Весь прошлый год Хал слушал в университете лекции по политической экономии, восхваляющие этакую замечательную штуковнну, именуемую Частной Собственностью. Частная Собственность развивает у людей инициативу и бережливость, заставляет крутиться колеса промышленности, щедро поддерживает университеты и другие храмы науки; действует строго по священному закону спроса и предложения; она — основа прогресса и процветания, которыми господь бог наградил Америку. А здесь вдруг Хал очутился лицом к лицу с действительностью, увидел на себе волчий взгляд Частной Собственности; почувствовал на своем лице гарь ее дыхания, увидел ее поблескивающие клыки и искривленные когти, обагренные кровью мужчин, детей и женщин. Частная Собственность на добычу угля! Частная Собственность на заколоченные стволы шахт без запасных выходов! Частная Собственность на недействующие вентиляторы и засохшие распылители! Частная Собственность на дубинки и пистолеты в руках наемных убийц и бывших каторжников, чтобы отпугивать волонтеров-спасателей и заставлять прятаться по домам терроризированных вдов и сирот! О, безмятежные, откормленные проповедники Частной Собственности, поющие в храмах науки дифирамбы этому кровавому дьяволу!
Мысли Хала вдруг прервались. Что-то родилось в нем новое, о существовании чего он и не подозревал. Когда он заговорил, на лице его появилось незнакомое выражение, а в голосе — та решимость, какая бывает у сильных людей.
— Я заставлю их открыть шахту!
Все поглядели на Хала. Общее нервное напряжение достигло уже предела, тем не менее каждый почувствовал необычную интонацию в его словах: «Я заставлю их открыть шахту!»
— Каким образом? — спросил Олсен.
— Америка не знает об этом. Если правда дойдет до народа, поднимется такой шум, что они уже не посмеют тянуть!
— Как же твоя правда дойдет до народа?
— Я напишу во все газеты. Скрывать такое они не смогут, как бы ни были они предубеждены против шахтеров!
— Неужели вы думаете, что газеты поверят рассказам какого-то подручного? — поинтересовалась миссис Дэйвид.
— Ничего, я найду способ, чтоб мне поверили! Я заставлю их открыть шахту!
34
Блуждая по поселку, Хал еще прежде заметил несколько зорко присматривающихся ко всему молодых людей с блокнотами. Он видел, что с этими молодыми людьми здесь обращаются, как с гостями Компании, начальство всегда дружески болтает с ними. Тем не менее он хотел верить, что среди них найдется хоть один, не потерявший совести, или по крайней мере такой, кто соблазнится возможностью вызвать газетную сенсацию. Итак, покинув собрание у миссис Дэйвид, Хал направился к шахте, высматривая репортеров, и, заметив одного, пошел за ним следом, — он заведет разговор там, где не грозит вмешательство какого-нибудь «стукача». Улучив момент, он шагнул к репортеру и вежливо попросил его завернуть в переулок, где не помешают их беседе.
Репортер последовал за ним, и Хал, скрывая волнение, чтобы не оттолкнуть собеседника, сказал, что он уже несколько месяцев работает в Северной Долине и может сообщить много интересных фактов об условиях жизни здесь. Например, слыхал ли представитель печати о сланцевых распылителях? Ведь можно предотвратить взрыв в сухой шахте, если обрызгивать стены сланцевой пылью. А знает ли репортер, что администрация нагло лжет, заявляя, что она пользуется распылителями?
— Нет, не знаю, — отвечал репортер. Он как будто заинтересовался и спросил у Хала его фамилию и специальность.
— Джо Смит, подручный, — отрекомендовался Хал, — недавно был избран контролером от рабочих у весов.
Репортер, сухощавый молодой человек с умным лицом, забросал его вопросами, и, надо сказать, — толковыми. Он упомянул, между прочим, что он местный корреспондент крупнейшего телеграфного агентства и его информация о катастрофе уже разослана во все уголки страны. «Вот удача», — подумал Хал и тут же рассказал мистеру Грээму про список, составленный группой рабочих. В нем поименно перечислены сто семь человек — взрослых и подростков, — замурованных в шахте. Этот список будет предоставлен в распоряжение мистера Грээма, если он пожелает. Тот еще больше заинтересовался и записал все в свой блокнот.
Но еще важнее то, продолжал Хал, что задерживают пуск вентилятора. Прошло уже три дня после взрыва, а еще никто не пробовал спуститься в шахту. Видел ли мистер Грээм сегодняшние беспорядки возле шахты? Известно ли ему, что одного шахтера выгнали из поселка только за то, что он обратился к помощнику главного горного инженера штата? Большинство местных людей уверено, сказал Хал, что Компания спасает свою собственность, расплачиваясь за это жизнью рабочих. А что это значит, он показал на примере нескольких семейств: старой, вечно хворающей миссис Рэфферти, матери восьмерых детей, миссис Замбони, у которой их одиннадцать, миссис Йоноч, чей муж и трое детей оказались в этой шахте. Видя интерес репортера, Хал уже не скрывал своих чувств: это же люди, не животные; они любят и страдают, хоть они бедны и унижены!
— Безусловно! — подтвердил мистер Грээм. — Вы совершенно правы и можете быть уверены, что я этим займусь.
I— Еще одно слово, — сказал Хал. — Если вы упомянете мое имя, меня выгонят с работы.
