Электрические огни мигали среди деревьев, а в небе над Залой Упокоения сиял молодой месяц. Это было утомительное ожидание на площади, я бродил от Арки до артиллерийских конюшен и обратно к лотосу чаши фонтана. Цветы и трава источали аромат, беспокоивший меня. Струя фонтана играла в свете луны и мелодичные всплески падающих капель напоминали мне звяканье кольчуги в мастерской Хоуберка. Но этот звук не был столь завораживающим, а безжизненные переливы лунного света на воде не доставляли такого же ощущения утончённого удовольствия, что скользящий по полированной стали лат солнечный свет. Я наблюдал за летучими мышами, метавшимися и кружившими над водными растениями в чаше фонтана, но их быстрые порывистые движения лишь усиливали моё беспокойство, и я отошёл и стал снова бесцельно бродить туда-сюда среди деревьев.
Артиллерийские конюшни были погружены во мрак, но в кавалерийских бараках окна офицерских комнат были ярко освещены, а двор был полон солдат, носящих солому, упряжь и ящики оловянной посуды.
Пока я прохаживался по заасфальтированной аллее, у ворот дважды сменялась конная стража. Я взглянул на часы. Время почти настало. Огни в бараках один за другим начали гаснуть, решётчатые ворота закрылись, и через каждые минуту или две в калитку входил офицер, оставлявший дребезжание амуниции и бряцание шпор висеть в ночном воздухе. На площади было очень тихо. Последний бездомный бездельник был изгнан парковым служащим в сером мундире, проезжая часть улицы Вустер опустела, и единственными звуками, нарушающими безмолвие, были цоканье копыт лошади караульного и звон его сабли о луку седла. Окна офицерских комнат в бараках всё ещё были освещены и военнослужащие сновали туда и обратно за окнами эркера. На новой башне церкви Святого Франциска Ксаверия часы отбили полночь, и с последним печальным ударом колокола одинокая фигура прошла к калитке в решётке, ответив на приветствие караульного, и, перейдя улицу, вышла на площадь, направляясь в дому Бенедикт.
— Луис, — окликнул я.
Человек повернулся кругом на каблуках и подошёл ко мне.
— Это ты, Хилдред?
— Да, ты вовремя.
Я пожал ему руку, и мы пошли в сторону Залы Упокоения.
Он продолжал болтать о своей свадьбе и достоинствах Констанс, об их планах на будущее, привлекая моё внимание к капитанским нашивкам, тройному золотому узору на рукаве и фуражке. Полагаю, я больше прислушивался к музыке его шпор и сабли, чем к этому детскому лепету, пока, наконец, мы не остановились под вязами на углу Пятой Улицы, напротив Залы Упокоения. Тогда он рассмеялся и спросил, зачем я хотел видеть его. Я предложил ему сесть на скамейке под фонарём и устроился рядом. Луис смотрел на меня с любопытством, тем же испытующим взглядом, который я так ненавидел и боялся, замечая его у врачей. Я почувствовал вызов в его взгляде, хотя он этого не понял, а я тщательно скрывал свои чувства.
— Что же, приятель, — спросил он, — что я могу сделать для тебя?
Я вытащил из кармана рукопись и записки об Имперской Династии Америки и сказал, глядя ему в глаза:
— Сейчас я объясню. Дай мне слово солдата, что прочтёшь эти бумаги от начала до конца, не задавая мне вопросов. Обещай прочитать так же эти заметки, а затем выслушать то, что я скажу после.
— Обещаю, если ты этого хочешь, — учтиво ответил он. — Давай бумаги, Хилдред.
Он стал читать, озадаченно подняв брови самым причудливым образом, заставляя меня трястись от сдерживаемого гнева. К концу его брови совершенно сдвинулись, и он одними губами беззвучно произнёс «нелепица».
Ему понемногу становилось скучно, но помня данное мне обещание, он изображал интерес, который, впрочем, вскоре стал непритворным. Наткнувшись на плотно исписанной странице на собственное имя, Луис встрепенулся, а найдя и моё, он на мгновение опустил бумаги и бросил на меня пронзительный взгляд. Но сдержал слово, ничего не сказал и продолжил чтение, а я позволил его вопросу так и остаться непроизнесенным. Дойдя до конца и подписи мистера Уайльда, Луис аккуратно сложил бумаги и вернул их мне. Я передал ему заметки, и он снова уселся, сдвинув фуражку на затылок всё тем же мальчишеским жестом, который я помнил ещё со школы. Я наблюдал за выражением его лица, пока Луис читал, а когда он закончил, убрал рукопись и заметки обратно в карман. Затем развернул свиток с Жёлтым Знаком. Луис взглянул на него, но, казалось, не узнал, и я ещё раз, несколько настойчивее, указал ему на изображение.
— Да, я вижу, — сказал он. — Что это?
— Это Жёлтый Знак, — ответил я зло.
— О, так это он и есть? — протянул Луис тем же ласковым голосом, каким доктор Арчер обычно говорил со мной — и делал бы так и дальше, не положи я этому конец.
Я умерил свою ярость и ответил как только мог спокойно:
— Что это, ты отказываешься от данного слова?
— Я слушаю, приятель, — ответил он примирительно.
— Доктор Арчер, — начал я очень тихо, — ни с того ни с сего стал буквально одержим тонкостями порядка наследования в Имперской семье, и пытался лишить меня моих прав, утверждая, что из-за падения с лошади четыре года назад я стал умственно неполноценным. Он настаивал на том, чтобы поместить меня под замок в его доме, надеясь свести меня с ума или же отравить. Я не забыл этого. Прошлой ночью я зашёл к нему, и наша беседа была заключительной.
