И тут же проявил свои способности лидера: уговорил Ивана и его друга, бесшабашного летчика Алексея Павлова, конструировавшего свою авиетку – самолет небольших размеров с маломощным двигателем, присоединиться к ним с Пузановым и стать студентами Киевского политехнического института (КПИ). Тогда для людей со стажем, тем более летчиков, двери вузов были открыты.
– А что, – сказал Иван, – учиться мне нравится. И сам знаешь, какие люди КПИ окончили! Один конструктор Константин Калинин чего стоит! И первой авиеткой в России был самолет «Касяненко № 4» – наших киевских братьев Касяненко. А гидросамолетчик Григорович! Он ведь тоже выпускник КПИ! Иду!
– Да, институт наш! – поддержал друга Алексей Павлов. – Когда профессор Делоне еще в 1909 году организовал Воздухоплавательный кружок, так человек двести сразу набежало! Делоне сам и планеры мастерил.
– Читал я его брошюрку «Устройство дешевого и легкого планера и способы летания на нем», – сказал Сергей.
– Я и ректора знаю, – проговорил Алексей гордо, – Викторин Флавианович Бобров раньше возглавлял авиационный завод. Это он задумал создать в КПИ авиационное отделение. И летчиков любит!
– Учился тут и один оригинал, Игорь Сикорский, – засмеялся Иван Савчук, – из бамбука сконструировал биплан в своем сарае. Стал знаменитым! «Илья Муромец» – его самолет.
– Григорович тоже построил первый самолет в своем сарае, – улыбнулся Сергей. – Тогда еще слабо верили в авиацию.
Теперь на лекциях и семинарах сидели все вместе. Это придавало Сергею уверенности: рядом с ветеранами Гражданской, бывшими рабочими со стажем, он чувствовал себя неоперившимся птенцом. Некоторые его сокурсники – старше сорока! Михаил Пузанов тоже успел поработать на заводе и относился к Сергею как к младшему братишке. Правда, братишка весьма успешно в образовавшейся четверке верховодил – здорово придумал готовиться к зачетам всем вместе.
Он снова применил, как в одесской стройпрофшколе, «метод кооперации».
В феврале 1925 года Сергей записался на курсы инструкторов планерного спорта. Когда, просуществовав всего два месяца, институтские курсы распались, от строительства планеров студенты не отказались. Тем более что в Харькове на Всеукраинском конкурсе проектов рекордных и учебных планеров в группе учебных победил проект КПИ – планер КПИР-3.
Верховодили Степан Карацуба, соавтор КПИР-3, и старшекурсник Константин Яковчук, бывший летчик-испытатель, прославившийся рискованными полетами и увлекшийся в институте планеризмом. Студенты смотрел на Яковчука снизу вверх. Сергей буквально вживался в образ Яковчука, одеваться стал «под Константина» и, как отмечал Голованов, даже перенял у Яковчука «манеру разговаривать: точную, резковатую и категоричную».
Лист регистрации членов 1-й конференции планеристов. 13 апреля 1924 года
[РГАНТД. Ф. 211. Оп. 7. Д. 442]
Сергей Павлович, несомненно, был одарен артистизмом. Это отмечали и студенты КПИ, когда он веселил их хождением на руках, и те, с кем он работал, уже став Главным. Наверное, артистические способности передались ему по линии матери, ее выразительную декламацию стихов многие замечали. Сергей Павлович тоже любил и неплохо знал поэзию. Да и Мария Матвеевна, бабушка, была музыкальной и стремилась не пропускать театральные постановки в Купеческом собрании.
Желая подработать, Королев во время учебы в политехническом участвовал как артист массовки в съемках фильма «Трипольская трагедия» о расправе банды Зеленого (Данилы Терпило) во время Гражданской войны с комсомольцами и так вжился в образ, что саданул по-настоящему одного артиста, играющего бандита.
Изображал Королев, конечно, героического комсомольца. Любопытно представить, как бы он воспринял то, что на родине Зеленого установлен памятник – нет, не погибшим комсомольцам, а главарю их противников – самому атаману?
Правда, сомневающийся в некоторых фактах биографии Королева тот же Голованов и здесь высказал мысль, что участие в съемках – всего лишь миф, потому что ни Мария Николаевна, смотревшая фильм уже после смерти Сергея Павловича, ни жена Нина Ивановна, которой тоже показывали картину, в кадрах расправы на берегу Днепра сына и мужа не нашли. Иначе пишет о фильме «Трипольская трагедия» и о его просмотре Н.С. Королева: «Мария Николаевна вспомнила об этих съемках, и по ее просьбе нам показали фильм “Трипольская трагедия”. Мы с трудом, но все же нашли отца среди таких же, как он, “киноартистов”».
Удостоверение Губспортсекции о поручении С.П. Королеву работы по руководству в планерных кружках. 25 июля 1924 года
[РГАНТД. Ф. 211. Оп. 7. Д. 441. Л. 7]
Не стоит намеренно пристрастно комментировать расхождения. Мать, жена и дочь могли посмотреть «Трипольскую трагедию» вторично. И даже если участие в фильме – миф (а я думаю, Голованов все-таки не прав), это как раз художественно-литературная мифологизация своей биографии самим Королевым, что, в общем-то, было ему свойственно и опять же опровергало представление о нем Голованова как о чистом технаре.
