Флеров по памяти набрал номер авиационного склада, где ему приходилось год назад бывать, и, когда женский голос ответил, строго сказал: «Сейчас к вам подъедет сам Королев для подбора винта»[21].
Приехали, Королев, сурово сдвинув брови, выбрал винт и начальственно приказал Флерову:
– Вот этот! Бери и неси!
Пресса принялась хвалить авиетку: «Свой дипломный проект – легкий двухместный самолет для дальних агитполетов тов. Королев при поддержке Осоавиахима осуществил в 1930 году, и самолет уже совершил первые опытные полеты под управлением летчика Кошиц и самого конструктора, как раз перед началом текущего планерного слета. Самолет показал весьма хорошие летные качества» – это «Красная Звезда» (24.10.1930).
«Вестник воздушного флота» опубликовал снимок СК-4 и разъяснение: «Новый советский легкий самолет дальнего действия конструкции С. Королева». И сам Сергей Павлович дал технические характеристики «нового советского легкого самолета» в «Вестнике воздушного флота» (1931, № 2).
Правда, авиетка подвела: во время одного из полетов отказал двигатель, самолет разбился. К счастью, высота и скорость были небольшими, поскольку мотор «Вальтер» на большее и не тянул. Возможно, благодаря слабым возможностям двигателя летчик Кошиц остался жив – Королев радовался именно этому. То, что самолета больше нет, внешне опечалило его не сильно: диплом защищен, впереди новые проекты.
Он даже сочинил эпиграммку:
У разбитого корыта
Собралася вся семья.
Морда Кошица разбита,
Улыбается моя.
Эту эпиграммку до Голованова пытались делать более «политкорректной»:
У разбитого корыта
Собралася вся семья.
Личность Кошица побита,
Улыбаюсь только я.
Правда «разбитая личность» пострашнее разбитой физиономии…
Судьба АНТ-1 Туполева была сходной: после аварийного полета из-за проблемы с двигателем самолетик разобрали.
Деревянную модель своего СК-4 Королев хранил. Значит, все-таки переживал.
А на Октябрьской улице в квартире Баланиных опять корпят над чертежами. Комната Сергея каждый день заполняется людьми, дымом и окурками.
Сначала он предложил Люшину:
– Давай делать новый планер! Одноместный, позволяющий производить на нем фигуры высшего пилотажа. Я уже говорил с летчиком Степанчонком, он очень заинтересовался. Готов попробовать выполнение на планере «мертвой петли».
– Не до этого мне сейчас, – ответил Сергей, – не выберу время. Извини.
Тогда Королев привлек к работе Петра Флерова – Петр взял на себя управление. Ставить себя соавтором сразу скромно отказался:
– Нет, не считаю свой вклад существенным.
Королев придумал название – СК-3 «Красная звезда» – заманчиво было бы предположить, что он прочитал «марсианский роман» Богданова, и все-таки вероятнее, что планер был назван им в честь газеты (что сразу гарантировало ее внимание). Осоавиахим утвердил проект «Красной звезды», дал деньги.
Собирали планер в привычном помещении на Беговой. Королев успевал еще регулярно бывать на Ходынском летном поле, летал теперь без инструктора не на «аврушке» – на старом французском «анрио».
Военный летчик В.А. Степанчонок у планера СК-3 «Красная звезда» в Коктебеле. 28 октября 1930 года
Однажды отказал мотор. Внутри холодом обозначила себя тревога. Приготовился к аварийной посадке, нервно задел какую-то торчащую проволоку – мотор ожил!
Как пишут историки безмоторной авиации, на VII Всесоюзных планерных состязаниях в 1930 году особенно выделялись: паритель «Город Ленина» Олега Антонова и СК-9 «Красная звезда» Сергея Королева. Планер «Город Ленина» был признан лучшим планером по аэродинамическим характеристикам и назван новым словом отечественной планерной конструкторской мысли. Отмечают историки и вклад «Красной звезды»: после того как Василий Андреевич Степанчонок совершил во время полета «мертвые петли», стало понятно, что на планерах можно учить фигурам высшего пилотажа. О смелом полете Степанчонка писали журналы, хвалили в них и сам планер.
Сам Королев, к сожалению, полета не видел: он заболел тифом с тяжелыми осложнениями. В Феодосию, где он лежал в больнице, срочно приехала Мария Николаевна, забрала Сергея в Москву.
Глава 7От планера к ракете
Он счастлив только тогда, когда преодолевает.
Был ли Королев фаталистом?
А. Шопенгауэр, рассуждая «О видимой преднамеренности в судьбе отдельного лица», писал, что трансцендентный фатализм «постепенно слагается из опытов собственной жизни. Именно между ними каждому бросаются в глаза известные события, которые, благодаря своей особенной и значительной целесообразности для него, носят на себе, с одной стороны, ясно выраженную печать моральной, или внутренней, необходимости, а с другой стороны – такую же печать внешней полной случайности.