Луис стал абсолютно белым, но не сдвинулся с места.
— Ещё с троими предстоит побеседовать в интересах мистера Уайльда и моих собственных, — заключил я торжествуя. — Эти трое — мой двоюродный брат Луис, мистер Хоуберк и его дочь Констанс.
Луис вскочил на ноги, и я поднялся вслед за ним, швырнув на землю бумагу, отмеченную Жёлтым знаком.
— О, он не нужен мне, чтобы сказать тебе, — выкрикнул я с ликующим смехом: — ты должен отречься от власти и передать корону мне, слышишь? Мне!
Луис взглянул на меня испуганно, но взял себя в руки и сказал вежливо:
— Конечно же, я отрекаюсь — от чего там я должен отречься?
— От короны, — сказал я сердито.
— Конечно же, — ответил он. — Я отрекаюсь. Пройдём, приятель, я провожу тебя до твоей квартиры.
— Не пробуй со мной эти свои докторские штучки, — воскликнул я, трясясь от ярости. — Не веди себя так, будто думаешь, что я ненормальный.
— Глупости, — откликнулся он. — Пойдём, Хилдред, уже поздно.
— Нет, — закричал я, — ты должен выслушать. Ты не можешь жениться, я запрещаю. Ты слышишь? Запрещаю! Если ты отречёшься, взамен я обещаю тебе безопасность в изгнании, но если ты откажешься, ты умрёшь.
Он попытался меня успокоить, но я вконец вышел из себя, и, достав длинный нож, преградил ему путь.
Затем я рассказал, как можно найти доктора Арчера, в подвале, с перерезанным горлом, и рассмеялся ему в лицо, подумав о Венсе с его ножом и об указе, подписанном мной.
— Ах, ты Король, — воскликнул я, — но вскоре я им стану! Кто ты такой, чтобы стоять между мной и Империей, раскинувшейся на все обитаемые земли?! Я был рождён двоюродным братом Короля, но я стану Королём!
Луис, бледный и неподвижный, стоял передо мной. И тут на Пятой улице появился бегущий человек, который влетел в парк, пересёк весь путь до бронзовой двери на огромной скорости и исчез внутри Залы Упокоения с воплем одержимого, и я рассмеялся до слёз, узнав Венса. Теперь я знал, что Хоуберк и его дочь не стоят более на моём пути.
— Иди, — закричал я Луису, — ты больше не угроза. Теперь вы с Констанс никогда не поженитесь, а если ты найдёшь кого-нибудь в своём изгнании, я нанесу тебе визит так же, как заглянул к доктору прошлым вечером. Мистер Уайльд примет твоё отречение завтра.
Затем я повернулся и бросился по Пятому Южному проспекту, и Луис с криком ужаса отбросил свой пояс с саблей и последовал за мной подобно ветру. Я слышал его шаги на углу Бликер, и бросился к двери под вывеской Хоуберка.
— Стой или стреляю! — завопил он, но увидев, что я бросился к ступеням, ведущим наверх, оставил меня, и я слышал, как он с криками барабанит в дверь Хоуберкам, как будто желая поднять мёртвых.
Дверь мистера Уайльда была открыта, и я вбежал, воскликнув: «Дело сделано! Пусть же народ поднимется, чтобы взглянуть на своего Короля!», но не мог найти хозяина, сам прошёл в кабинет и взял сверкающую диадему из футляра. Затем я одел белую шёлковую накидку, украшенную вышитым Жёлтым Знаком и возложил корону себе на голову. Наконец-то, я стал Королём по своему праву через Хастура. Королём, потому, что знал загадку Гиад и мой разум погружался в глубины Озера Хали. Я стал Королём! С первыми серыми разводами рассвета поднимется буря, которая сотрясёт оба полушария. Когда я стоял так, ослабевший от восторга перед величием собственных помыслов, и каждый мой нерв был натянут в величайшем напряжении, снаружи, в тёмном коридоре, раздался стон.
Я схватил масляный светильник и кинулся к дверям. Кошка пронеслась передо мной как демон, так что я выронил лампу, но мой нож летел быстрее неё, я услышал визг и понял, что мой удар достиг цели. Мгновение я прислушивался к тому, как животное крутилось и билось в темноте, затем, когда моё бешенство утихло, я вновь зажёг лампу и поднял её над головой. Мистер Уайльд лежал на полу с разорванным горлом. Поначалу мне показалось, что он мёртв, но тут, пока я неподвижно смотрел на него, в его запавших глазах появилась зелёная искра, покалеченная рука задрожала, и судорога растянула рот до ушей. На мгновение ужас и отчаяние уступили место надежде, но когда я нагнулся над ним, его глаза закатились и он умер. И пока я стоял там, прикованный к месту яростью и отчаянием, видя мою корону, мою империю, все надежды и замыслы, саму мою жизнь повергнутыми вместе с их творцом, пришли они, накинулись на меня сзади и держали, пока мои вены не вздулись как верёвки, а голос не охрип от истошных воплей. Но я всё ещё бесновался, истекающий кровью, впав в неистовство, и не один полицейский испытал на себе остроту моих зубов. И только когда я не мог больше пошевелиться, они подошли ближе. Я увидел старого Хоуберка и рядом с ним моего кузена Луиса с мертвенно бледным лицом, а позади, в углу, тихо плачущую женщину — Констанс.