«…в МосГИРДе была сложная обстановка, точнее говоря, нездоровая. Ну, сами посудите, когда ракета 09 конструкции Михаила Клавдиевича Тихонравова была готова к пуску, руководство МосГИРДа отправило в отпуск Тихонравова. И когда он уехал, без него производился пуск этой ракеты. С шестой попытки он удался, но был аварийным, но главное то, что это был первый пуск. Но без Тихонравова. Когда двигатель Цандера был подготовлен к огневому испытанию, Цандер был отправлен тоже в отпуск в Кисловодск, и без него производили запуск этого двигателя…»
А вот мнение о «сложной обстановке» в организации, руководимой Королевым, «изнутри»: гирдовец Галковский вспоминал: «Четыре конструкторские бригады и небольшая производственная группа лаборантов-механиков были постепенно “сцементированы” руководителем ГИРДа в единую семью энтузиастов-единомышленников»[41].
Королев и в дальнейшем будет ориентироваться в своей работе с коллективом на «семейную модель», которая изначально лежала в основе казачества и шире: в основе российской и советской государственности, – а ныне трансформируется в чисто рыночную с сохранением иллюзии «отцовского участия» президента.
Тихонравов уехал в отпуск по собственной инициативе, причем не один, а с другом. И когда ему прислали телеграмму: «Экзамен сдан» – заплясал от радости. А то, что в акте он не указан, его совершенно не волновало: в ГИРДе все было общее. И ракета 09 была гирдовской!
Асиф Сиддики (Asif Siddiqi) в своем труде, посвященном советской космонавтике 1945–1974 годов, изданном в исторической серии NASA, называет Тихонравова необыкновенно талантливым человеком. Первым это оценил Королев – их тесный многолетний контакт заложил план освоения космоса: от полета первого искусственного спутника Земли и пакета ракет или ракетных блоков, предложенных Тихонравовым, развившим по-своему идею Циолковского о ракетах-поездах.
25 августа 1933 года в газете «Вечерняя Москва» появляется заметка Королева «Путь к ракетоплану», в которой он уверенно утверждает, что у ракетных двигателей большое будущее.
…Наконец к ноябрю того же года гирдовцы закончили работу по созданию ракеты ГИРД-Х, спроектированной бригадой Цандера под руководством Королева. Запуск этой первой советской ракеты, работавшей на жидких компонентах топлива, состоялся 25 ноября 1933 года. На ней был установлен жидкостный ракетный двигатель 10, прообраз которого – ОР-1 родился не из лампы Аладдина, а из обычной паяльной лампы.
Часть втораяЯр
Глава 10ГИРД+ ГДЛ = РНИИ
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень.
– Я не могу работать с теми рабочими, которых вы, Иван Терентьевич, набрали! Они не то что чертежи не поймут, они читают с трудом! У меня в ГИРДе рабочие были, как инженеры, а это отбросы! Лодыри! Не выполняют ни одного распоряжения! Не слушаются приказов! Никто ничего не понимает! – Королев кричал, а Клейменов молчал.
Королев всегда умел даже во время вспышек раздражения, отделив от своего «я» бурно реагирующую его часть, оценить ситуацию. И сейчас, продолжая возмущаться, сканировал мысленную реакцию начальника: двадцатисемилетний выскочка, протеже Тухачевского, получивший благодаря ему два ромба[42] на петлицах, конечно, надеется меня сместить и возглавить РНИИ.
– Нам нужно все подготовить к приезду сотрудников ГДЛ, – наконец проговорил Клейменов, – некогда сейчас заниматься отдельно каждым. Хороший руководитель из плохого рабочего сделает передовика. Если не выполняют приказов, это исключительно ваша вина. Плохо работаете с кадрами вы, товарищ Королев! РНИИ, зарубите себе на носу сразу, – не маленький ГИРД.
По рекомендации Тухачевского Совет труда и обороны 31 октября 1933 года утвердил постановление об организации Реактивного научно-исследовательского института (РНИИ), объединяя московский ГИРД и ленинградскую ГДЛ. Королев был назначен заместителем начальника института – Ивана Терентьевича Клейменова, недолго до этого руководившего Газодинамической лабораторией. Еще ранее Королев пытался официально подчинить ГИРД военному ведомству через Осоавиахим – надеялся на дальнейшую помощь Тухачевского.
– Вы сами, Сергей Павлович, активно боролись за объединение ГИРДа с ГДЛ в один институт. Так почему сейчас ставите мне палки в колеса? – устало спросил Клейменов, показывая интонацией, что разговор с заместителем окончен.
Действительно, окрыленный взлетом первой жидкостной ракеты, Королев уже не просил, а требовал у ЦС Осоавиахима ускорения разрешения вопроса с организацией Реактивного института. А до разрешения «Немедленно отпустить ГИРД необходимые средства на постановку научно-исследовательской работы и, в частности, на постройку первой опытной серии ракет и испытание их (на это нужно до 30 000 руб.). Работы вести, учитывая и мирное применение ракет»[43]. Во властном тоне записки уже проступает будущий Королев – Главный конструктор.
