Вскоре приказом Клейменова Королев назначается начальником восьмого сектора вместо Щетинкова, затем сектор преобразуют в самостоятельный пятый отдел. В отдел придет работать верный оруженосец космонавтики Арвид Палло, он влюбится в идею ракетоплана. А в 1937-м станет сотрудником РНИИ и молодой Борис Раушенбах, отдавший в юности дань планеризму и летавший на планерах конструкции Павла Цыбина, которого знал Королев по коктебельским соревнованиям. На планерах Цыбина летал и Марк Галлай.
«Воистину мир тесен, – с долей удивления отмечал Голованов, – Павел Владимирович Цыбин станет заместителем Главного конструктора Сергея Павловича Королева, Борис Викторович Раушенбах возглавит в королевском КБ все работы по ориентации и управлению космическими аппаратами, а Марк Лазаревич Галлай будет готовить в полет первых космонавтов». Причина таких совпадений и соединений в судьбе Королева – притяжение им тех людей, что, мелькнув однажды, были отмечены его внутренним взором как потенциально «свои» или «нужные», и потому со временем оказались встроенными, иногда опосредованно, через несколько рукопожатий, в его систему.
Насчет Глушко все много сложнее. Они с самого начала их знакомства, с первого критического отзыва гирдовцев, опознавали друг друга амбивалентно: «свой-чужой». Вопрос, почему Королев отдал предпочтение двигателям Глушко, отодвинув Душкина, некоторые историки решают однозначно: двигатели Валентина Петровича на тот момент были самыми лучшими. Есть и альтернативная точка зрения – более мощным был как раз двигатель, разработанный Душкиным, но Глушко поддерживал Тухачевский.
– Признайся, Евгений, ловко ведь Сергей Павлович тебя подсидел, – как-то полусерьезно сказал Душкин Щетинкову в присутствии Королева.
– И слава Богу! Ответственность не для меня с моим здоровьем, – искренне ответил Евгений Сергеевич.
– Баба с возу – кобыле легче, так, что ли? – засмеялся Королев.
Евгений Сергеевич стал в РНИИ верным другом Королева, но из долгоиграющей системы впоследствии выпал: часто бывая у Сергея Павловича дома, он влюбился в его жену. Из-за хронической опасной болезни он вообще испытывал благодарные чувства к врачам, поддерживающим его лечением, и Ксения Максимилиановна казалась ему и чудесной женщиной, помогающей пациентам, и женой-ангелом: безропотно терпит все эмоциональные зигзаги своего неуемного мужа.
– Я прочитал несколько лет назад книгу «Высокий путь», писатель показал буквально мой характер, как в зеркале! Я даже запомнил его слова: «У меня есть жена и маленькая дочка, – говорит герой, летчик. – Но у меня бывает много женщин, я – перелетная птица. Когда я люблю новую, мне кажется, я ее не забуду; но я забываю. Так бывает часто…» – как-то доверительно сказал Щетинкову Королев. – Дочки, правда, пока у меня нет… Почему-то я уверен, если родится ребенок, Ксана очень этого хочет, будет у нас девочка.
Сергей Павлович жену не ревновал. Куда Ксана денется? Квартира есть, пусть пока не своя, зато с удобствами. Материально живут неплохо: только Королев и Глушко, при среднем институтском окладе в 500 рублей, получают по тысяче рублей. За их высокими окладами, конечно, стоит Тухачевский.
И не до ревности Сергею Павловичу – он весь в работе.
Еще в ГИРДе Щетинков обдумал теорию крылатой ракеты, рассчитав соотношение ее массы и тяги двигателя. В РНИИ начались практические разработки. Первой стала ракета 06 и ее модификации. В мае 1934 года состоялся успешный пуск 06 – Ветров называет его первым полетом советской неуправляемой крылатой ракеты с жидкостным реактивным двигателем.
При очередном пуске ждала неудача.
– В общем, ясно, – сказал Королев, – нужно заниматься автоматикой. Отрицательный результат – тоже хороший результат. Ведет нас вперед. Без автоматического управления крылатые летать не могут. Пивоваров уже занимается первым ракетным гироскопическим автоматом, поставим его на ракету 06/3. А пока попробуем 216-ю.
– Хорошо, – кивнул Щетинков, – только дадут ли Клейменов и Лангемак деньги?
– Да, средства нужны немалые. Я все просчитал. Дорого обойдется им наш стартовый комплекс.
Средства начальство выделило. На полигоне в Софрино проложили для ракеты рельсовый путь длиной 60 метров: 216-я должна стартовать с разгонной тележки при помощи пороховых ракет. Из четырех ракет две взлетели. Почти успех.
Руководство РНИИ (позднее переданный Наркомату оборонной промышленности институт стал называться НИИ-3) считало главными своими темами решение военно-технических задач. Работа над созданием жидкостного ракетного мотора для мирного применения не вызывала энтузиазма ни у Клейменова, ни у его заместителя Лангемака. Однако имя Циолковского, ставшее символом новой эпохи, не позволяло окончательно закрыть «ненужные темы». Обласканный властью ученый был необходим молодому РНИИ-НИИ-3 как поддержка: его заочно включили в технический институтский совет.
