В предзимний ноябрьский день, когда ставший бесконечным снег прятал под свой ровный белый покров степные высохшие травы, древний, как сама степь, старик-чабан выложил на полу юрты семь рядов гладких камушков по десять в каждом.
– Что тебе говорит гадание, дедушка? – ласково спросила красавица-внучка, работавшая посудомойкой в столовой на Байконуре и отпросившаяся на несколько дней, чтобы проведать одинокого старика. Вчера она с печалью рассказала ему про семидневный полет Лайки, отправленной в небеса в честь Октябрьской революции.
Старик поднял лицо, в его слезящихся узких глазах сверкнул отблеск пламени очага.
– Камушки говорят, гибель собаки – предзнаменование Всевышнего. Большевистской власти придет конец.
Сергей Павлович пишет Нине Ивановне:
«Котинька!
Подбери мне наиболее солидные статьи по ИСЗ – я бы их взял с собой для работы проф. К. Сергеева».
В отделе № 9 под руководством Тихонравова уже начали проектировать пилотируемый спутник для полета человека и возвращения его на Землю после одного или нескольких орбитальных витков. Сергей Павлович и Михаил Клавдиевич составили план по освоению космического пространства и созданию пилотируемого корабля. Вокруг Тихонравова тоже сгруппировались спутники: К.П. Феоктистов, И.М. Яцунский, Г.Ю. Максимов, Л.Н. Солдатова, Я.И. Колтунов, А.В. Брыков, Н.Г. Чернышов, П.И. Иванов, В.И. Галковский, В.А. Андреев.
Ракета-носитель Р-7 весила 287 тонн и способна была нести 4725 килограммов нужного груза. Компоновка ракеты оказалась очень удачной: она имела центральный блок и четыре отделяемых. Двигатели Глушко работали на керосине и жидком кислороде.
Запущенный 15 мая 1958 года спутник, именно он кодировался как «Объект Д», имел кабину в форме конуса и весил 1327 килограммов. К радости академика Келдыша и других ученых, принимавших участие в зародившейся космической программе, «Объект Д» был настоящей научной лабораторией: кроме аппаратуры для наблюдений за Солнцем – ультрафиолетом, рентгеновским излучением (все это было уже на спутнике с Лайкой), он предусматривал на высотах до 500 километров измерение магнитного поля, ионного состава атмосферы, концентрации положительных ионов, изучение состава космических лучей…
Марка почтовая «Лайка – первый путешественник в космосе. Второй советский искусственный спутник Земли». Из серии «Собака Лайка в космическом пространстве». 10 декабря 1957 года
[Музей космонавтики]
Был и еще один важный результат – при разработке этого спутника ракетчикам стало ясно: Р-7 нуждается в доработке и дальнейшие шаги в космос возможны только после модернизации «семерки» как ракеты-носителя. Для полета со второй космической скоростью нужна третья ступень и соответственно – двигатель.
Валентин Петрович Глушко теперь работал в связке не только с ОКБ-1, но и с двумя другими ОКБ: Янгеля и Челомея. На вопрос Королева о двигателе для третьей ступени ответил коротко:
– Загружен по уши.
Что делать? Сергей Павлович принял решение: разрабатывать двигатель в ОКБ-1 под руководством опытного двигателиста Михаила Васильевича Мельникова, а ему в помощь вызвал из Воронежа в Подлипки Семена Ариевича Косберга, главного конструктора ОКБ-154, где создали совместно с ОКБ Исаева два новаторских авиационных жидкостных двигателя. ОКБ Косберга занималось темой десятикратного увеличения тяги. Исаева Сергей Павлович ценил, его рекомендации поверил.
Приехавший Косберг напомнил Королеву Фаерштейна, председателя спортсекции Одесского губотдела ОАВУК. Давно погас в душе осадок от холодного письма с отказом отправить студента первого курса КПИ на соревнования в Коктебель, а вот поддержка Фаерштейном первого проекта планера СК-5 всегда вспоминалась с теплом. В Косберге, тоже подвижном, как пружина, Королев угадал конструкторский ум и, несмотря на почти карликовый рост, недюжинную силу и ремесленные навыки. Косберг действительно многое умел: в свободное время с удовольствием шил платья жене, ремонтировал семейным обувь. Родившийся в Слуцке в многодетной семье кузнеца, он привык всего добиваться сам, руководствуясь принципом: «выгонят в одну дверь – заходи в другую». Поскольку здесь его не выгоняли, а приглашали, он, войдя, просто взял да и перекрыл вход во вторую дверь конкуренту: оттеснил конструктора ОКБ-1, уже занимавшегося камерой двигателя, предложив свою разработку. Поколебавшись, Сергей Павлович принял вариант Косберга, а одному из помощников Мельникова, которого посчитал виновным в отставании по разработке камеры, устроил разнос:
Этикетка спичечная «Первый пассажир спутника – собака Лайка». 1960-е годы
[Музей космонавтики]
Владимир Иванович Яздовский. 1950-е годы
– Напечатайте приказ о вашем увольнении без выходного пособия и срочно мне на подпись!
