Хоронила его – без преувеличений – вся страна. Длинные пояснения не требовались, после скупых официальных объявлений все сразу поняли: вот он, тот самый Главный Конструктор, которому мы обязаны и Спутником, и полётом Гагарина… На бархатных подушечках несли награды академика – в том числе две звезды Героя Соцтруда. В кремлевской стене появилась новая могила. После смерти Королёва на несколько лет советская космонавтика вошла в полосу кризиса, из которого вышла только в 1970-е годы. Его имя – еще недавно неизвестное – звучало в песнях, его портреты можно было увидеть в школьных учебниках и на почтовых марках. Он стал символом всего лучшего, что было в XX веке – веры в науку, в человека, который способен «преодолеть пространство и простор», в то, что прогресс не остановить. И скепсис перед такой судьбой бессилен.
Писатель, журналист, историк науки Владимир Губарев входил в узкий круг корреспондентов, лично знавших всех великих основоположников космонавтики, начиная с Сергея Королёва и Юрия Гагарина. В интервью «Историку» он рассуждает о победах и проблемах космической отрасли.
Часто бывает, что по прошествии времени мы меняем восторженную оценку того или иного события или человека. Но законы инфляции не распространяются на первооткрывателей галактики, многие из которых были нашими соотечественниками. На их счету – череда открытий, которая продолжается и в наше время.
Монологи Владимира Губарева
Всё началось на полигоне Капустин Яр, с удачного запуска первой нашей баллистической ракеты Р-1, которая была создана на основе немецкой Фау-2, но с заметными конструктивными отличиями. Это случилось 10 октября 1948 года. Нам в конце войны удалось вывезти из Германии несколько Фау. Американцы вывезли гораздо больше – и ракет, и специалистов. И на первых порах богатство выбора принесло им некоторый вред: наши ракетчики действовали более целеустремлённо, решая и оборонные задачи и задачи исследования космоса. Ракеты совершенствовались – и уже в начале 1950-х начались «прыжки в космос» – суборбитальные полеты. Конечно, не пилотируемые. Руководил этими запусками Сергей Королёв, которого, кстати, за несколько лет до этого спас из лагерей другой основоположник нашей космонавтики и в будущем академик – Валентин Глушко.
Перенесемся в 1943 году. Тогда в шарашке, которой руководил Глушко, удалось создать ракетный ускоритель – двигатель РУ-1. Его установили на борту самолета «Пе-2». Испытания прошли на редкость успешно, с колоссальным приростом скорости. Кстати, это был первый опыт работы жидкостного двигателя, который поднимет наши ракеты в космос. Вскоре после этих испытаний Глушко неожиданно вызвал к себе Сталин – в Кремль. Сопровождали его два конвоира – женщины. Мужчин-конвоиров в военное время не хватало. От Казанского вокзала до Кремля они шли пешком: видимо, не нашлось ни автомобиля, ни денег на транспорт… У ворот Кремля Глушко пропустили, а конвоиров оставили ждать. Глушко долго и, по-видимому, убедительно рассказывал о своих двигателях. И повернул разговор в такую сторону, что Сталин попросил его написать фамилии тех ученых, которые заслуживают досрочного освобождения и могут быть полезны для дела. Валентин Петрович там же составил список из 35 человек, одним из первых в котором шёл Королёв. Освободили почти всех.
Кульминация космической гонки – это событие, которое произошло ровно 60 лет назад. Поступала информация, что американцы готовятся отправить в космос человека – ещё в 1960 году. Мы к тому времени научились запускать спутники – но как превратить их в пилотируемые корабли? Все сходились на том, что условия в этом шарике-корабле в условиях невесомости будут такие, что никто их выдержать не сможет. «Найдем таких, кто сможет», – сказал Королёв. И пошла работа по подготовке первого отряда. Потом стала более-менее точно (как казалось) известна дата американского запуска – 20 апреля. Наш запуск был назначен на более раннее время, постепенно определился «день Х», который держали в строгом секрете – 12 апреля. Риск был большой. Далеко не все предыдущие пуски с собаками и манекенами были успешными. Но результат всем известен. Космонавтом номер два я считаю американца Алана Шепарда, который стартовал 5 мая. Хотя на орбиту он не вышел, это был суборбитальный полет, по существу – прыжок, и продолжался он всего лишь 15 с половиной минут. А первый орбитальный полет американцы совершили в феврале 1962 года – не только после гагаринского полета, но и после суточного полета Германа Титова. Тогда Джон Гленн провел в космосе около пяти часов, что сильно уступало рекорду Титова. Таковы были первые главы истории пилотируемой космонавтики. Оказалось, что космос не закрыт для людей.
Полет Германа Титова выдался чрезвычайно сложным. Первый в истории длительный полет – более суток, он 17 раз облетел Землю, провел первые серьезные эксперименты на орбите. Никто не знал, как он воспримет длительную невесомость, такого опыта не было и не могло быть. И Герман, выполнив программу полета, перенес все трудности, связанные с этим испытанием. Но в какой-то момент на орбите ему стало дурно. Невесомость не действует только на немногих, уникальных людей. Назову Владимира Быковского, Володю Джанибекова, Сергея Крикалева. Некоторое время – из-за сложностей, которые возникли у Титова – ошибочно считалось, что человек не способен к длительному космическому полету. Но потом стало ясно, что Титов сделал великое дело и помог ученым подготовить технику к долгосрочному пребыванию в космосе, защитить человека от опасного влияния невесомости. С Гагарина и с Титова повелось так: у нас никогда не было двух одинаковых космических полётов. Каждый отличался и выполнял свою роль. И не было ни одного напрасного, ненужного полёта. С 1961 года и до сих пор. Я в этом убеждён. Даже полёты, которые считались неудачными (как, например, попытка стыковки Георгия Берегового с беспилотником «Союз-2») ложились в копилку космонавтики и науки как нечто важное. Даже ошибки были необходимыми! Каждый полёт анализировали – и он помогал усовершенствовать технику, уточнить задачу для следующих космонавтов.