Многократное повторение таких событий постепенно приводит к мнению, которое часто обращается в убеждение, – что жизнь индивидуума, какой бы запутанной она ни казалась, представляет собою внутренне-стройное целое с определенной тенденцией и поучительным смыслом, – нечто вроде всесторонне обдуманного эпоса»[22].
Жизнь Сергея Павловича Королева, действительно, предстает «всесторонне обдуманным эпосом». Печать «моральной, или внутренней, необходимости» в его личности хорошо просматривается: эпический герой проходит сквозь лабиринт тяжелых испытаний, победив обстоятельства и сметая все препятствия. А вот с печатью, на первый взгляд, «полной случайности» – внезапным поворотом Королева от планеров и самолетов к ракетостроению – далеко еще не все ясно.
Биографы неоднократно подчеркивают реализм Королева, его стремление видеть в идее быстрое ее заводское воплощение, его конкретное мышление, – практический склад ума отчетливо проявился в его деятельности. Голованов несколько раз употребляет эпитет «хитрый», то есть еще и намекает, что Сергей Павлович порой был ориентирован на конкретную сиюминутную выгоду, мол, когда поступал в Киевский политехнический писался украинцем, а в МВТУ – стал русским, – а ведь имел он право писать и так и так; для ускорения дипломного проекта выбрал авиетку – маленький самолет, над которым за два года до этого работал с Кричевским. Пусть за эпитетом Голованова и проглядывает добрая улыбка исследователя, все-таки подмеченное им – не хитрость, а проницательное предугадывание и умное использование имеющегося.
– Точно из-под земли Сергей Павлович вырастает, едва возникает сложная ситуация, – поражались впоследствии его сотрудники. Поражались и его способности о, казалось бы, невыполнимом сказать:
– Сделаем!
И делали!
Интуиция вела Сергея Королева с юности. Интуиция его работала, так сказать, на больших и на малых оборотах, и когда на малых, он мог показаться и «хитроумным». Королев об авиетке задумался еще в Киеве, когда свой самолет конструировал склонный к летной эквилибристике Алексей Павлов, погибший на нем в 1928 году. Возможно, тенью этой гибели, о которой Сергей Павлович узнал, были вырвавшиеся у него слова перед первым полетом на СК-4: «Закройте за мной крышку гроба!», удивившие тех, кто был рядом. И, вполне вероятно, работая над проектом вместе с Саввой Кричевским, он не оставлял давней своей мечты познакомиться с Туполевым.
Поэтому решение сделать проект СК-4 дипломным только на первый взгляд ситуационное и «хитрое»; скорее всего, оно было выношено Королевым и внезапно «открылось» как идея, оказавшись, судя по результатам – не просто защите диплома, не просто личному доброму знакомству с руководителем диплома, но и работе в туполевской «шараге», спасшей Королева от лагеря Колымы, – очень точным.
Медленно выздоравливая, Королев всю зиму много читал. Он провел несколько месяцев дома на временной инвалидности после трепанации черепа вследствие острого отита, видимо, осложненного мастоидитом или, того хуже, начавшимся отогенным абсцессом – тяжелых и опасных осложнений после перенесенного тифа.
Циолковский К.Э. На Луне: фантастическая повесть
[Музей космонавтики]
Циолковский К.Э. Исследование мировых пространств реактивными приборами
[Музей космонавтики]
– Очень понравилась мне книга Вивиана Итина «Высокий путь»[23], – как-то сказал Марии Николаевне.
Запавшая в душу читателя книга многое может рассказать о нем самом. Сборник повестей «Высокий путь», изданный в 1927 году, включал первую в СССР, опубликованную раньше «Аэлиты» А. Толстого, фантастическую повесть «Страна Гонгури» о планете будущего и две повести об авиаторах – представителях Авиахима и Добролета: «Каан-Кэрэдэ» и «Высокий путь» («Люди»). Вивиан Итин сам летал на «юнкерсе», и его достаточно профессиональные суждения об авиации, конечно, оказались близки Королеву, успевшему до болезни окончить школу летчиков и получить свидетельство пилота. В «Каан-Кэрэдэ» писатель касается и планеризма, что сразу делало автора «своим», и потому на образы главных героев-летчиков легко накладывались собственные черты Королева. Было и обратное влияние: мысли автора невольно перетекали в читающего.
Вот отрывок из разговора двух братьев-авиаторов, который мог запечатлеться в его памяти:
«– Через несколько лет мы превратимся в каких-то вагоновожатых! (…) Торгаши, дипломаты, всякая международная сволочь будут садиться в наши машины, не подавая руки… Крути, Гаврила!
– Ну, – сказал Эрмий, – тогда мы можем несколько переменить профессию! Я надеюсь, мне еще придется управлять, вместо международного лимузина, межпланетной ракетой… Ты знаешь, что проекты Годдарда и Оберта близки к осуществлению?».