Сотрудник, на которого обрушился гнев Королева, вины за собой не видел и, хотя знал, что такие угрозы Главного обычно носят чисто демонстрационный характер, обидевшись, пошел в машбюро, напечатал приказ и принес на подпись. Вторая часть ритуала тоже была многим известна – Королев картинно рвал заявление и кричал:
– Вы что, хотите дома чай с вареньем пить? Немедленно на работу!
Через день Сергей Павлович поощрил того же сотрудника за быстрое и правильное решение другого вопроса.
«Третья ступень, – свидетельствовал беспристрастный мемуарист О.Г. Ивановский, – стала называться “Еленой”, а сокращенно просто “Е”. Блок “Е”. Для этого блока наши специалисты вместе с коллективом конструкторского бюро Семена Ариевича Косберга создали ракетный двигатель, которого еще не знала ракетная техника. Он мог запускаться в вакууме и в невесомости, причем имел очень хорошие характеристики и по тяге, и по собственному весу».
В первые мартовские дни 1958 года, заручившись поддержкой Келдыша, все больше увлекавшегося космосом, Королев направил в правительство предложение по разработке космических аппаратов для исследования Луны.
Поддержал Королева и Устинов. Однако и он, и почти во всем с Устиновым солидарный министр обороны Малиновский выпускать Королева из круга военных задач не собирались: вместе с тематикой по боевым ракетам на твердом топливе ему передали еще и соседнее ЦНИИ-58 известного генерала-артиллериста Василия Гавриловича Грабина, чьи пушки, как пишут военные историки, слыли во время Отечественной войны грозой для немецких танков.
Королев, сохранивший благодарное чувство к Тухачевскому, помнил, что Грабин с «красным маршалом» конфликтовал – резко отказался заниматься по приказу Тухачевского динамореактивными пушками системы Курчевского: воплощенные в металл на другом заводе пять тысяч пушек послужили не армии, а сборщикам металлолома.
Черток считал, что решение по передаче ЦНИИ-58 Королеву исходило от Устинова. С Грабиным Дмитрий Федорович был в натянутых отношениях еще с той поры, когда заносчивый артиллерист-конструктор выходил при решении любых вопросов лично на Сталина, обходя молодого наркома. «В 1959 году Устинову представился очень удобный случай убить двух зайцев: окончательно рассчитаться за все обиды с Грабиным, доказав ему наконец, “кто есть кто”, и удовлетворить настоятельные, законные требования Королева о расширении производственно-конструкторской базы», – Черток не сомневался, что предложение Устинова поддержал Хрущев.
Первым сторонником приоритета ракет в ущерб артиллерии был Берия. Весной 1953 года он приказал свернуть работы по тяжелым крейсерам, оснащенным артиллерийскими установками СМ-31, на тот момент считавшимися лучшими в мире. Постепенно все артиллерийские заводы перевели на ракетную тематику. «Свернув» самого Берию, Хрущев тем не менее вслед за ним настолько поверил в новое оружие, что даже своего сына Сергея видел только ракетчиком. Возможно, по совету Устинова, на тот момент заместителя председателя Совета Министров СССР, он устроил сына в ОКБ Челомея, подсуетившегося заранее для приобретения сотрудника, столь ценного и удачного для своей карьеры. Тут же министр обороны Малиновский по отработанной служебной логике стал активно Челомея поддерживать.
Родион Яковлевич Малиновский. 1950-е годы
Опасаясь, что военные заказы, а значит, деньги и на космические пуски уплывут в конкурирующее ОКБ, Королев старался убедить Малиновского в преимуществах ракеты Р-7 над разработками Челомея, заранее заслав в челомеевское ОКБ своих «разведчиков», чтобы убеждать, так сказать, на фактах. Подключал Сергей Павлович к приводимым доказательствам и личное обаяние. До него доползали слухи, что маршал Малиновский, боевой вклад которого ценил Сталин, – незаконнорожденный сын полицмейстера города Одессы: на высеченное грубоватым каменотесом лицо Малиновского падал теплый отсвет любимого моря, и легкий ностальгический акцент наделял дипломатические ходы оттенком искренности. Как талантливый актер не играет, а вживается в образ, так и Королев никогда не был притворно искренним: все исходило из его собственных чувств, только чувства не рассеивались в пространстве, а собирались в световой луч, направленный к главной цели.
Несомненно, и сам Королев, вслед за Хрущевым, считал, что сейчас ракетно-ядерный щит много важнее пушечной артиллерии. Хотя в те же годы США уделяли большое внимание созданию ядерно оснащенных артиллерийских снарядов, Королев пропускал ненужную для Дела информацию мимо сознания.
И все-таки вряд ли решение Устинова передать Королеву ЦНИИ-58 было вызвано запоздалой местью непокорному Грабину, скорее нелюбовь к нему послужила лишь фоном для решения, удовлетворявшего других «двух зайцев»: желание Хрущева всячески способствовать ракетчикам и просьбу Королева о расширении ОКБ-1. Самым удачным вариантом виделось поглощение соседней организации.
Леонид Васильевич Смирнов. 1982 год
Перед Василием Гавриловичем Грабиным Сергей Павлович испытывал некоторую неловкость и, понимая, что большая часть грабинских сотрудников станет работать в ОКБ-1, не хотел выставлять себя виновником ликвидации ЦНИИ-58.