— Джек?
— Дорогая?
— Не забудь почистить палитру.
— Хорошо, — отозвался он и, взяв палитру, уселся на полу перед печью. Его голова и плечи были в тени, но свет от огня падал на колени и мерцал красным на лезвии рабочего ножа. Стоявшая рядом коробка с красками хорошо освещалась. На крышке было выгравировано:
ДЖ. ТРЕНТ
ШКОЛА ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ
1870
Два флага — американский и французский — украшали надпись.
Снег бил в окна, покрывая их звёздами и бриллиантами, а потом, растаяв от тёплого воздуха внутри помещения, стекал и кристаллизировался в узоры, напоминавшими листья папоротника.
Заскулила собака, и у печки послышалось клацанье маленьких коготков по цинковой пластине.
— Джек, милый, как ты думаешь, Геркулес проголодался?
Клацанье возле печи усилилось.
Она взволнованно продолжала:
— Он скулит, и если не от голода, то потому, что...
Она запнулась. Воздух наполнился громким гудением, окна задрожали.
— Ох, Джек, — воскликнула она. — Ещё один... — но её голос потонул в визге снаряда, разрывающего облака где-то высоко в небе.
— Этот пока ближе всех, — пробормотала она, на что он бодро ответил:
— Да нет, он, скорее всего, упал на Монмартр.
И, поскольку она не отвечала, добавил с преувеличенной беззаботностью:
— Они не станут утруждать себя обстрелом Латинского квартала; в любом случае, у них даже нет такого мощного арсенала.
Немного погодя девушка оживлённо заговорила:
— Джек, милый, когда же ты покажешь мне статуи мсье Уэста?
— Могу поспорить, что сегодня здесь была Колетт, — Трент бросил палитру и стал у окна возле девушки.
— С чего ты взял? — спросила она, широко распахнув глаза. — В самом деле, какая нелепость! Мужчины такие зануды — считают, что им всё известно. И предупреждаю — если мсье Уэст настолько тщеславен, что полагает, будто Колетт...
С севера прилетел ещё один свистящий снаряд, и пронёсся над ними с затяжным дрожащим воплем, от которого запели стёкла.
Трент выдавил:
— А этот упал слишком близко.
Некоторое время они молчали, а потом Он снова весело заговорил:
— Давай, Сильвия, ругай несчастного Уэста.
Но она лишь вздохнула:
— Ох, любимый, я никогда не привыкну к взрывам.
Он присел рядом с ней на подлокотник.
Со звоном упали ножницы; она швырнула одеяльце вслед за ними, обвила Трента руками за шею и усадила его себе на колени.
— Не выходи вечером, Джек.
Он поцеловал обращённое к нему лицо.
— Ты же знаешь, я должен идти. Не надо усложнять, мне и так нелегко.
— Но когда я слышу снаряды и знаю, что ты там, на улицах города...
— Но они все падают на Монмартр.
— Снаряды могут попасть и в Школу изящных искусств, ты сам говорил, что два угодили в Ке д’Орсе... 99
— По чистой случайности...
— Сжалься надо мной, Джек! Возьми меня с собой!
— А кто приготовит ужин?
Она вскочила и бросилась на кровать.
— Ох, я не могу привыкнуть. И знаю, что ты должен идти, но молю — не опаздывай к ужину. Если бы ты знал, как я переживаю! Я... я ничего не могу поделать, будь терпеливее со мной, милый.
— Там не опасней, чем у нас дома, — ответил он.
Сильвия наблюдала, как Трент заправлял для неё спиртовую лампу, а когда он зажёг огонь и, взяв шляпу, собрался уходить, она вскочила и молча прижалась к нему. Спустя несколько мгновений он произнёс:
— Перестань, Сильвия, ты же знаешь, что моя смелость зиждется на твоей. Ну же, мне пора!
Она не шелохнулась, и он повторил:
— Я должен идти.
Она сделала шаг назад. Он подумал было, что девушка собирается что-то сказать, и ждал, но она просто смотрела на него, тогда он нетерпеливо поцеловал её со словами:
— Не волнуйся, дорогая.
Когда по дороге на улицу он оказался на последнем лестничном пролёте, из квартиры домоправителя, прихрамывая, вышла женщина и закричала, размахивая письмом:
— Мсье Джек! Мсье Джек! Это от мсье Фаллоуби!
Он взял письмо и, стоя в дверях квартиры, начал читать:
«Дорогой Джек!
По-моему, у Брейта не осталось ни гроша за душой, и, уверен, что у Фаллоуби тоже. Брейт утверждает обратное, хотя Фаллоуби ничего не отрицает — в общем, можешь сам делать выводы. У меня есть план, как организовать обед, и если он сработает, то я приглашу и вас, друзья.
Искренне твой, Уэст.
P.S. Хвала Небесам, Фаллоуби припугнул Хартмана и его шайку! Что-то тут не так... а, может, он всего лишь скряга.
P.P.S. Я никогда не был так влюблён, но уверен, что ей нет до меня дела».
— Хорошо, — улыбаясь, сказал Трент консьержке. — А скажите, как там Папаша Коттар?
Старушка покачала головой и указала на полог над кроватью в глубине квартиры.
— Папаша Коттар, — весело спросил он. — Как сегодня ваша рана?
Он подошёл к кровати и отодвинул занавеску. На смятых простынях лежал старик.
— Лучше? — улыбнулся Трент.