На первых порах нам помогало, что вся ракетная отрасль, включая науку, по сути, подчинялась военным нуждам. Создавался ядерно-ракетный щит страны. И полеты в космос или, как изначально их называли, межпланетные полеты, были частью этой программы. Существовал единый центр управления. В США всегда наблюдалась несогласованность между военным ведомством и НАСА (Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства). Второй фактор – появление у нас в 1957 году ракеты Р-7, которая опережала американцев. Она могла вынести на себе тяжелую водородную бомбу, и была способна доставить на орбиту космические аппараты. Третий фактор – плеяда гениальных ученых и конструкторов, каждый из которых создавал вокруг себя школы. Всё это позволило нам в течение почти десяти лет оставаться лидерами. Подчас мы опережали американцев чуть-чуть, но всё-таки опережали. И с первым Спутником, и с успешным орбитальным полетом Белки и Стрелки, и, конечно, с полётом Юрия Гагарина, и с первым полетом женщины-космонавта, и с первой стыковкой на орбите, и с первым лунником… И Алексей Леонов первым вышел в открытый космос.
Во второй половине 1960-х, благодаря немыслимым для нас бюджетам, американцы вырвались вперед. Но я воспринимаю историю космонавтики не как соревнование, а как сотрудничество сначала двух, а потом и большего количества держав. Такова логика исследования: шло накопление опыта. Конечно, конкуренция подстегивала и нас, и американцев. Но стратегически важнее развитие науки и техники, в которое делали вклад и наши, и американские ученые, инженеры, космонавты. А, может быть, и мы – люди, писавшие об этом.
Запуск Спутника и полёт Гагарина – это события одного порядка, и реакция на них была схожей по огромному, всемирному интересу. Впрочем, сначала никто не понимал, что это за явление – Спутник. Просто на ракету, которая создавалась в оборонительных целях, вместо болванки установили шарик, передающий сигналы. Многое решила встреча академика Игоря Курчатова с ракетчиками, когда они показали ему Спутник – и он дал добро на этот проект, увидев в нем перспективу. За несколько месяцев до запуска на одной из конференций выступал Королёв. Он открыто говорил о планах запуска аппарата на космическую орбиту. И мало кто тогда его понял. Всеобщего ликования не было.
После запуска Спутника и до своих последних дней он оставался засекреченным, его фамилию не произносили. Кстати, даже после запуска у нас поначалу не придавали Спутнику должного значения. Сначала газеты сообщали о нем скромно, даже не на первых полосах: «В рамках международного геофизического года в СССР был запущен Искусственный Спутник Земли». Но прошел еще день – и международный резонанс оказался таким мощным, что новости об этом прорыве переместились на первые полосы. С рисунками, стихами, триумфальными шапками… Спутник изменил отношение к Советскому Союзу в мире. Ведь за Западе к нам тогда относились несерьезно, а тут оказалось, что Москва обладает средствами доставки любого объекта в любую точку земного шара. Нас стали уважать и бояться. Это военно-политическая сторона события. Но, конечно, это еще и важнейшая веха в истории космических исследований. Начало космической эры – это именно 4 октября 1957 года.
Гагарин поразил мир ничуть не меньше, чем первый Спутник. В космосе побывал человек! Каждый хотел увидеть этого человека, прикоснуться к нему. Я видел, как принимали Гагарина в разных странах. Он был советским, русским, но в то же время каждый народ его считал своим. Сыном человечества, как это ни громко звучит. И опыт, который Гагарин передал следующим космонавтам, поистине бесценен. Не случайно американские астронавты, первыми ступившие на лунную поверхность, признавались: «Нас позвал в космос Гагарин». Не забыли! Деятельность человека в космосе началась с его 108-миминутного полета, и этого из истории не вычеркнешь.
Космос всегда был и будет связан с политикой. Заслуга Хрущева в том, что он сразу после запуска Спутника понял важность космических исследований. Превратил их в лицо страны. Это дало толчок в том числе и техническому образованию. Да и капиталовложений в космические исследования и технологии, связанные с ними, стало ощутимо больше. Но опека была слишком энергичная, фактически всё делалось «через Хрущёва». Королёв иногда ему подыгрывал. Например, когда незадолго до полёта Гагарина в космос запускали очередного Ивана Ивановича – манекен – вместе с ним в порядке эксперимента находились некоторые сельскохозяйственные культуры, в том числе – и на это делалась ставка – зёрна кукурузы. Конечно, Хрущеву это должно было прийтись по душе. Правда, после полета Гагарина о кукурузных зернах, побывавших в космосе, уже никто не вспоминал. Вполне логично, что их заслонили более громкие и очевидные успехи. Как известно, Хрущев с тех пор полюбил общаться с космонавтами, стал инициатором многих начинаний, связанных с покорением космоса. Говоря политическим языком, превратил эту тему в символ своего правления.