— Ну же, Луна, возьми трубку, — пробормотал я, уворачиваясь от разгневанного таксиста и переходя улицу, пока свет был еще зеленым. Звонок перешел на голосовую почту, как и следующий, и последующие. К счастью, до ее офиса было всего несколько кварталов, и я добрался туда в рекордно быстро. По дороге я разозлил половину водителей в центре города, но мне было наплевать. Мне нужно было увидеть ее и убедиться, что с ней все в порядке.
— Ксавьер! — Джиллиан привстала, ее глаза расширились, когда я ворвался как сумасшедший. — Что…
— Она на собрании?
— Нет, но она сидит на интервью в журнале с Ашером Донованом. Молча наблюдает…
Когда она закончила фразу, я уже ушел.
Когда я вошел в ее кабинет, Слоан сидела за своим столом. Блузка и юбка-карандаш, волосы собраны в идеальный пучок, но я знал ее достаточно хорошо, чтобы уловить мельчайшие признаки напряжения: прямая осанка, едва заметное сжатие челюстей, ритмичное постукивание ручки о стол.
Она подняла глаза от компьютера при звуке открывающейся и закрывающейся двери. Должно быть, она прочитала невысказанный вопрос на моем лице, потому что она что-то нажала на своем компьютере, и ответ Ашера о его тренировках затих.
— Я видела, — сказала она. Ее скулы и кончик носа окрасились румянцем. — Сегодня утром мне позвонила Рея. Они ее уволили.
— Черт. — Зазубренные камни вины множились, утяжеляя мой живот и ноги, когда я пересекал комнату. — Мне чертовски жаль, Луна. Я не должен был приводить их в центр. Я не думал…
— Не извиняйся. У тебя были благие намерения, и ты сделал все возможное, чтобы свести к минимуму наши шансы быть пойманными. — Слоан одарила меня слабой улыбкой. — Это был идеальный день, Ксавьер. Я никогда не пожалею, что мне удалось увидеть Пен, и она была очень счастливой впервые за очень долгий промежуток времени. И все благодаря тебе. Не твоя вина, что Джордж и Кэролайн предпочитают свою мелочность, а не благополучие собственной дочери. — При упоминании отца и мачехи она крепче сжала ручку. — Это их вина. Не твоя.
Ее слова успокоения ослабили мое чувство вины совсем немного. Остальное ощущение продолжало гнить, как гнездо гадюк, их змеиные спирали скользили по моему нутру и сжимались все сильнее с каждым «что, если» и «не следовало».
Еще один случай, когда я облажался.
Но я могу заняться самобичеванием позже. Я был здесь, чтобы проведать Слоан, а не предаваться жалости к себе.
— Как Пен? — спросил я. — Ты знаешь?
Слоан покачала головой.
— Они выгнали Рею до того, как она проснулась. Она даже не успела попрощаться. Рея заботилась о ней с самого рождения, и я не могу представить… — Ее голос дрогнул. — В любом случае, когда Реи нет, у меня нет никакой информации о том, что происходит. Они могли уже отправить ее к дальнему кузену в Европу. Я бы не стала их недооценивать.
Она держала мужественный вид, но я видел, что под ее манерами скрываются трещины. Она ломалась, и меня чертовски убивало осознание того, что я стал причиной этого, пусть и косвенной.
Слоан могла не винить меня, но это не мешало мне винить себя.
Однако кое-что из сказанного ею натолкнуло меня на мысль. Поскольку Реи больше нет, у меня нет никакой информации о происходящем. У Слоан не было информации, но я знал кое-кого, кто мог ее получить. За правильную цену они могли достать что угодно.
Пока что я держал этот план при себе. Я не хотел обнадеживать ее, не проконсультировавшись сначала со своим связным.
Я заварил эту кашу. Теперь мне предстояло все исправить.
— Мы разберемся с этим. Обещаю. — Мне удалось криво улыбнуться. — Между нами, мы можем придумать что угодно. Мы же гении.
Слоан издала полувсхлип, полусмех.
Ее глаза были сухими, но когда я раскрыл объятия, она обошла стол и без протеста зарылась лицом в мою грудь. Ее плечи затряслись, и я поцеловал ее в макушку, желая, чтобы у меня хватило сил забрать ее боль, даже если для этого придется взять ее на себя.
Мы не разговаривали. Она не пролила ни одной слезинки. Но я все равно держал ее в объятиях.
Некоторые люди после потрясений уходят в себя. Другие впадают в ярость.
Я? Я планировала.
У меня была неделя, чтобы проглотить свой шок, гнев, ужас и тысячу других эмоций, которые взорвались после сообщения Перри. Я могла бы зациклиться на несправедливом увольнении Реи или довести себя до состояния паники из-за того, что буду полностью отрезана от Пен, но это не принесло бы никому пользы. Вместо этого я занялась тем, что у меня получалось лучше всего: я придумала, как разрешить кризис.
Началось все с уничтожения Перри.
Я уже посадила семена для своей мести, пришло время собирать урожай.
Я постучала ручкой по колену и уставилась в ноутбук. Была среда перед Днем благодарения, и я снова работала дома. Я уже заполнила пять страниц заметок об операции ПУ (операция «Перри Уилсон»).