— Лучше, — устало повторил мужчина. И, немного погодя, добавил, — Какие новости, мсье Джек?
— Я сегодня ещё не выходил. Но перескажу вам все свежие сплетни... Хотя, Бог свидетель, у меня их и так предостаточно, — закончил он уже про себя, а вслух добавил:
— Держитесь, вы выглядите лучше.
— A sortie? 100
— Sortie должно произойти на этой неделе. Генерал Тошу вчера вечером отдал приказ.
— Ужасно.
«Отвратительно», — подумал Трент, когда вышел на свежий воздух и свернул на улицу Сен. — «Резня и бойня, тьфу! Хорошо, что я не пойду».
Улица была почти безлюдной. Какие-то женщины, укутанные в рваные военные плащи, плелись по обледенелой мостовой, а бедно одетый уличный мальчишка застыл над канализационным люком на углу бульвара. Его лохмотья удерживала только верёвка на поясе, с которой свисала крыса, тёплая и кровоточащая.
— Там ещё одна, — крикнул он Тренту. — Я её ударил, но она убежала.
Трент перешёл улицу и спросил:
— Почём?
— Два франка за четвертушку той, что пожирнее. Столько просят на рынке Сен-Жермен.
Он зашёлся в приступе кашля, а потом утёр лицо ладонью и хитро взглянул на Трента.
— На прошлой неделе можно было купить крысу за шесть франков, но... — тут мальчишка грязно выругался, — грызуны ушли с улицы Сен, и теперь их отлавливают возле новой больницы. Я отдам тебе эту зверюгу за семь, а на острове Сен-Луи и десятку бы выручил.
— Лжёшь! — ответил Трент. — И послушай вот что: если ты попытаешься надуть кого-то в квартале, люди быстро разделаются с тобой и твоими крысами.
Мальчишка притворился, будто хнычет. Трент с минуту понаблюдал за ним, а потом засмеялся и бросил ему франк. Ребёнок поймал его, засунул в рот и поспешил обратно к люку. Там он на миг присел на корточки — неподвижный и настороженный, взгляд прикован к канализационной решётке — а затем подался вперёд и швырнул камнем в сточную канаву. Трент оставил его добивать свирепую крысу, которая пищала и корчилась у отверстия люка.
— Только бы Брейт до такого не додумался, — подумал он. — Бедный малый.
В спешке он свернул в грязный переулок Бозар и вошёл в третий дом слева.
— Мсье дома, — дрожащим голосом прошептала консьержка.
Дома? Абсолютно пустой чердак — за исключением кровати в углу да железного таза с кувшином на полу.
В дверях появился Уэст, таинственно подмигнул и жестом пригласил Трента войти. Чтобы не замёрзнуть, Брейт рисовал прямо в кровати. Он поднял глаза, засмеялся и пожал руку новоприбывшему.
— Есть новости?
За риторическим вопросом последовал привычный ответ:
— Ничего, одни бомбёжки.
Трент присел на кровать.
— Где вы это раздобыли? — спросил он, указывая на недоеденную курицу, гнездившуюся в тазике.
Уэст усмехнулся.
— Вы что — миллионеры? Рассказывайте.
Брейт заговорил с несколько виноватым видом:
— Этот подвиг принадлежит Уэсту...
Но Уэст его прервал, пояснив, что хочет рассказать эту историю сам.
— Видишь ли, ещё до осады у меня было рекомендательное письмо к одному типу — толстому банкиру, американцу немецкого происхождения. Думаю, ты понимаешь, о какой разновидности пойдёт речь. Ну, я, понятное дело, забыл о письме, но этим утром, расценив его как благоприятную возможность, зашёл к джентльмену в гости.
Этот негодяй живёт в роскоши — огонь в камине, мальчик мой! Огонь в прихожей! Лакей, в конце концов, согласился передать письмо и визитную карточку, оставив меня ожидать в передней. Мне это не понравилось, поэтому я прошёл в первую попавшуюся комнату и чуть не потерял сознание при виде банкета на столе у камина. Тут с наглым видом входит лакей. Нет-нет-нет, хозяина нет дома, да и вообще, он слишком занят, чтобы разбираться с рекомендательными письмами — осада, проблемы в делах...
Тогда я пинаю лакея, хватаю со стола эту курицу, бросаю на пустой поднос свою визитку и, глядя на лакея как на прусскую свинью, марширую к выходу с видом героя войны.
Трент покачал головой.
— Забыл сказать, что Хартман там часто обедает, так что я сделал для себя некоторые выводы, — продолжал Уэст. — Теперь, о курице: половина — для Брейта и меня, половина — для Колетт, но ты, конечно, поможешь мне с моей долей, потому что я не голоден.
— Я тоже, — начал было Брейт, но Трент с улыбкой посмотрел на истощённые лица, покачал головой и сказал:
— Глупости! Вы же знаете — я никогда не голоден.
Уэст заколебался, покраснел, отрезал долю Брейта, но сам есть не стал. Он пожелал друзьям спокойной ночи и поспешил к дому 470 по улице Серпант, где жила хорошенькая девушка по имени Колетт, осиротевшая после битвы при Седане. Одному Богу было известно, откуда брался румянец на её щеках, ведь осада не щадила бедных.
— Она будет рада курице на ужин, но я искренне верю, что она любит Уэста, — сказал Трент, подойдя к кровати. — Послушай, старина, давай без обиняков — сколько у тебя осталось?