шла об обороне страны. Стране угрожали новой войной, капиталисты не предполагали, что советские ученые и специалисты смогут в очень короткое время создать ракетно-ядерное оружие. Вы родились в конце пятидесятых годов, ваше детство и юность, к счастью, пришлись на мирное время, но его могло и не быть, если бы ваши отцы и деды, выстояв в страшной войне, не выиграли бы иные «сражения» – на этот раз в соревновании за новейшую технику – ракетную».
Глава 6. Космодром его жизни
Первая ракета ушла легко, красиво. Чиркнула по небу как огненная стрела, только ее и видели.
Все выбежали из землянок, из машин, спрятанных в овражке. Начали поздравлять друг друга. Королёв стоял чуть в сторонке. Его глаза были полны слез. Вознюк подошел к конструктору: «С днем рождения, Сергей Павлович!»
– Спасибо, – Королёв обнял генерала, – такие дела, Василий Иванович, начинаем, такие дела…
Было уже пять, на востоке темнота чуть расступалась, но ночь пока царила над степью. Мы стояли у памятника, угадывая его очертания, потому что и Степан Царев, и я видели его много раз.
Он предложил остановиться на несколько минут. Молча вышел из машины, жестом позвал за собой.
– Подождем, сейчас она будет взлетать, – потом объяснил он, – я еще раз хочу взглянуть…
Мы торопились на стартовую, уходила очередная ракета, и пуск был назначен на шесть двадцать, а от памятника до наблюдательного пункта добрых полсотни километров.
– Успеем, – успокоил Царев и вновь замолчал. Я понял, что сегодняшняя остановка у памятника связана со вчерашним вечером. Сначала мы были дома у Царева, потом вышли на улицу. Степан Авксентьевич все рассказывал о тех днях, что давно уже ушли, а в нем живут, словно не властно над ними время.
С нами был еще Борис, сын Степана Авксентьевича. Он работает здесь же, на полигоне. Есть такая служба точного времени, и младший Царев следит, чтобы «секунды не торопились и не отставали, потому что в нашем деле точность прежде всего». Так он выразился, и отец поддержал сына: «Пожалуй, он прав. Секунды в жизни ракетчика подчас стоят многих лет…» И он вновь заговорил неторопливо, размышляя о прожитом.
– Борис родился 12 апреля, так что этот день для нас праздник вдвойне. Так уж случилось… Да и живет сейчас на улице Королёва. На улице Сергея Павловича… А я привыкнуть не могу: «памятники», «улицы», «музеи»… Не могу… Он ведь для нас всегда живой… И молодой. В 47-м ему было сорок лет… Это на портретах Сергей Павлович суровым кажется, даже строгим, а для меня остался в потертой кожаной куртке, спокойный, мягкий, никогда не повышающий голоса… Неприятность однажды у меня вышла: ударило в лицо, кровь из щеки хлынула, думали, что глаза лишился. Королёв на своей машине отправил в больницу, а вечером сам заехал… А ведь я рядовым техником был, он же – Главным конструктором. Мы тогда новые ракеты испытывали, собачек к полетам готовили… Добрым был Сергей Павлович, потому что в большом деле нельзя быть иным – люди тянутся к тому, кто во главе, примеряют себя по нему. А для нас, юнцов, Королёв примером стал: тяжесть на его плечах огромная да и ответственность выше некуда. А он словно не замечает этого, в каждую мелочь вникает, всегда найдет время, чтобы выслушать, поспорить, более того – поучиться… Да и в наши «монтажные мастерские» приезжал в любое время суток, мы ни выходных, ни сменной работы не знали… И еще: зажигать людей умел делом, не случайно большинство из тех, кто на самом первом этапе начал с ракетами работать, так и прикипели к новому делу на всю жизнь.
Мы шли с Царевым по центральной улице городка, над нами шумели деревья, сквозь ветви которых проглядывали корпуса современных домов, магазинов, кафе, кинотеатра.
– Здесь ничего не было, – заметил Царев, – мертвая степь, а каждое дерево как ребенка выхаживали. Но я не об этих трудностях говорю, не о быте, об испытаниях иных. …Ну как их назвать?.. Испытания на творчество, на новые идеи – все это неточно, определение найти трудно. Ракетной техники не было, не существовало, те опыты, что велись в довоенные годы, лишь давали общее направление, а нужно было из множества путей найти тот единственный, который принесет успех. Это теперь я отчетливо понимаю, а тогда только догадывался, что те люди, стоящие рядом с Королёвым и чьи имена навечно выбиты на памятнике первой ракете, идут в неизведанное. Одного мужества и стойкости мало, нужен огромный талант. И конструкторский и организаторский. Приближался космический век человечества; чтобы открывать его, нужны были такие люди, как Королёв.
Первый пуск прошел удачно.
Новый старт. Ракета взрывается.
Пуск! Опять неудача…
На стартовой площадке еще один экземпляр ракеты. Она взмывает ввысь, точно ложится на курс и попадает в расчетный район.
Но Сергей Павлович мрачен. В своем вагончике, как обычно, к вечеру он собирает ближайших соратников, друзей. Пьют «пустой» чай, размышляют о будущем.
– Нужен новый носитель, – говорит Королёв, – у этого нет будущего… Как считаете?
Разговор шел бурный, много спорили, не всегда соглашались друг с другом.
