[987]. Но больше всего сторонников Вильгельма Оранского беспокоило то, что в замке находилась артиллерия, которая угрожала зданию парламента[988], поскольку цитадель занимал католик герцог Гордон с верным Якову II гарнизоном[989].
Еще до начала работы Конвенции Сословий виконт Данди и граф Балкэррес посетили герцога Гордона, который собирался капитулировать. В ходе переговоров якобитам удалось достигнуть договоренности, что губернатор не сдаст замок, пока Конвенция не примет окончательного вопроса о государственной власти в Шотландии.
В этой ситуации оранжисты пошли на хитрость и 14 марта отправили в качестве депутации к коменданту цитадели графов Лотиана и Туиддейла. Последний был близким другом герцога Гордона, к которому тот питал глубокое доверие[990]. Лотиан и Туиддейл от имени Конвенции предложили губернатору Эдинбургского замка условия сдачи, согласно которым в случае передачи крепости оранжистам герцог Гордон мог рассчитывать на сохранение гражданских прав для себя и всех католиков гарнизона. Герцог Гордон заявил, что примет условия, если на следующий день они будут предоставлены ему в письменном виде[991]. Герцог знал, что почти все крепости в Шотландии уже перешли в руки оранжистов и вследствие отсутствия контактов с партией якобитов потерял «вдохновение к дальнейшему сопротивлению»[992].
Узнав об этом, якобиты немедленно послали к герцогу Гордону гонца, который напомнил коменданту о его прежних обещаниях. Тогда герцог потребовал, в свою очередь, и от якобитов письменных гарантий, что они намерены предпринять решительные меры, и он не окажется жертвой «неумелой политической игры»[993]. В ночь с 14 на 15 марта на переговоры в замок отправился сам Данди. Виконт потребовал от герцога Гордона, чтобы тот продолжал удерживать цитадель, и открыл ему тайну, что Яков II объявил Конвенцию, собравшуюся в Эдинбурге, незаконной, и шотландские якобиты собирают собственную Конвенцию в г. Стирлинг. Гордон вновь согласился держать сторону якобитов. Поэтому, когда 15 марта в 10 часов утра к нему прибыли представители оранжистов, губернатор выставил им невыполнимые условия сдачи.
После долгих дебатов Конвенция в третий раз отправила графов Лотиана и Туиддейла к воротам Эдинбургского замка. Однако гонцы вернулись с вестью о решительном отказе герцога Гордона капитулировать. Тогда предприимчивый виконт Данди, доселе предпочитавший оставаться в стороне, вмешался в ход дебатов и, пытаясь сыграть на возмущении депутатами колебаниями герцога Гордона, предложил передать команду над гарнизоном замка из рук католика протестанту. В качестве наиболее подходящего на этот пост кандидата Данди предложил своего давнего однополчанина и главу клана Огилви — графа Эрли. С помощью этого хода якобиты, опасаясь, что после столь резкого отказа католического гарнизона в капитуляции Конвенция может потребовать захвата цитадели силой, надеялись оставить Эдинбургский замок в своих руках. Граф Эрли мог стать для них гораздо более «надежным союзником, чем нервный Гордон»[994]. Однако большинство депутатов Конвенции отклонило это предложение. В конечном счете, герцог Гордон был объявлен изменником, а замок осажден[995].
Следующим важным этапом в политической борьбе в шотландской Конвенции стало заседание 16 марта, на котором было решено рассмотреть вопрос о престолонаследии. По мнению шотландских историков М. Линклетера и К. Хескета, хотя многие шотландские политики были недовольны правлением Якова II и не желали его возвращения, в то же время они еще менее желали видеть своим королем Вильгельма Оранского, так как опасались, что Шотландия окажется под господством нидерландской республики. В новых политических условиях они скорее были готовы принять союз своего короля-«паписта» с католической Францией — государством, к которому шотландцы даже после эпохи Реформации питали огромное уважение и с которым их связывали давние культурные и исторические связи, чем «Вильгельма и его голландских конфедератов»[996]. Исходя из подобных настроений шотландской политической элиты, партия маркиза Этолла рассчитывала на победу.
Накануне якобиты получили послание от Якова II. В обстоятельствах отправления этого письма есть одна примечательная деталь, ярко иллюстрирующая, насколько тесно в рассматриваемой интриге были связаны между собой события в трех британских королевствах. Документ был подписан Яковом II 1 марта 1689 г. в порту Брест на борту «Святого Михаила» — корабля, на котором низложенный в Англии Стюарт покидал Францию, чтобы отправиться в Ирландию и там поднять восстание своих сторонников[997].
У этого документа была своя предыстория. Виконт Данди и граф Балкэррес, как искушенные политики, еще зимой 1688–1689 гг. составили текст монаршего обращения к шотландским парламентариям и направили его в Сен-Жермен. Их вариант «Послания к Конвенции» был выдержан в примирительных тонах и содержал заверения, которые могли привлечь на сторону Якова II большинство шотландской политической элиты[998].