На первый взгляд несерьезная черта – артистизм – будет порой помогать Королеву решать самые серьезные проблемы, к примеру, помогать в привлечении нужного специалиста. С годами в завлечении необходимых кадров Сергей Павлович станет виртуозом, артистически используя всю свою эмоциональную палитру, весьма у него богатую: от жесткого приказа до ласкового заманивания.
Но в Киевском политехе он еще слишком неопытен и втайне робок – упросить «звездного» Яковчука взять его на планерные состязания в Коктебель не удается. А ведь, зная о твердом законе: кто строит, тот и едет на соревнования, – Сергей очень активно помогал строить планер КПИР-3. Даже порой ночевал под лестницей, где вытачивали детали планера, прямо на свежих стружках. И когда старый краснодеревщик Венярский, славившийся в институте тем, что умел для самолетных моторов делать точнейшие деревянные винты, по-отечески утром совал ему кусочек хлеба, Сергей вспоминал любившего его школьного мастера Вавизеля и остро ощущал тоску по любимому городу.
Удостоверение Одесской губспортсекции, подтверждающее, что С.П. Королев состоял в кружке планеристов и сконструировал планер. 8 августа 1924 года
[РГАНТД. Ф. 211. Оп. 6. Д. 209. Л. 52]
Несмотря на упорный труд Сергея, Яковчук ему все равно резко отказал.
– Не переживай, – пытался утешить его Карацуба. – Он со всеми новичками так. Езжай на летнюю практику в Конотоп, там тоже будет интересно – поучишься у машиниста! Твои состязания, поверь мне, впереди!
Во время учебы в политехническом снова острый зигзаг судьбы едва не прорвал отверстие в стене, за которой открывалась пустота небытия.
Институтским планеристам выделили для тренировок место на бывшем Скаковом поле, заваленном мусором и обломками кирпичей. Сергей только еще пробовал управлять планером, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие от этих первых в его жизни коротких минут самостоятельного полета. В один из дней тренировался на поле не один и, увидев, что может столкнуться с другим планеристом, предпринял резкий маневр и внезапно понял – его планер садится на торчащую на краю площадки ржавую трубу. От удара на несколько секунд Сергей потерял сознание. После довольно долго у него болел бок, возможно, серьезно было травмировано ребро. Один биограф утверждает, что Сергей отлежался на диване у дяди Юры, другой, что провел два дня в больнице, из которой сбежал, третий, что одиноко маялся в общежитии на Боггоутовской. В любом случае можно сказать, что и на этот раз он отделался легким испугом.
– Сергей, представляешь, выпускник нашего института Александр Федоров организовал кружок, они там какую-то ракету создают, – сказал как-то Алексей Павлов, иронично улыбаясь. – В Музее революции на улице Короленко уже работает их Выставка по изучению межпланетного пространства. На мой взгляд, все это какая-то фантастика!
Опять «рифмовалось»: выставка по изучению межпланетного пространства открылась на улице Короленко, а он – Королев, но информация лишь задела край его сознания и улетела.
Активная его натура жаждала реальных действий и реального дела, изучение космоса тогда ничего подобного не сулило. И как-то вяло отреагировали студенты, а реакция окружающих для него была важна. Астрономический школьный кружок, правда, вспомнился – но запах свежих опилок в мастерской, ощущение воздуха, обнимавшего его при минутных полетах на Скаковом поле, влекли сильнее. И конечно, будоражила юное честолюбие засиявшая над КПИ аура победы в соревнованиях: успех на III Всесоюзных состязаниях в Коктебеле обсуждали в институте все! Константин Яковчук на планере КПИР-1-бис установил всесоюзный рекорд продолжительности полета – 9 часов 35 минут 15 секунд, киевлянин Юмашев – рекорд дальности. Бурно восхищались и успехом советских планеристов в Германии: из Германии они и отправились в Крым.
– На горе Вассеркуппе всех немцев потрясли! – с чуть заметной завистью говорил Савчук. – Привезли серебряные кубки и какие-то еще подарки. Немецкие газеты писали о них – захлебывались восторгом! Немцы ведь пунктуальные, правильные, все у них рассчитано, а наши неожиданные, рискованные! Мы не телом, а душой летаем!
Иван Савчук сам когда-то жил в Германии с отцом-дипломатом и считался знатоком не только языка, но и национального немецкого характера.
Как хотелось Сергею оказаться в Коктебеле!
Весной 1926 года дружная четверка, созданная Сергеем, начала распадаться. Иван Савчук задумал в июне возвращаться в Одессу.
– Не могу жить без моря! – сказал он. – Душно мне в Киеве. И без Лешки будет тоскливо. Его отправляют куда-то в тмутаракань.
Друг его Алексей Павлов совершил запрещенный полет – проскочил под мостом, за это его исключали из киевского авиационного отряда.
С.П. Королев. 1924 год
[РГАНТД. Ф. 134. Оп. 6. Д. 36]