Королев. Главный конструктор — страница 43 из 93

О знакомстве подробно рассказывала Голованову Нина Ивановна. Произошло оно в НИИ-88. Сергей Павлович попросил прислать ему переводчика с английского, немецкие журналы он читал сам. Германии после поражения было не до ракет, конструктор Фау-2 Вернер фон Браун прочно обосновался в США, и ждать актуальных новостей по ракетной технике – Королев это понял быстрее других – следовало именно из англоязычной прессы.


Котенкова Нина – студентка 1 курса Московского государственного педагогического института иностранных языков. 1937 год

[Музей космонавтики]


Котенкова Н.И. на теннисном корте. 1937 год

[Музей космонавтики]


Нина Котенкова, судя по фотографиям, в молодости – а ей в ту пору было двадцать шесть – отличалась чарующей (не побоюсь ретроэпитета) мягкой женственностью. И еще было в ней что-то детское, простодушное и одновременно шаловливое. То, что так ценил Королев, не переносивший в женщинах «значительности», фальши и наигранности. Он сам любил смех и шутку, и в Ксане до своего ареста находил еще не погасшие искорки «милого шалунишки». Черты детскости в жене испарились из-за испытаний в годы войны и ответственной работы хирурга.

А Нина Ивановна могла смеяться и говорить открыто и непосредственно, как девчонка, несмотря на пережитое: потерю отца, заместителя директора завода по хозяйственной части, материальные трудности осиротевшей семьи, тяжелые военные годы, развод с первым мужем из-за его измены… И очень искренне призналась сразу, что английский текст для нее труден из-за обилия технической терминологии, ей незнакомой. Попросила дать ей в помощь инженера.

Королев, даже общаясь с государственными авторитетами, умел проникать за их социальные маски и выходить на контакт с человеческим в них. И в институте не переносил служебной роботообразности, внезапно сбрасывал с сотрудника официальную личину юмором или неожиданным разносом – чтобы перед ним предстал человек. Нина сразу была без социальной маски. Просто живая милая женщина.

Инженер с готовностью откликнулся, помог и на вопрос Королева, как ему работалось с переводчицей, ответил:

– Прекрасно! И наружность привлекательная, и очень понятливая, интеллигентная.

Образ Королева в ее глазах тоже был живой. Свое отражение ему понравилось. А ей понравилось, как смотрит на нее он. Их отражения улыбнулись – и в этом миг две души, точно узнав друг друга, соединились раньше физических тел. Впрочем, Нина Ивановна была далека от «фантазий», близких художественной тени, таящейся в душе Сергея Павловича, – и ее земная трезвость тоже ему понравилось: тылы не должны быть туманными и подверженными психологическим вибрациям. Вибрации позже, конечно, случались как ответ на его собственную эмоциональную турбулентность.

Он решил, что именно она станет его женой, в тот день, когда Нина принесла очередные переводы и он взял ее за руку, предложив провести вечер вместе.

Вскоре квартира Сергея Павловича преобразилась. Он не так давно получил свое жилье в Подлипках. Хотя этот подмосковный город назывался Калининград в честь революционно-партийного деятеля М.И. Калинина, когда-то поработавшего у станка на местном заводе, все звали город по-старому, а Королев ласково называл «Липочки-Подлипочки». В Москву к ставшей бывшей женой Ксении Максимилиановне Сергей Павлович не вернулся.

История «Липочек-Подлипочек» имела свой авантюрный сюжет купли-продажи: пустоши Вилы и Подлипки принадлежали когда-то Прокофию Пастухову, основавшему полотняную фабрику, затем перешли к семье Пантелеевых, младший из Пантелеевых продал Вилы и Подлипки потомственному почетному гражданину Перлову, построившему гончарно-кирпичный завод, а брат его устроил в Подлипках (название Вилы как-то самоустранилось) конный завод, где разводил орловскую и першеронскую породы лошадей, участвовавших в скачках на ипподроме, рядом с которым собирал много лет спустя Королев свои планеры и самолет СК-4. Однажды Перлов на ипподроме заложил все, что имел, – и проиграл. С 1919 года Подлипки становятся местом артиллерии: здесь обосновался орудийный завод, эвакуированный за Урал в 1942 году. Вскоре на Подлипки упал зоркий взгляд Дмитрия Федоровича Устинова – и он перевел туда часть ленинградского завода «Арсенал». В результате всех перестановок у НИИ-88 появился завод, однако имевший самостоятельность и собственное руководство, считавшее придатком как раз НИИ.

…Как выяснилось при вечерней встрече, жила Нина, к обоюдному удивлению обоих, в том же доме, где и Королев, и в том же подъезде: квартира Сергея Павловича – этажом выше. Судьба, словно заботясь о Королеве, которому некогда было отвлекаться на поиски любимой женщины, решила помочь ему и сразу поселила их рядом.

Из кухни теперь выпархивали вкусные запахи, на подоконнике раскрывали влажные лепестки молодые цветы, в шкафу приникли друг к другу новый мужской костюм и легкое женское платье…

* * *

Мария Николаевна отнеслась к женитьбе сына спокойно. Как все матери, в его несложившейся семейной жизни она винила невестку: предпочла работу мужу, вот и получила. Сама Мария Николаевна всегда ставила Гри выше своих служебных успехов, а Ксения отвела Сергею второстепенную роль. Мария Николаевна никаких претензий не высказала, терпеливо снесла истерику бывшей невестки, кричавшей, что хорошие мужчины жену и дочь не бросают, так дурно воспитала его она, мать!