— Будьте спокойны, я вас не упомяну.
— Конечно, если иначе нельзя использовать материал, не назвав источника…
— Я сам источник, — улыбнулся репортер. — Ваше имя ничего не изменит.
Репортер говорил со спокойной уверенностью; казалось, он так хорошо понимает положение и так ясно сознает свой моральный долг, что сердце Хала затрепетало от радости. Словно сильный ветер ворвался из другого мира, разгоняя миазмы, нависшие над Северной Долиной. Да, этот репортер — он сам и есть другой мир! Он олицетворяет силу общественного мнения, которая даст себя почувствовать в том месте, где властвуют подлость и притеснение! Это голос правды, смелости и прямоты, великой системы гласности, не зависимой от тайных влияний, не запятнанной никакой продажностью!
— Весьма вам обязан, — сказал мистер Грээм, прощаясь, и Хал окончательно возликовал. Как это ему исключительно повезло, что он сразу наскочил на представителя такого важного органа печати! Весь промышленный мир, жизнь которого целиком и полностью зависит от угля, узнает об этих событиях. Люди на заводах, которые работают благодаря углю, пассажиры в поездах, колеса которых движутся благодаря углю, наконец-то все, все услышат про страдания тех, кто ради них трудится в недрах земли! Даже дамы, нежащиеся в шезлонгах под солнцем тропиков на палубах роскошных плавучих дворцов, — даже эти дамы благодаря магической силе современных телеграфных агентств должны будут услышать вопли труженников-шахтеров, их жен и детей! И весь огромный мир отзовется — закричит от ужаса и негодования, и это заставит пойти на уступки даже старика Харригана! Такие картины рисовал себе Хал, ибо он был молод и впервые вышел с открытым забралом на бой.
Он был так счастлив, что даже снова обрел способность думать о себе, и вспомнил, что еще ничего сегодня не ел. Было время обеда, и он отправился к Ремницкому. Но в середине лукулловского пира из двух блюд à la Ремняцкий всем его иллюзиям внезапно был положен конец.
Оторвавшись от тарелки, Хал увидел Джеффа Коттона, который вошел в столовую и шагал прямо к нему. Глаза начальника охраны были налиты кровью, и Хал, заметив это, инстинктивно поднялся с места.
— Идем! — скомандовал Коттон и, схватив его за рукав, вывел из комнаты, прежде чем кто-либо из присутствующих успел опомниться.
На сей раз Халу не было дано возможности щеголять перед начальником охраны своими светскими манерами. Пока они шли, Коттон сам излагал свое мнение о нем: щенок, предатель, сукин сын, — а когда Хал попробовал что-то спросить и сделал это вполне наивно, не понимая смысла происходящего, — начальник охраны прикрикнул! «Заткни пасть!» — и подкрепил свой приказ действием, крепко скрутив ворот его пиджака. В ту же минуту двое самых высоких верзил из охраны, поджидавшие за дверью столовой, схватили Хала под руки и поволокли по улице.
Они не остановились возле помещения охраны, а прошагали дальше до железнодорожной станции. На рельсах стоял поезд. Втроем они втащили Хала в вагон, и молодчики не выпустили его из рук, пока не пихнули на скамейку.
— Теперь, юноша, — сказал Коттон, — мы увидим, кто здесь хозяин!
К этому времени Хал уже обрел опять некоторую долю своего обычного самообладания.
— Как быть с билетом? — спросил он.
— Об этом я сам позабочусь, — сказал начальник охраны.
— А вещи свои я получу?
— Прибереги вопросы для своих профессоров! — грубо сказал Джефф Коттон.
Что ж, подождем! Через несколько минут прибежал какой-то человек, неся все нехитрое имущество Хала в узелке, перевязанном веревкой. Хал заметил, что это рослый, безобразный детина и что начальник охраны называет его Пит.
Раздался крик кондуктора: «Посадка окончена!»
Тут Джефф Коттон наклонился к Халу о угрожающе зашептал:
— И учти, парень, в Педро не задерживайся! Сматывайся оттуда, не то как бы с тобой чего не случилось темной ночью!
Сказав это, он вышел на площадку и соскочил на ходу с поезда. Но Хал заметил, что Пит Хейнан — специалист по кулачным расправам — остался в вагоне и сидит позади него.
Книга третьяОруженосцы Короля-Угля
1
Хал хотел поскорее попасть в Уэстерн Сити, чтобы посетить редакции газет. Но денег на поездку у него не было, и первое, что ему пришло в голову, — это найти Джона Эдстрома. Он сошел с поезда, и следом за ним двинулся Пит Хейнан. Расспрашивая местных жителей, Хал набрел на владельца похоронного бюро, недавно хоронившего жену Эдстрома; тот сообщил ему, что старый швед поселился неподалеку в одной рабочей семье.
Эдстром встретил Хала тревожными вопросами. Кто погиб? Что там происходит? Хал вкратце изложил события. Когда он упомянул, что нуждается в деньгах, Эдстром ответил, что у него есть небольшая сумма, которую он может ссудить Халу, но этого не хватит даже на билет до Уэстерн-Сити. А как же те двадцать пять долларов, которые Мэри послала заказным письмом? Старик ничего о них не знал, так как не заходил на почту.