пов. Вдоль насыпи разрывались снаряды, забрызгивая колонну грязной холодной жижей. Трент вдруг испугался. Он испугался неизвестности, которая поджидала его, потрескивая и вспыхивая во мраке. От грохота пушки его затошнило. Он видел, как туман засветился тусклым оранжевым светом, услышал, как землю сотряс гром. Он был уверен, что это близко. Тут полковник крикнул «Вперед!» и первый батальон бросился в атаку. Трент почувствовал дыхание смерти, задрожал, но побежал вперед. Страшный взрыв привел его в ужас. Где-то в тумане раздались радостные крики, лошадь полковника, обливаясь кровью, нырнула в дым.
Еще один взрыв, удар прямо в лицо почти оглушил его, и он споткнулся. Почти все солдаты справа были убиты. Голова шла кругом. Туман пополам с гарью одурманили его. Он протянул руку за опорой и что-то поймал. Это было колесо от орудийного лафета, из-за которого вдруг выскочил человек, нацелив ружье в голову Трента, но отшатнулся, пронзенный штыком в шею, и Трент понял, что убил. Машинально он наклонился, чтобы поднять винтовку. Штык все еще был воткнут в человека, и тот лежал, колотя окровавленными руками по траве. Трента затошнило, и он оперся об орудие. Вокруг него шел бой, воздух пропитался потом и дымом. Кто-то хватал его сзади и спереди, кто-то оттаскивал нападавших и наносил им удары. Тонк-тонк-тонк! Металлический скрежет штыков приводил его в исступление, он бил вслепую, как попало, пока приклад винтовки не разлетелся на куски. Какой-то человек обхватил его за шею и повалил на землю, но Трент задушил его и поднялся на колени. Он видел, как товарищ схватился за пушку и упал на нее с проломленным черепом. Видел, как полковник вывалился из седла в грязь. Потом сознание покинуло его.
Он пришел в себя на насыпи среди покореженных рельсов. Со всех сторон толпились люди. Они орали, ругались, исчезали в тумане, и он, шатаясь, поднялся на ноги и последовал за ними. Один раз он остановился, чтобы помочь молчаливому товарищу с перевязанной челюстью. Тот некоторое время цеплялся за руку, а потом упал замертво лицом в ледяную жижу. Трент поднял другого солдата, и тот застонал:
– Трент, это я, Филипп, – но очередной залп освободил его от земных забот. С высот пронесся пронизывающий ветер, подхватывая клубы тумана. На мгновение солнце со злобной ухмылкой выглянуло из-за голых Венсенских лесов и, слипшись с землей в пушечном дыму, присосалось к залитой кровью равнине.
Когда с колокольни Сен-Сюльпис пробило полночь, в воротах Парижа все еще теснились ошметки того, что еще недавно было армией. Они втекали в город вместе с ночью – угрюмая орда, забрызганная грязью с головы до ног, ослабевшая от голода и усталости. Сначала беспорядка почти не было, и толпа у ворот тихо расступалась перед солдатами, шагающими по скользким улицам. Но часы шли, суматоха росла. Эскадрон за эскадроном протискивался в город, батарея за батареей, падали лошади, тряслись кессоны моста, остатки армии лились сквозь ворота, кавалеристы боролись за право войти с артиллерией. Вплотную к ним прижималась пехота. Вот останки полка, марширующего в отчаянной попытке придать порядок отступлению, вот разрозненная толпа грязных оборванцев, пробивающихся на улицы Парижа, вот неразбериха из всадников, пушек, солдат без знаков различия, офицеров без подчиненных, вереница карет скорой помощи, их колеса стонут под тяжестью груза.
Онемевшая от горя толпа наблюдала молча. Ведь день прибывали кареты скорой помощи, весь день оборванная толпа дрожала у ограждений. К полудню она увеличилась в десять раз, заполнились площади вокруг ворот и внутренние укрепления.
В четыре часа пополудни немецкие батареи внезапно окутались дымом, и на Монпарнас полетели снаряды. В двадцать минут пятого два из них попали в дом на улице Де Бак, а через минуту первый снаряд лег в районе Латинского квартала.
Брейт рисовал в постели, когда явился сильно напуганный Уэст.
– Тебе нужно спуститься вниз. Наш дом лишился одного угла, и я боюсь, что скоро к нам явятся мародеры.
Брейт спрыгнул с кровати и закутался в лохмотья, которые когда-то были его пальто.
– Кто-нибудь пострадал? – осведомился он, борясь с ветхой прокладкой в рукаве.
– Нет. Колетт забаррикадировалась в подвале, а консьержка убежала на укрепления. Если бомбардировка продолжится, мародерства не миновать. Ты можешь нам помочь…
– Конечно, – сказал Брейт.
Когда они дошли до улицы Серпантин и свернули в коридор, ведущий в подвал, Уэст воскликнул:
– Ты сегодня не видел Джека Трента?
– Нет, – встревоженно ответил Брейт, – в штабе скорой помощи его не было.
– Полагаю, он остался, чтобы позаботиться о Сильвии.
Бомба пробила крышу дома в конце переулка и взорвалась в подвале, осыпав улицу обломками кирпичей и штукатурки. Вторая ударила в трубу и упала в сад, обрушив новую лавину кирпича. Еще одна взорвалась с оглушительным грохотом на соседней улице. Они спешили по коридору к лестнице в подвал. Тут Брейт снова остановился.
– Может, мне сбегать посмотреть, как там Джек и Сильвия? Я вернусь до темноты.