Сотрудники бригады крылатых ракет РНИИ на Софринском полигоне. Слева направо: стоят – В.П. Авдонин, Б.А. Пивоваров, Б.В. Флоров, П.С. Александров; сидят – А.М. Дурнов, А.С. Косятов, Е.С. Щетинков, С.А. Пивоваров, М.П. Дрязгов, С.П. Королев, В.В. Иванова, Е.И. Снегирева, А.И. Стеняев. 1934 год
[РГАНТД. Ф. 134. Оп. 6. Д. 10]
– Сергей Павлович, примите участие в испытаниях артиллерийских снарядов Победоносцева! – приказал Клейменов в феврале 1934-го и уехал с Тихонравовым в Калугу.
– Вот и я в бессмертие попал, – с улыбкой говорил Михаил Клавдиевич, вернувшись. – Сфотографировался с Константином Эдуардовичем. Гениальный старик, конечно.
– Эх, меня не взяли! Обидно.
– Клейменов ведь планировал, не я.
– О ракетоплане ты не рассказывал Циолковскому?
– Рассказал! Он очень воодушевился. Клейменов тоже твое имя упоминал.
– А сам поставил вопрос перед командованием Управления РККА о моем исключении из рядов резерва. Знаешь об этом?
– Иван Терентьевич? Ничего не понимаю!
Испытания крылатой ракеты 212.
[РГАНТД. Ф. 107. Оп. 6. Д. 57. Л. 5]
– Что тут понимать?! – взорвался гневом Королев. – Клейменова нужно снимать! Буду писать Тухачевскому!
Эх, не надо бы, подумал Тихонравов, но вслух не возразил.
Королев письмо написал (его цитирует Голованов) и 29 мая 1934 года отправил «красному маршалу»:
«Я стал работать инженером и проектирую сейчас торпеду с реактивным мотором для полета на 100 км (возможно, что этот объект будет прототипом в миниатюре будущего стратосферного корабля или сверхдальнего снаряда). Пишу книгу по ракетному делу и абсолютно не вмешиваюсь ни в какие истории, создаваемые в РНИИ, т. к. техническая работа давно была моей самой большой и заветной мечтой.
Будучи начальником ГИРД, я не имел возможности серьезно работать в области реактивного движения, в которой я являюсь специалистом. Но т. Клейменов на этом не успокаивается и ставит вопрос перед командованием Управления РККА о моем исключении из рядов резерва РККА. Когда это не получается, то он ставит вопрос о том, что он не может работать в одном учреждении со мною (хотя сейчас мы непосредственно по работе не связаны), и, таким образом, я в настоящий момент очутился на пороге РНИИ…»
Королев косвенно подтверждает, что за противостоящей Клейменову группировкой стоит лично он: «…я смело за себя и за товарищей заявляю, что никаких смертных грехов, которые мешали бы нам работать в РНИИ, мы за собой не имеем и просим только одного: дать возможность нам, наконец, спокойно работать в той области, где мы можем принести пользу, и в институте, для создания которого мы положили немало сил и энергии».
Клейменов – плохой руководитель, утверждает он, из-за него научно-исследовательская работа по жидкостным агрегатам в РНИИ вообще отсутствует, уходят сами или уволены лучшие сотрудники.
К.Э. Циолковский и М.К. Тихонравов в Калуге. 17 февраля 1934 года
Между прочим, ушедшие из института бывшие гирдовцы Леонид Константинович Корнеев и Александр Иванович Полярный создали, опять же благодаря поддержке Тухачевского, конструкторское бюро – КБ-7, опирающееся на кооперативный союз с несколькими исследовательскими институтами и производством. В КБ-7 была создана ракета на жидкостном двигателе, впервые пролетевшая приличное расстояние – 12 километров. Там же, в КБ-7, начинали заниматься гироскопами и автоматикой для управления полетом, одна из жидкостных ракет была двуступенчатой.
Критикует Королев и двигатели Глушко, который упорно держит сторону Клейменова: моторы «т. Глушко (Ленинград) оказались непригодны по своим данным для установки их на летающие объекты». Весь РНИИ, по его словам, «представляет собой мастерские по изготовлению бесконечных вариантов пороховых снарядов Лангемака».
Толчком к написанию письма послужил поставленный начальником вопрос об исключении Королева из резерва РККА, основная причина обращения к Тухачевскому, конечно, в другом – руководство РНИИ не способствовало направлению работ, начатых ГИРДом, – творческий дух изгонялся земным практицизмом. И если посмотреть объективно, Сергей Павлович не только «вмешивается» в «истории, создаваемые в РНИИ», он – как признанный лидер гирдовской части коллектива сам их и закрутил, надеясь все-таки сместить начальника и добиться полного возвращения гирдовской тематики.
Конкретным реалистом был Клейменов, а не Королев. Реалист всегда живет настоящим, а не будущим. 30-е годы ХХ века тревожно сигнализировали о возможной войне и первоочередной необходимости оружия. В пользу реактивных пороховых снарядов через несколько лет высказалась «Катюша», созданная в 1941 году в НИИ-3 в ускоренные сроки благодаря научным разработкам И.П. Граве, Н.И. Тихомирова, В.А. Артемьева, Б.С. Петропавловского, Г.Э. Лангемака и в том числе сотрудников НИИ-3 И.И. Гвая, В.Н. Галковского, А.П. Павленко и других. Не разработчиком, но инициатором и руководителем создания «Катюши» станет инженер Костиков, который будет назначен заместителем нового директора института Слонимера.