Вы же ничем не рискуете!
— Это еще неизвестно, — ответил старик. — Ладно, стели свое одеяло вон в том углу. Только не смей болтать со мной о профсоюзе.
Хал и не испытывал ни малейшего желания болтать. Он завернулся в одеяло и проспал всю ночь, как человек, которого не тревожит ни любовь, ни интерес к жизни. Утром старик дал ему кусок кукурузного хлеба и немного зеленого луку со своего огорода, и Халу показалось, что он за всю жизнь не пробовал ничего более вкусного. Прощаясь, Хал начал благодарить хозяина, но тот остановил его словами:
— Ладно, ладно, молодой человек… уж если хотите показать свою признательность, так лучше никому ничего не рассказывайте. Потому что, когда у человека седая голова и деревяшка вместо ноги, потерять работу — для него все равно, что в реку броситься.
Хал обещал молчать и пошел своей дорогой. Тело болело теперь уже меньше, и он шагал довольно легко. Вот уже вдали показались фермы скотоводов — Хал словно опять очутился в Америке!
4
После этого у Хала началась неделя приключений. Он стал бродягой, заправским бродягой, уже без заветной десятки на черный день, способной смягчить жестокую действительность. Хал осмотрел все свое земное достояние и подумал, что вряд ли кто-нибудь сочтет его сейчас щеголем. Тут он вспомнил, что его улыбка всегда обольщала дам. Так, может быть, эта улыбка сейчас тоже возымеет свое действие в сочетании с подбитым глазом? И так как другой возможности прокормиться у него не было, он решил проверить действенность своих чар на нескольких участливых с виду хозяюшках. Результат настолько превзошел все ожидания, что в душу Хала закралось сомнение, стоит ли вообще заниматься честным трудом. Вместо песни о Харригане теперь он тихонько напевал слова некогда подслушанной им песенки американских бродяг: «Кто станет работать, кто станет трудиться, когда добрых женщин полно на земле?..»
На следующий день Хал встретил двух джентльменов с большой дороги, которые, расположившись у железнодорожного полотна, жарили на костре бекон. Они оказали Халу приветливый прием, а услыхав про злоключения юноши, предложили ему вступить в их братство, посвятив в принципы, положенные в его основу.