Разумеется, постановлению об организации Реактивного института предшествовала бюрократическая заминка: сложности возникли на этапе резолюций наркома К.Е. Ворошилова и председателя Совета народных комиссаров В.М. Молотова. Ворошилов был не против института, но с приказом не спешил. Не торопился с решением и Молотов, зная, что Ворошилов своего заместителя и любые его предложения не сильно жалует. Тухачевский медлить не любил и обратился к Н.В. Куйбышеву, возглавлявшему Военно-морскую инспекцию. Тот сделал вывод, что такой институт, конечно, необходим, но…
– Но переадресуем его Народному комиссариату тяжелой промышленности. Их авиапромышленному управлению. И Ворошилов будет спать спокойно. Серго возьмет. Ему польстит, что институт такого профиля – первый в мире.
– Да, Орджоникидзе только выиграет, – согласился Тухачевский. – Институт займется военной ракетной техникой. Два-три ракетных удара – и не было бы адской кронштадтской бойни, зачистили бы мятежников за несколько минут. Перевооружение армии назрело!
– Назрело, – согласился Куйбышев. – Вы правы, Михаил Николаевич.
– Теоретическая и практическая разработка реактивного движения для использования ракет в различных областях военной техники и народного хозяйства – вот главная задача нового института.
– Согласен.
Подсуетились и передали РНИИ здание срочно выселенного Всесоюзного института сельскохозяйственного машиностроения. Гирдовцы с Садовой-Спасской перебрались в Лихоборы. И название местности точно определило судьбу ведущих сотрудников нового института.
Руководство Осоавиахима, прощаясь, наградило многих гирдовцев ценными подарками. Сергею Павловичу подарили серебряный портсигар с выгравированной надписью: «Организатору и руководителю ГИРД инженеру С.П. Королеву от Президиума ЦС ОАХ СССР. 23 ноября 1933 г.».
Хотел ли Королев стать сам начальником РНИИ? Биографы об этом умалчивают, обнаруживая, возможно и ошибочно, такие амбициозные планы лишь у инженера Андрея Григорьевича Костикова, того самого, что пришел в ГИРД почти перед его слиянием с ГДЛ и успел еще в подвале на Садовой-Спасской сотворить себе из Королева кумира. Приехавшего ленинградца Глушко он возненавидел со всей страстью, на какую был способен, – и Костиков, и другие гирдовцы посчитали высокомерного красавца-двигателиста главным врагом Королева: поговаривали, что в кулуарах Глушко презрительно отзывается об окислителе-кислороде, который, по решению Королева, использовали в двигателях, и говорит весьма снисходительно о всей работе ГИРДа.
Как-то Королев и Клейменов вызвали Костикова:
– Андрей Григорьевич, нужно за пять часов израсходовать 150 000 рублей.
– А как израсходовать? – испугался Костиков
– Как хотите. – Королев сурово насупил брови, но глаза его искрились таимым смехом. – Покупайте все, что угодно. Можете и в ресторане прокутить.
Клейменов улыбнулся.
– Нет, – еще сильнее заробел Андрей Григорьевич, – дело вы поручаете мне какое-то неправильное, сомнительное, сумма очень большая. На что ее можно потратить, да еще всего за пять часов, никак не пойму.
– Да на станки, – обрубил его сомнения Королев, – что тут непонятного!
Едва Костиков вышел, он сказал, смеясь:
– Неплохой сотрудник, не без способностей, сильный математик, к тому же верный партиец… Но больно внушаемый и подозрительный, во всякую дурь верит. Решил, наверное, что хотели его проверить как коммуниста.
– А вы тоже, Сергей Павлович, – сказал Клейменов, – попридержали бы свой острый язык в кабинете начальника. Хотите, чтобы предложение прокутить институтские деньги дошло до парткома?
Сергей Павлович, человек рефлексивный, умел трезво и точно оценивать не только чужую деятельность, но и свою.
Опыт в ГИРДе, возникшем на пустом месте в холодном подвале – и созданные там первые советские ракеты, пусть еще очень несовершенные, но первые! – показали: это он, Королев, сумел организовать работу коллектива и фактически основать новую отрасль на пустыре! Ему явственно открылось: он не только конструктор, не только инженер, не только пилот, он – руководитель и организатор. И на этом поле ему не будет равных.
И нельзя исключить, что, способствуя объединению с ГДЛ, где до этого он побывал и оценил огненные разработки «Гефеста»-Глушко, Сергей Павлович не увидел себя во главе института. Это естественно вытекало из его предыдущей деятельности и ничуть не снижает его образ. Наоборот – дополняет еще одной гранью – стремлением полностью воплотить свой дар.
Ветров цитирует прямо относящиеся к Королеву (не названному по фамилии) слова академика П.Л. Капицы, произнесенные в Праге в 1959 году на Международном симпозиуме по планированию науки. Капица подчеркнул, что нужно «начинать специально воспитывать и готовить людей – организаторов больших проблем… Они встречаются очень редко, и, по-видимому, это один из уникальных видов человеческого таланта». В те годы слово «проблема» было синонимично современному значению слова «проект».