Однако при получении письма, которое привез из Бреста один из слуг королевы Марии Моденской, шотландских якобитов сразу же насторожило то, что документ был запечатан и адресован Конвенции в целом. В результате, виконт Данди, граф Балкэррес и их соратники были лишены возможности узнать содержание документа заранее и в соответствии с этим выстроить стратегию своих действий на заседании Конвенции. Что было еще более удивительно — гонцу не было поручено привезти копию документа или хотя бы королевские инструкции сторонникам Якова II в Конвенции[999].
16 марта 1689 г. заседание Конвенции началось с требования якобитов немедленно зачитать послание Якова II. Виконт Данди и граф Балкэррес рассчитывали, что мягкий и дипломатичный тон письма, которое они подготовили и которое, по их мысли, эмигрировавший король подверг лишь незначительной редакции, быстро расположит большинство делегатов в пользу Якова II, и кандидатура принца Оранского будет отвергнута. Однако в ходе заседания инициативу перехватили оранжисты: герцог Хэмилтон заявил, что в его распоряжении находится письмо от Вильгельма III, провозглашенного к этому времени королем в Англии, и требовал зачитать его первым. В ходе начавшихся дебатов большинство депутатов поддержало предложение Хэмилтона[1000]. Против выступил лишь один лорд Синклер.
Причина этого заключалась в том, что представители шотландских сословий опасались, что в послании Якова II содержится королевский указ об объявлении Конвенции незаконной и требование ее роспуска. Подобные опасения среди депутатов были столь сильны, что в тот же день они приняли постановление, согласно которому Конвенция объявлялась «свободным и законным собранием сословий» и продолжит свою работу, какие бы распоряжения ни содержались «в том письме»[1001].
Письмо Вильгельма III явилось образцом дипломатического искусства. Принц Оранский стремился скрыть собственные амбиции и представлял все дело так, как будто он заботится только о мире и счастье двух братских народов — английского и шотландского. Обращение, составленное в чрезвычайно благожелательном тоне, затрагивало все наиболее актуальные для аристократии, среднего и мелкого дворянства проблемы, при этом не сообщая ничего определенного ни по одному из пунктов. В послании мягко напоминалось, что «знать и джентри»[1002] ранее уже возложили на принца Оранского руководство гражданскими и военными делами в королевстве, и сама Конвенция Сословий созвана именно по его приказу (решение о созыве Конвенции в Шотландии было принято 8–10 января 1689 г. в Лондоне на переговорах Вильгельма Оранского с шотландской делегацией)[1003]. Вильгельм III подчеркивал свое глубокое уважение к несомненному праву шотландцев самим решать судьбу своей страны. Новый английский монарх высказывал благодарность шотландскому народу за оказанную ему поддержку «в защите религии и свобод, которые находились в столь великой опасности» от деспотичного режима Якова II. В обращении постоянно акцентировалось внимание на необходимости защиты протестантской веры. С одной стороны, с помощью этого аргумента Вильгельм III пытался расположить в свою пользу политическую элиту Шотландии — страны, где крайне нетерпимо относились к католицизму, с другой — дипломатичный голландец стремился обойти вопрос о церковном устройстве Шотландии, и, говоря о протестантах в целом, добиться поддержки как пресвитериан, так и епископалов. Вильгельм Оранский особо акцентировал внимание на охране «древних законов и свобод вашего Королевства»[1004]. Под этой формулировкой не трудно угадать обещание сохранить за местной элитой ее традиционные привилегии и собственность.
После прочтения послания Вильгельма III для большинства шотландских магнатов, лордов и представителей городов стало ясно: они получили то, что хотели — гарантии стабильности и обещание сохранить тот социально-политический строй, который в наибольшей степени отвечал их интересам.
Публичное чтение обращения Якова II Конвенции шотландских сословий состоялось сразу вслед за оглашением письма Вильгельма III и по своему содержанию представляло полную противоположность. Послание написано с достоинством монарха, который приказывает своим подданным, а не униженно просит их оставить его на престоле. В отличие от витийств дипломатичного нидерландца письмо Якова II было написано простым языком, лишено двусмысленностей, его автор прямо, кратко и порой даже в несколько резкой форме требовал от делегатов Конвенции полного и безусловного повиновения. Послание начиналось со слов, что Яков II «всегда полагался на преданность и любовь своего древнего народа». Взывая к национальной гордости шотландцев, Яков II объявлял всех, кто посмеет примкнуть к узурпатору-«принцу Оранскому», недостойными именоваться «сынами Шотландии». В документе подчеркивалось, что борьба с его противниками должна стать для шотландцев делом чести. Яков II грозил всем изменникам «позором и бесчестьем… в это