Нет, тогда еще речь не шла о космосе. Для обороны страны нужна была ракетная техника. И тем не менее в зти трудные годы началось исследование космоса в научных, мирных целях. Были созданы ракеты, которые называли «академическими». Председателем комиссии по их испытаниям был Анатолий Аркадьевич Благонравов.
Академик Благонравов в 1968 году возглавлял советскую делегацию на Конференции ООН по мирному использованию космического пространства. В своем выступлении Анатолий Аркадьевич сказал:
– Я со всей ответственностью заявляю участникам конференции, что в Советском Союзе с первых шагов ракетная техника ставилась на службу человеку. В каждом эксперименте, не только космическом, мы четко представляли, насколько важны и нужны данные о верхней атмосфере Земли. И уже с запуска первой геофизической ракеты в 1949 году такие исследования позволили получить ценнейшие результаты.
В тот вечер мы гуляли с ученым по Вене, по ее знаменитым паркам. Естественно, разговор зашел и о самых первых шагах к космосу.
– Я вспоминаю это время с удовольствием, – говорил академик, – небывалый энтузиазм был у каждого участника – и у тех, кто готовил ракету, и у тех, кто «начинял» контейнер различными приборами. Трудности невероятные: каждый раз мы сталкивались с чем-то новым, а опыта не было. Но именно в те годы рождались и принципы исследований, и аппаратура, которая спустя семь лет начала работать на спутниках Земли.
– А о полете человека мечтали? – спросил я.
– Это казалось таким далеким, более того – несбыточным, что даже Сергей Павлович не говорил о нем… Впрочем, один случай показал, насколько далеко мог Королёв предвидеть развитие ракетной техники…
Лауреат Государственной премии СССР А. И. Нестеренко пишет: «В 1946 году формировался один из научно-исследовательских институтов ракетного профиля… В этот период группа ракетчиков во главе с М. К. Тихонравовым работала над проектом полета в космос на ракете (без выхода на орбиту вокруг Земли). Было известно, что эта группа со своим проектом ВР-190 обращалась в ряд организаций, но не получила поддержки… Для практического осуществления проекта ВР-190 группа проделала большую исследовательскую работу по обоснованию возможности надежного спуска человека с высоты 190–200 км при помощи специально оборудованной высотной кабины, впоследствии названной «ракетным зондом».
Делегация из института пришла к Благонравову. Он внимательно выслушал ученых, проконсультировался со своими коллегами и ответил:
– Рано… Нас не поймут, мол, занимаемся прожектерством…
– А на следующий день я вижу тех же ходоков, – Анатолий Аркадьевич улыбнулся, – сидят у дверей кабинета, ждут. Думаю, будь что будет: включим доклад в план научной сессии…
Спустя несколько лет в Центральный Комитет партии уйдет записка С. П. Королёва, в которой, ссылаясь на выводы и аргументы М. К. Тихонравова, будет обоснована целесообразность запуска первого искусственного спутника Земли. А на Байконуре 4 октября 1957 года рядом с Сергеем Павловичем будет и Михаил Клавдиевич Тихонравов.
Судьбу же проекта ВР-190 определит тот же Сергей Павлович Королёв.
– У этого направления нет перспективы, – скажет он, – нужны корабли для полетов вокруг Земли. Короткие визиты в космос эффектны, но большого значения для науки и космонавтики не имеют… Я за орбитальный полет человека.
Картошка не уродилась, и теперь предстояло пережить еще одну суровую зиму. А семья и так еле-еле сводила концы с концами.
На родительские собрания в школу обычно приходила Анна Тимофеевна.
– А мой-то как? – спрашивала она учительницу.
– Способный. Ему учиться надо…
– Задумал он школу оставить, – сказала Анна Тимофеевна, – тяжко нам, в ремесленное хочет… Дети нынче рано самостоятельными становятся. Мы мешать не станем. В Москве дядя, поможет…
Но в ремесленное училище Юрий Гагарин поступит позже. Мал еще был он осенью 47-года, когда стартовала первая баллистическая…
До его полета в космос оставалось 13 лет 5 месяцев и 24 дня.
Зима 1955 года
12 февраля 1955 года было принято решение о строительстве космодрома.
Юрий сдал зачеты неплохо: начальник аэроклуба назвал его в числе прилежных пилотов.
Курсантов разбили на летные группы – Гагарин был назначен в шестую. Скоро полеты.
Гагарин заканчивал техникум. Его профессия: техник-литейщик.
В 1949 году после шести классов он поступил в Люберецкое ремесленное училище., Семье было тяжело, и Юрию пришлось начать рано свою трудовую жизнь.
«Было жаль годы, загубленные зря при фашистской оккупации, – вспоминал Ю. Гагарин. – Я мечтал окончить какой-нибудь техникум, поступить в институт, стать инженером. Но для поступления в институт требовалось среднее образование. Вместе со своими товарищами я поступил в седьмой класс люберецкой вечерней школы № 1. Трудновато было. Надо и на заводе работать, и теоретическую учебу в ремесленном сочетать с занятиями в седьмом классе. Преподаватели и здесь попались хорошие. На преподавателей мне везло всю жизнь… И тут мне сказали: можно поступить в Саратовский индустриальный техникум по литейной специальности. Мы получили бесплатные билеты, сели в поезд и махнули на Волгу, где никто из нас еще не был».