Сила Перри заключалась в двух вещах: информации и платформе для ее распространения. За годы работы маленький проныра обзавелся сетью шпионов от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса, которые снабжали его сочными сведениями о богатых, знаменитых и плохо себя ведущих. Некоторые из них были правдой, многие — приукрашены.
Полностью отсечь его источники было невозможно, потому что утечкой мог стать кто угодно. Горничные в отеле, садовники, шоферы, случайные прохожие на улице… не было никаких ограничений для тех, кто мог прислать анонимную наводку.
Поскольку я не могу устранить его источники, мне придется устранить причину, по которой люди хотели присылать наводки именно ему. Он не платил им, но те, кто хотел разоблачить знаменитость, отомстить кому-то, кто, по их мнению, обидел их, или просто получить удовольствие от того, что их наводку использовали, обращались к самой крупной рыбе в пруду. Люди знали, что у Перри есть средства, чтобы донести их наводки до огромной аудитории, что подводит меня ко второму столпу его власти: его платформам, а именно блогу и социальным сетям.
Они были конкретными. Осязаемыми. А значит, их можно было убрать.
Я не могла сделать это в одиночку. Мне нужна была армия, и, к счастью, я точно знала, где ее найти.
На моем зашифрованном сервере появилось новое сообщение. Мое сердце заколотилось, когда я читала и перечитывала его.
Подтверждаю.
Впервые с тех пор, как я увидела запись в блоге Перри, я улыбнулась.
Я знала, что Ксавьер винит себя в случившемся, но это была не его вина. Я не обижалась на него за то, что он организовал один из лучших моих дней за последнее время, но запись в блоге разожгла мой огонь, когда дело дошло до Перри, мать его, Уилсона.
Рядом со мной в аквариуме неторопливо плавала Рыбка. Большинство людей предпочитали ласковых питомцев вроде кошек и собак, но мне нравилось рыба. Наши роли были четкими, и наши миры никогда не пересекались. Она оставался в своем доме, я — в своем.
Но все равно было приятно иметь живое существо, с которым можно поговорить, когда я дома, даже если оно не может ответить.
— Ему конец, — сказала я забывчивой золотой рыбке. — Я не успокоюсь, пока карьера этого человека не сведется к написанию текстов для кошачьего корма Fast and Furriness.
Рыбка секунду смотрела на меня, а потом уплыла, равнодушна к моим интригам.
У меня зазвонил телефон, и я настолько отвлеклась на видения Перри, рыдающего над миской с влажным кошачьим кормом, что не проверила номер абонента, прежде чем ответить.
— Алло?
— Слоан.
От знакомого голоса у меня по спине пробежал холодок. Образы Перри с его неудачной прической и фирменным розовым галстуком-бабочкой исчезли, сменившись копной каштановых волос и голубыми глазами.
Я выпрямилась, моя рука сжалась вокруг телефона так сильно, что образовалась небольшая трещина.
— Не вешай трубку, — сказал Бентли. — Я знаю, что я последний, кого ты хочешь сейчас услышать, но нам нужно поговорить.
ГЛАВА 30
Мне следовало бы послать Бентли к черту, но любопытство взяло верх.
В то воскресенье, через четыре дня после его звонка, я вышла из такси и зашла в неприметный бар в отдаленном районе города. Было уже полдесятого, и бар был пуст благодаря раннему часу и праздничному выходному.
Мы с Ксавьером провели тихий, но уютный День благодарения у него дома. Я нервничала из-за совместного празднования — со времен Бентли я не проводила праздники ни с одним мужчиной, — но, к счастью, Ксавьер не стал делать из этого большую проблему. Мы ели, пили, смотрели фильмы и занимались сексом. Один раз он уговорил меня сыграть в покер на раздевание, в результате чего мы оказались голыми на полу примерно через две с половиной минуты (и карты тут ни при чем). В общем, это было именно то, что мне было нужно.
Единственным препятствием стала моя встреча с Бентли. Я не сказала об этом Ксавьеру, потому что мне нечего было рассказывать, пока я не выяснила, чего хочет мой бывший.
И вот я здесь, в морозное воскресенье, посреди бара, который выглядит так, будто в нем не убирали со времен правления Рейгана, чтобы встретиться с человеком, который изменил мне и разбил мое сердце.
Я идиотка.
Бентли уже ждал меня за угловым столиком, его голубое поло и чисто выбритое лицо составляли поразительный контраст с гранжевым декором.
Увидев меня, он поднялся.
— Спасибо, что пришла. Я ценю это.
— Ближе к делу. — Я села в кресло напротив, не снимая пальто. Я не собиралась задерживаться. — Я занята.
Бентли нахмурился, когда снова сел за стол. Сын крупного финансиста, он обладал внешним видом, присущим всем американцам, как у модели Ralph Lauren, и высокомерием человека, который всю жизнь был богат, популярен и хорошо выглядел. Он не привык, чтобы к нему относились как к неудобству, и это было чертовски плохо, потому что так оно и было.
— Это Джорджия. — К его чести, Бентли удивительно быстро оправился от моего оскорбления. — У нее… трудности с беременностью.