– Вы! Вы! Вы! Во всем виноваты! В вашей семье развод – плевое дело! Сергея вы оставили без отца! Он жаловался на свое несчастливое детство!

– Пусть так, – сказала Мария Николаевна.

– Она моложе меня! В том причина!

– Думаю, что дело не в ее молодости, а… – Мария Николаевна удержалась и не закончила фразу, пожалев рыдающую Ксению Максимилиановну. Молодых женщин у Сергея, она как мать давно об этом догадывалась, было немало, не мог он все годы в Омске и Казани жить монахом, темперамент не тот, а вот любовь к нему пришла только сейчас. Имеет ли она право винить его? Ведь сама ради чувства оставила постылого мужа и маленького ребенка.

– Вы же были у них, видели: она красивая?!

– Тоже светловолосая, как ты в юности, – Мария Николаевна подняла брови чуть удивленно: брюнетки всегда казались ей много красивее блондинок. – Только волосы у тебя были как золотое поле. У нее просто русые.

– Простите меня, – внезапно проговорила Ксения Максимилиановна, кинувшись к ней и обняв. – Во мне кричит еще не умершая любовь к Сергею. И обида за дочь: теперь у нее нет отца!

– У них не будет детей.

– Не будет? Почему?

– У меня во втором браке ребенка родить не получилось. А Гри мечтал. В судьбах близких часто все повторяется.

– Я не разрешу Наташе видеться с ней.

– Здесь я тебе не советчица.

Мария Николаевна показала утомленной интонацией голоса, что устала от очень тяжелого для нее разговора.

– Пойду, Мария Николаевна! Воскресенье, Наташа дома одна. Конечно, с ней все хорошо, спокойно и старательно делает уроки.

– Умница.

…Уже стемнело, подходя к дому, Ксения Максимилиановна подняла голову: окно светится, значит, дочь не у подружки в соседнем подъезде.

Наташа и в самом деле спокойно делала уроки. В ее чуть сутулой спине привиделось Ксении Максимилиановне неприятное сходство со спиной Сергея.

– Твой отец тебя бросил! – выкрикнула она. – Тебе двенадцать лет, ты уже можешь понять, что такое измена. Он изменил мне, связался с другой женщиной, бросил нас! Меня и тебя!

Наташа встала, оттолкнув ногой стул, сделала несколько шагов к матери и остановилась посреди комнаты, точно оглушенная.

Правильно ли она делает, что рассказывает дочери? – Ксения Максимилиановна засомневалась, но остановиться уже не могла.

– Эта женщина разбила нашу семью, отняла у тебя отца! Дай мне слово, что никогда ты с ней встречаться не будешь!

– Конечно, мамочка! – Ступор Наташи перешел в бурные рыдания.

В кухне соседка негромко включила радио, бодро забубнили чужие мужчины и женщины.

Когда в понедельник Ксения Максимилиановна вернулась с работы, Наташи дома не было: дочь оставила записку, сообщила, что ушла к подружке. Пол в комнате был усыпан обрывками фотографий: Наташа изорвала все снимки отца.

Василий Павлович Мишин рассказывал, что Сергей Павлович как-то при нем, на полигоне, несколько раз набирал телефонный номер дочери, чтобы поздравить ее с днем рождения, – Наташа, услышав его голос, сразу обрывала телефонную связь, а Королев плакал. Очень сильные люди нередко и очень ранимые.

Через несколько лет Наташа все-таки решит пойти на пятидесятилетний юбилей отца, наденет красивое новое платье, уложит волосы… Увидев ее сборы, отец Ксении Максимилиановны, любимый дедушка Макс, скажет с обидой:

– Ты же обещала маме никогда не встречаться с его второй женой! Не умеешь держать слово?!

И Наташа снимет платье, бросит его на кровать, уткнется в подушку и заплачет. Ей бы сказать: ведь и у матери есть новый муж! Но разве может хорошая дочь и внучка сказать такое? Конечно, нет.

Ксения Максимилиановна вышла замуж за Евгения Сергеевича Щетинкова, прожили они вместе больше двадцати лет, счастливый их брак прервала только его смерть. Вряд ли она узнала, что Щетинков, прежде чем предложить ей руку и сердце, деликатно спросил Королева, не будет ли тот против, если они с его бывшей женой станут супругами.

– Я буду только рад, – ответил Сергей Павлович, – от всей души желаю вам счастья.

– Сегодня у меня большая радость, – сказал вечером Нине, – свалился тяжелый камень вины перед бывшей женой. Еще бы Наташка…

…А в начале 1947 года у Королева «все сложно», как пишут сейчас в соцсетях: он еще не разведен – Ксения Максимилиановна всеми силами препятствует официальному разводу. Да и Нина иногда подчеркивает, что хотела бы остаться свободной. Впрочем, слова Нины только усиливали стремление Королева заключить законный брак с любимой переводчицей, которую он уже считал своей женой. Препятствия распаляли его с юности. Возможно, Нина Ивановна чисто женским чутьем это улавливала и потому отстаивала свою независимость. Или – не слишком была в нем уверена. Ее немного напугала Мария Николаевна: будущая свекровь была очень вежлива, хотя и достаточно прохладна, – насторожила Нину одна ее фраза: «Прежде чем принимать окончательное решение, нужно все взвесить еще раз».