– Знаешь, Валентин, я впервые ощутил всю радость от одиночества, – признался через несколько дней после отпразднованного новоселья. – Буквально наслаждаюсь сейчас одиночеством своим. Точно началось у меня в жизни новое летосчисление.
– А я не могу забыть пережитое.
– И мою душу пережитое прорезало, как глубокая борозда… Сейчас я относительно спокоен, только память былого неотступно и настойчиво следует всюду за мной.
– Как говорила моя первая жена, писательница, после боли начинаешь острее воспринимать жизнь.
– Как точно сказано! Сейчас я знаю цену и лучу солнца, и глотку свежего воздуха, и корке сухого хлеба…
– Нашим женам этого не понять, – сказал Глушко.
– Не понять! Пытаюсь в письмах объяснить Ксане, что не могу и не имею права бросить коллектив, в котором столько работал здесь. А как бы хотел, чтобы и для нее было важно и стало таким же близким, как мне, это сознание – сознание долга и чести.
– Именно чести! Об этом мне всегда говорил Лангемак.
– Ты, Валентин, отлично знаешь, что труд является для нас основной частицей жизни. А Ксана стоит к моей работе и к интересам моим в работе недостаточно близко, не видит незримые пути и связи, по которым течет моя настоящая внутренняя жизнь.
Как-то вечером разговорились с Севруком, тоже прошедшим колымский лагерь и оттуда попавшим в Казань. Доминик Доминикович отозвался очень хорошо об одном из начальников НКВД, организовавшем КБ из инженеров-заключенных прямо в лагере и формально возглавившем работу.
– Он сам был с инженерным дипломом, уважал Берию, считал, что политика на сохранение лучших технических мозгов очень верная.
– А я проклятое золотишко добывал! Из-за одной институтской сволочи! Выступал против меня на собраниях и составил акт технической экспертизы. Валентин говорит, что и все сведения о наших с ним технических разработках дал следствию, скорее всего, он.
– Сергей, раз этот человек выступал открыто и открыто проводил экспертизу, вряд ли сведения поставлял он. Валентин многого не знает. Наш лагерный начальник КБ мне лично, в стороне от чужих ушей, объяснял, что доносчик обычно тот на предприятии, на кого никогда не подумаешь. Он открыто не выступает. Иногда прикидывается наивным или дурачком, и как бы от этого говорит в коридорах то, о чем другие в страхе молчат, будто не понимает опасности. Так провоцирует людей на откровенность. А потом их сдает. Был у вас в НИИ такой?
Королев задумался. Характеристика совпадала только… со Щетинковым. Но, конечно, он сразу отмел подозрения: это совершенно исключено! Евгений Сергеевич – человек проверенный, вместе пуд соли съели, и Ксану поддерживает, почти все отшатнулись, а он приходил к ним домой и помогал. К тому же давно болен.
– Как-то сразу никто не вспоминается. Да и увязать в колее прошлого не хочется… Вот наградили орденом «Знак Почета» за мои труды по испытанию ракетных ускорителей, значит, стала партия мне верить.
Он уже задумал реорганизовать свою группу в собственное КБ. И, несмотря на тюрьмы, лагерь, «шарашки», готов со своим коллективом остаться здесь, в системе НКВД. Лишь бы работать! А верные люди приедут. Нельзя отставать от немцев! Недавно прочитал в газетах, оставленных для него библиотекарем Палеевой, об атаке немецких ракет Фау-2: до России они не долетели, обрушили свои удары на Лондон.
Удостоверение к медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Выдано С.П. Королеву 22 декабря 1959 года
[Музей космонавтики]
– Если что появится на эту тему, пусть на немецком, будьте добры, мне отложите, – попросил Королев.
– Обязательно отложу!
– Я знаю, у вас болен ребенок, мне сахар не больно-то нужен, а ребенку необходим, возьмите половину сахара из моего пайка.
– Немцы с Фау-2 обошли нас, – переживая, говорил Королев Севруку. – А ведь в ГИРДе за годы до этого начались полеты советских ракет! Да, начало было скромное, но любой родник мал, а река вырастает из него и набирает мощь. И потом в нашем РНИИ Тихонравов и работавший у него Костиков, хоть и мучительно вспоминать это имя, предлагали заниматься проектом баллистической ракеты с двигателем на кислороде. Михаил Клавдиевич даже утверждал, что на такой ракете можно поднять одного-двух человек за пределы земной атмосферы. Мы еще до этого обсуждали с ним идею Циолковского о ракетных поездах, и 2 марта 35-го на I Всесоюзной конференции по применению ракетных аппаратов в стратосфере я говорил, что одна большая ракета может нести на себе меньшую, а меньшая – еще более меньшую…
– А руководство НИИ?
– Руководство называло все тихонравовские предложения фантазиями, хорошо хоть не выбросило ракеты вовсе. Костиков струсил и отступил, а после, не знаю по какой причине, поддержал мой ракетоплан. Только Тихонравов, молодец, не успокоился, разработал ракету «АвиаВНИТО» с двигателем Душкина. Ракета поднялась на три километра. А потом… Потом институт все дальнейшие разработки в этом направлении затормозил. Ошибка! И ракетоплан надолго заморозили!