– Нет, ступай к Колетт, я сам к ним схожу.
– Да брось, давай я схожу, никакой опасности нет.
– Я знаю, – спокойно ответил Уэст и, увлекая Брейта в переулок, указал на ступеньки в подвал. Железная дверь была заперта на засов.
– Колетт! Колетт! – позвал он.
Дверь распахнулась, и девушка выскочила к ним навстречу. В эту секунду Брейт, оглянувшись, испуганно вскрикнул, втолкнул обоих друзей в подвал, вбежал следом за ними и захлопнул железную дверь. Тяжелый удар снаружи сотряс петли.
– Они здесь, – пробормотал Уэст, сильно побледнев.
– Эта дверь будет стоять вечно, – спокойно заметила Колетт.
Брейт посмотрел, как железный засов дрожит от ударов, сыплющихся снаружи. Уэст с тревогой взглянул на Колетт, которая не выказывала ни малейшего волнения, и это его успокоило.
– Не думаю, что они тут надолго задержатся, – сказал Брейт. – Они роются в подвалах в поисках спиртного.
– Если только не прознали, что тут спрятаны ценности.
– Но ведь тут ничего такого нет? – с беспокойством спросил Брейт.
– К сожалению, есть, – проворчал Уэст. – Этот мой скупердяй хозяин…
Грохот и крики снаружи заставили его прерваться. Удар за ударом сотрясали двери, пока не раздался скрежет металла и треугольный кусок железа не провалился внутрь. Сквозь отверстие пробился луч света. Уэст мгновенно пригнулся и, просунув в туда револьвер, разрядил все патроны. Переулок заполнился звуками выстрелов, затем на какое-то время наступила полная тишина. Ее прервал новый удар в дверь, потом еще и еще. Зигзагом пошла трещина в железной пластине.
– Эй, давайте за мной, – Уэст схватил Колетту за руку. – Брейт!
Он рванулся к круглому пятну света в дальнем конце подвала, исходившем от зарешеченного люка в потолке. Уэст хлопнул себя по плечу и пригнулся, предлагая Брейту влезть на него.
– Скорее, столкни его!
Без особых усилий Брейт поднял решетку люка, выбрался наружу и легко снял Коллет с плеч Уэста.
– Быстрее, старина, – крикнул тот.
Брейт обхватил ногами железный прут забора и свесился в люк. Подвал заливал желтый свет, воздух пропитался зловонием чадящих факелов. Железная дверь еще держалась, но металлическая пластина погнулась, и сквозь нее втискивалась темная фигура с факелом в руках.
– Быстрее! Подпрыгни! – прошептал Брейт.
Уэст повис воздухе, схватившись за руки Брейта, Коллет помогала тащить его наружу за шиворот. Потом у нее сдали нервы, и началась истерика. Уэст обнял ее и повел по саду на соседнюю улицу, а Брейт тем временем ставил на место решетку и навалил сверху несколько каменных обломков.
Было уже почти темно, когда он присоединился к ним. Они торопливо пошли по улице, освещенной только горящими зданиями и вспышками снарядов, обходя пожары по широкой дуге. Издалека среди обломков мелькали фигуры мародеров. Тут какая-то пьяная баба заплетающимся языком изрыгала проклятья миру, там чумазая рожа и грязные руки какого-нибудь плебея выдавали, чем он только что промышлял. Наконец они добрались до Сены и прошли через мост. Брейт сказал:
– Я беспокоюсь о Джеке и Сильвии.
Он подвинулся, уступая дорогу толпе, которая катилась по мосту и дальше по набережной вдоль казарм д’Орсе. Мимо размеренной поступью двигался взвод. Впереди качался факел. Вереница штыков. Еще один факел осветил помертвелое лицо осужденного на казнь, и Колетт только ахнула: «Это Хартман!», – как он исчез за плечами конвоиров.
Затаив дыхание, они всматривались по ту сторону набережной. Там слышался топот ног. Ворота казармы захлопнулись. На мгновение факел осветил заднюю дверь. Толпа прижалась к решетке. С укреплений раздался грохот залпа.
На набережной один за другим вспыхивали факелы, и вся площадь пришла в движение. Вниз от Елисейских полей через Площадь Согласия стягивалиськлочья полков – там целая рота, тут беспорядочная толпа. Они сливались туда со всех улиц, женщины и дети бежали следом за ними. Ледяным ветром мимо Триумфальной арки и темной аллеи пронесся стон:
– Мы проиграли! Проиграли!
Мимо двигался потрепанный конец батальона, похожий на призрак поражения. Уэст застонал. Вдруг из темных рядов выскочила фигура и позвала его по имени. Увидев, что это Трент, Уэст закричал. Трент схватил его, побелев от ужаса:
– Сильвия?
Уэст не мог произнести ни слова, ответила Колетт:
– Сильвия! Они обстреливают квартал!
– Трент! – крикнул Брейт, но того уже не было, и догнать его было невозможно.
Обстрел прекратился, когда Трент пересек бульвар Сен-Жермен. Вход на Рю-де-Сен был перекрыт грудой дымящегося кирпича. Повсюду снаряды пробили глубокие воронки в тротуарах. Кафе превратилось в кучу камней и стекла, книжный магазин разбомбило от крыши до подвала, а маленькая пекарня, в которой давно уже ничего не пекли, теперь представляла собой груду кирпича и жести.
Он перелез через дымящиеся развалины и поспешил к рю-Турнон. Пожар на углу освещал улицу, а на стене банка, под разбитым газовым фонарем, сидел мальчишка и писал кусочком угля: