Его сильно удручал тяжелый климат казахской степи. Обладая огромной психической силой, похвастаться физическим здоровьем он не мог: еще с Колымы появилась у него сердечная аритмия, в Кап. Яре болели ноги, спина, он легко простужался, плохо переносил и холод, и жару, к тому же его организм реагировал на стрессы и неприятности недомоганиями.
В непривычных тяжелых условиях начались конфликты внутри созданного Королевым Совета главных. Сергей Павлович доверительно пишет жене:
«Я все больше убеждаюсь, как много значат в каждом деле отношение того или иного человека к порученному делу, его характер и то личное, свое, что каждый вкладывает в свой труд. А особенно это в нашем новом таком и необычном деле, где запросто приходится перелистывать книгу знаний».
Чуткая Нина Ивановна в ответном письме пробует мягко посоветовать мужу изменить ко всем главным подход, который «был приемлем в начальной стадии» совместной работы. «Разногласия» в коллективе, предполагает она, могут быть следствием того, что «все теперь герои, и, наверное, у каждого из них прибавилось самолюбия (особенно у тщеславных)».
Но не это письмо жены вызвало у Королева сердцебиение и приступ смешанных чувств: радости и тоски одновременно, – а другое, отправленное Ниной Ивановной тремя днями ранее: 30 апреля 1957 года:
«Серёженька, хочу тебя порадовать. Вчера ездила в Военную коллегию Верховного суда и получила справку о твоей реабилитации. Мне ее выдали без доверенности, хотя я на этом и не настаивала, а приехала туда для того, чтобы предупредить, что ты будешь месяца через 2–3. К счастью, со мной был мой паспорт, и мне ее дали. По приезде тебе надо будет пойти к ним для ознакомления с “делом”, чтобы знать, когда и кем оно было состряпано. Ты не нервничай, родной, давно все позади и не мучай себя воспоминаниями».
Два года назад в Главную военную прокуратуру СССР Королев отправил заявление с просьбой о пересмотре своего дела 1938 года и о реабилитации. И вот подтверждение – он чист!
10 мая 1957 года Нина Ивановна посылает текст выданного документа:
«Военная коллегия Верховного суда СССР
25 апреля 1957 г.
№ 4-н 18811/56
Дело по обвинению КОРОЛЁВА Сергея Павловича, до ареста 27 июня 1938 года работавшего старшим инженером группы № 2 в научно-исследовательском институте № 3 НКОП /Министерство оборонной промышленности/, пересмотрено Военной коллегией Верховного суда СССР 18 апреля 1957 года. Постановление Особого Совещания при НКВД СССР от 10 июля 1940 года в отношении КОРОЛЁВА С.П. отменено, и дело за отсутствием состава преступления прекращено.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ СУДЕБНОГО СОСТАВА
ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР ПОЛКОВНИК ЮСТИЦИИ ЦЫРЛИНСКИЙ»[76].
Сергей Павлович перечитал решение коллегии несколько раз. Опять проплыли в памяти шурфы Колымы, грязная палуба корабля, мрачные стены Бутырки, решетки на окнах «шарашек»… Наконец-то вся эта кошмарная эпопея закончилось.
Неужели обо всех арестах Сталин знал? Получается так. И все-таки даже после знаменитой статьи в «Правде» 1955 года «О преодолении культа личности и его последствий» и взрывных собраний, разоблачавших «банду Берии» и вскрывшиеся в связи с ее обвинением «неправильные действия» Сталина «в области нарушения советской законности», из чего прямо вытекало, что и лагерь – результат сталинской политики, порой Королеву думалось: двуликий Янус Берия мог исподволь внушать вождю все, что угодно. Все-таки даже Хрущев не отрицает: под руководством Сталина победили фашизм, а индустриализация подняла страну из послереволюционной нищеты и разрухи. Когда начинали в ОКБ-1 вспоминать энтузиазм первых пятилеток, Королев теперь отмалчивался. Открылось: энтузиазм – на костях! Но что делать, не станешь ведь отрицать: именно Сталин дал приказ заниматься Фау-2 и поддержал разработки советских ракет.
Справка о реабилитации С.П. Королева. 25 апреля 1957 года
[РГАНТД. Ф. 211. Оп. 6. Д. 219. Л. 31]
– Сережа, твои сотрудники, по-моему, создают из тебя сталинский культ, обожают тебя и боятся одновременно, я это почувствовала, – сказала Нина Ивановна, когда они шли по вечерней улице Подлипок с концерта в институтско-заводском клубе. Дул сильный ветер, и шляпа то и дело норовила слететь с крупной головы Королева. – Наверное, тебе, Сережа, прошедшему все круги ада, такое сравнение неприятно и больно… Прости! Даже это страшное имя не стоит никогда поминать! Зачем сравнила, сама не пойму, как-то с языка сорвалось.
– Успокойся, родная, – Сергей Павлович ласково на жену глянул и придержал рукой шляпу, – ты просто мысли мои угадала да перекинула не тому адресату, я как раз шел и думал про верного сталинца Устинова. Мне завтра с ним встречаться. Не отрекся Дмитрий Федорович. Это меня не удивляет, он не из тех, кто меняет кожу. Удивляет, что, несмотря на верность развенчанному тирану, с поста не слетел. Видимо, заменить некем. Нет у Никиты руководителя вооружения такого уровня. А насчет моего культа ты не права: в ОКБ не боятся спорить со мной, да еще как спорят! Я люблю тех, кто смело отстаивает свое мнение. Люблю творческий дух. Да и критикуют меня иногда в сатирических газетах, помещают даже шаржи!
С.П. Королев на отдыхе. Кисловодск, дача «Карс». 1957 год
[Музей космонавтики]
– Ну тогда все хорошо, – улыбнулась Нина Ивановна.
– Отчего-то Федорович тоже стал намекать на слишком мой большой авторитет и внимание Хрущева, и, по-моему, ему это не слишком по душе… Сижу как на раскаленной сковородке – знай успевай поворачиваться.
– А Устинов в своем кресле и Никиту Сергеевича пересидит, – засмеялась Нина Ивановна. – Он вечен. Надеюсь, здесь, на улице, чужих ушей нет?
– На улице оттепель…
До летных испытаний все детали ракеты еще не знакомы друг с другом, испытанные высокими и низкими температурами, вибрацией и рентгеновскими лучами, они отвечают, отдельно каждая, за свою задачу. Ведущий конструктор собирает их вместе в единый организм, объединяя родившуюся ракету задачами общими: надежностью в эксплуатации, дальностью полета, точностью траектории и достижения цели.
А Главный конструктор отвечает за выявляемую степень неизвестной погрешности, которая может обнаружиться после соединения всех проверенных частей ракеты и ее систем при летных испытаниях.
Первого запуска Р-7, назначенного на 15 мая 1957 года, все ждали с энтузиазмом веры. Все – кроме Королева. Еще в ГИРДе он принял как закон: неудачные пуски в начале отработки ракеты обязательны, и они учат больше, чем удачные. Конечно, и у него мелькала слабая надежда: ракеты своенравны, авось да и полетит.
И первая Р-7 действительно очень красиво взлетела, но, преодолев небольшое расстояние, через 97 секунд загорелась.
– Авария… Отстала боковушка! – мрачно констатировал находящийся у перископа Воскресенский. – Ракета развалилась. Слышишь взрывы, Сергей?
– Черт, какой чад, точно из преисподней! – выйдя из бункера, Королев долгим взглядом проследил, как клубится и уходит вдаль черный дым, и, повернувшись к Воскресенскому, проговорил совершенно спокойно: – Новая «семерка» будет на космодроме через несколько дней.
Переживает, подумал Леонид Александрович, только виду не показывает. Так держать, командир.
Переживали все: даже строители, увидевшие полет ракеты впервые. Маршал Неделин сочувственно сказал Королеву:
– Доложу, что ракета стартовала нормально и полет некоторое время длился.
– Спасибо, Митрофан Иванович. – Королев тяжело вздохнул. – Нанесли мы удар по металлургической промышленности потерей огромного количества жидкого кислорода. Стыдно.
Меньше огорчились те, что прибыли в Тюратам с Кап. Яра, их перетянул по договоренности с Вознюком генерал Нестеренко – к аварийным пускам ветераны привыкли. К неудаче с Р-7 начальник полигона отнесся с пониманием: первый блин комом. Постарался в этом убедить и членов Государственной комиссии, утвержденной 31 августа 1956 года Советом Министров СССР. Ее председателем назначили старого знакомого Королева куратора ракетчиков В.М. Рябикова, его заместителем – маршала артиллерии М.И. Неделина. В состав комиссии от Академии наук вошел М.В. Келдыш, техническим руководителем стал Королев.
После аварийного пуска Сергей Павлович пишет Нине Ивановне:
«…не было возможности ничего написать, а наша телефонная пока что почти прикрыта совсем. Вот вернется Костя и тебе расскажет о моем житии. Устали мы здорово, и я, конечно, в частности, и настроение очень неважное, но надеемся, что пройдет время, отдохнем от напряжения и неприятностей этих дней и постараемся, чтобы и настроение исправилось. Вообще, конечно, распускаться нам нельзя ни при каких обстоятельствах.
Записка Сергея Павловича Королева. 13 августа 1957 года
[Музей космонавтики]
(…) надо сейчас нам очень много работать, чтобы выбраться из нашего положения и поправить дело. А путь это будет очень тяжелый и нелегкий. Не скрою – очень переживаю наши неудачи».
Костя – это заместитель Главного Константин Давыдович Бушуев, а словом «настроение» в письмах Королев обозначал пуски ракет. Да, он ждал неудачного начала, понимая: ракету можно до конца понять только при старте, – и все-таки, конечно, переживал.
21 мая 1957 года. Сергей Павлович – Нине Ивановне:
«…все бегут с нашего корабля, почти затопленного бушующими волнами!.. Я к этому, впрочем, давно привык, что, когда дела идут похуже, то и “друзей” поменьше, но, конечно, это не может улучшить общего состояния и настроения у меня и тех, кто остался.
Но мы так не сдадимся: много, очень много работаем, много думаем и найдем, в чем дело, и решим все до конца.
(…) Мой родной котеночек, часто о тебе и нежно вспоминаю, и так хочется тебя крепенько и нежно поцеловать и успокоить. Я так чувствую на расстоянии твои мысли и все твое волнение…»