– Валентин Петрович рассказал мне о группе авиаконструктора Болховитинова в НИИ-4, вы в курсе, что там работают теперь Тихонравов и Победоносцев? – спросил Доминик Доминикович.
– Да, он мне тоже об этом говорил, – ответил Королев. В его сознании в этот момент сверкнула идея – не создать ли все-таки реактивный перехватчик, о котором рассказывал Рае? Потенциально более мощный, чем ракетный самолет БИ, созданный в КБ Болховитинова Исаевым и Березняком? Самолюбивое стремление их обогнать? Нет! Досада на отечественное отставание по ракетам! Он должен взять эту проблему на себя! А ракеты? Ведь немецкие Фа-2 – это что-то очень серьезное…
Вскоре Королев отправляет в Наркомат авиапромышленности свой проект: «Необходимые мероприятия для организации работ по ракетам дальнего действия».
9 мая 1945 года народ всей страны, точно великий океан, заполнил площади и улицы советских городов:
– Сталин! Сталин говорит!
– Товарищи! Соотечественники и соотечественницы! Наступил великий день Победы над Германией. Фашистская Германия, поставленная на колени войсками Красной армии и наших союзников, признала себя побежденной и объявила безоговорочную капитуляцию.
Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, – не прошли даром и увенчались полной победой над врагом.
Глава 13Восстановление
Немало я дум передумал
С друзьями в далеком краю.
Уже 1 мая 1945 года Сталин подписал указ «О проведении работ по выявлению и вывозу заводского и лабораторного оборудования, чертежей и опытных образцов реактивных снарядов». Началом этого процесса считают письмо Уинстона Черчилля: в июле 1944 года он обратился к Сталину с просьбой о допуске англичан к обследованию немецкого ракетного полигона на территории Польши. Сталин поручил наркому авиационной промышленности Шахурину возглавить исследования немецкой техники, присоединившись к английским специалистам. В Германии реконструировать нацистскую технику, по приказу Шахурина, начал генерал-майор артиллерии Андрей Илларионович Соколов, бывший в годы войны уполномоченным Госкомитета обороны по уральским заводам, где было налажено в ускоренные сроки производство твердотопливных снарядов реактивной артиллерии залпового огня – «Катюша».
Работа в КБ Глушко стала для Королева еще одной ковровой дорожкой: именно благодаря разработкам по ракетному ускорителю он был включен в группу технических специалистов, в задачи которой входило изучение немецкой ракеты Фау-2. Так что выбор Королева между двигателями Глушко и Душкина оказался важным и для его судьбы. Не попади он в Германию, история советской космонавтики могла бы пойти иным путем.
В августе 1945 года он вызван в Москву, а в начале сентября отправлен в Берлин как инженер-ракетчик с погонами подполковника.
Королев С.П. и Победоносцев Ю.А. 1945 год
[Музей космонавтики]
– Вот так, Ксана, опять разлука, – сказал жене. – Доченька наша Наташа растет без меня.
Перед командировкой успел встретиться со старым сослуживцем Тихонравовым.
– Лечу в Германию.
– Знаю! Это мы с Победоносцевым доставили двигатель Фау-2 из Польши Болховитинову, а он вышел на Ванникова. А позже мы с Юрием предложили Льву Михайловичу Гайдукову включить тебя в группу по изучению трофейной техники. Я от польских поисков устал, поэтому лететь в Германию отказался. Список тех, кто поедет в Германию, составлял сам Гайдуков как заместитель наркома боеприпасов.
– Не побоялся включить нас с Глушко – бывших зэков, – сказал Королев. – Я только что встречался с ним… А почему двигатель привезли из Польши?
– Там был у немцев запасной испытательный полигон после того, как в августе 43-го британская авиация разбомбила ракетный центр в Пенемюнде. Место полигона рядом с деревней Близка указал нам англичанин…
– Фау-2 перспективна?
– Весьма! Имеет более высокие данные, чем их же самолет-снаряд Фау-1. Жидкостный реактивный двигатель на 75-процентном этиловом спирте и жидком кислороде. Душкин потом вынужденно использовал производные азота, но все-таки мы были правы, когда не хотели применять ядовитые окислители Глушко!
– А вес и дальность?
– Стартовый вес 12,9 тонны, максимальная дальность полета 250 километров, максимальная скорость полета 5700 километров в час. Есть система управления траекторией… Если бы Клейменов и Лангемак не закрыли баллистические ракеты, могли бы и мы иметь сейчас свои «Фау», а не побираться! Меня-то, конечно, гораздо больше интересует мирное ракетостроение. Недавно перешел в новый НИИ-4 и взялся за старое, – Михаил Клавдиевич застенчиво улыбнулся, – проектирую ракету для полета человека в космическое пространство, все предусмотрел, как мне кажется… Очень интересно, как поведет себя человек в невесомости.