Он встал, потому что откладывать астрономический пуск автоматической межпланетной станции (АМС) было нельзя. Тюлин уже заглядывал и намекал на гнев Хрущева. Без любых намеков было понятно: Никита Сергеевич нацелился на межпланетную победу. Как человек умный, неудачный пуск он сможет простить, успехов в этом году и кроме поставленной на вооружение «семерки» немало: запущен ретранслятор «Молния-1», утверждены проекты по спутникам для изучения радиационных поясов Земли «Электрон-1» и «Электрон-2»… А вот отказ от пуска вызовет у Хрущева бурю негодования.
Сильнее Королева беспокоило другое: не опередят ли американцы? Останавливаться нельзя. «Вперед! На Марс!»
Воскресенский шутил, что поймать в свои сети ловких любовников Венеру и Марса удалось только богу огня Вулкану. Черток грустно кивал, а Королев сердился:
– Леня, не предсказывай нам неудачу! Марс уже старик, ловкость свою давно потерял. Если не отправить к Марсу станцию сейчас, придется ждать 25 месяцев.
– Сергей Павлович, давайте установим на АМС прибор, который точно нам скажет, есть ли жизнь на Марсе, – предложил один из инженеров.
– Давайте-ка сначала отвезем ваш прибор в степь, – сказал Королев, – километров так на десять отсюда. И пусть он нам что-нибудь сообщит.
Прибор отвезли, и вскоре пришла его информация: на Земле жизни нет.
Все смеялись, а Сергей Павлович сочинил экспромт (его приводит Ребров):
Чтоб ответить на вопрос,
Я послал Земле запрос.
Вскоре мне пришел ответ:
«Не волнуйтесь – жизни нет!»
И вот ракета, рокоча, пошла ввысь, чтобы отправить АМС к Марсу.
– Сергей Павлович, сбой в системе управления!
Провал.
А планы у станции были серьезные. Ветров в своем исследовании выделил главные задачи:
«– фотографирование поверхности планеты с последующей передачей изображений на Землю;
– получение инфракрасного спектра участков поверхности Марса с целью обнаружения органических покровов на планете;
Регистрационный бланк члена КПСС С.П. Королева на партийный билет № 08683575 (образца 1954 года). 4 марта 1960 года
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 99.]
Отчетная карточка С.П. Королева на партбилет № 08683575 (образца 1954 года). 4 марта 1960 года
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 99.]
Письмо Нине Ивановне Королевой от Сергея Павловича Королева. 27 января 1961 года
[Музей космонавтики]
Постановление Секретариата ЦК КПСС об утверждении С.П. Королева членом Президиума АН СССР. 5 июня 1960 года
[РГАНИ. Ф. 4. Оп. 15. Д. 220. Л. 138.]
Постановление Секретариата ЦК КПСС об утверждении С.П. Королева членом Президиума АН СССР. 5 июня 1960 года
[РГАНИ. Ф. 4. Оп. 15. Д. 220. Л. 138.]
Сергей Павлович Королев. 1961 год
[Музей космонавтики]
– получение ультрафиолетового спектра атмосферы Марса;
– изучение радиационных поясов Марса;
– изучение космических излучений на пути к Марсу».
Сергей Павлович пишет Нине Ивановне 11 октября 1960 года:
«…Старик Марс ревниво хранит свои тайны, да и наша не всегда хорошая работа и организация немало способствует еще этому.
Вчера все шло, в общем, хорошо, и очень многие и необычайно трудные ступеньки, в частности в именно нашей работе, были успешно пройдены, но дальше что-то случилось у Николая, а возможно, и у Виктора, и… дальше Сибири мы не угодили.
Безумно жаль того совершенно титанического труда, который затрачен был на нашу машину, и бесконечно жаль, что это могучее и в то же время легкое и почти наделенное живыми качествами творение гордого человеческого разума – сейчас в виде тысяч разлетевшихся обломков усыпало, по счастью, пустынные сибирские земли.
Итог: мы разбираемся во всем произошедшем, думаем и бешеными темпами начинаем повторять все сначала…
Ведь этой осенью мы должны послать туда человека и вернуть его к нам. Сколько это сулит волнений и сколько для этого нужно сил и, в частности, нужно лично мне. Надо, чтобы все поверили, что все будет хорошо, и сам должен в это верить.
Я с ужасом думаю, что у меня может и не хватить этих сил, и не знаю, что делать, чтобы этого не случилось».
Николай – это Пилюгин, система управления, Виктор – Кузнецов, гироскопы.
Сергей Павлович на полигоне носил то пальто и тот костюм, в которых был при удачных пусках. Нине Ивановне приходилось штопать замахрившиеся обшлага «проверенных» костюмов. В кармане у него всегда был талисман – «счастливые монетки», не вынимая из кармана, иногда он их потирал пальцами, как Аладдин волшебную лампу. Разбившееся зеркало считал дурной приметой, а оценки их с Ниной Ивановной любимого доберман-пинчера по кличке Джой на собачьих выставках – добрым знаком. Это не простые суеверия. Символическая смысловая подкладка жизни, не замечаемая многими, подавала Сергею Павловичу прогностические сигналы, используя бытовой язык, знакомый ему с нежинского детства, а его интуиция облекала предвидение в привычные формы.
Постоянный риск взрывов ракет и неизведанное новое дело породили и на полигоне систему защитных ритуалов. Многие замечали: если «Полетное задание» печатали на финской бумаге, пуски обязательно заканчивались авариями.
– На какой бумаге отпечатали приказ о пуске Белки и Стрелки? – как-то спросил Королев.
– На самой обычной, Сергей Павлович, отечественной.
– А для Пчелки и Мушки?
– На мелованной финской.
Письма, отправленные Сергеем Павловичем с полигона Тюратам в октябре 1960 года, приоткрывают и другой пласт мироощущения Королева: близкое русским философам-космистам чувствознание, в котором пантеизм сплетается с ощущением мистической тайны одухотворенного космоса и с восприятием его воли как управляющей волей человека к познанию:
«…природа ревниво хранит свои тайны, и даже там, где ум человека начинает их раскрывать, каждый шаг в новое, неизведанное дается с огромным трудом, ценой больших потерь»; «старик Марс ревниво хранит свои тайны…».
Техника – разрушившаяся автоматическая станция – тоже одушевлена, ее гибель вызывает сердечное, а не чисто технократическое сожаление: Сергею Павловичу «бесконечно жаль» «это могучее и в то же время легкое и почти наделенное живыми качествами творение гордого человеческого разума», ставшее тысячами осколков.
Во втором письме очень важна фраза, отражающая духовную основу руководства Королева, необходимую для достижения цели и опять повторяющую «формулу успеха»:
«Надо, чтобы все поверили, что все будет хорошо, и сам должен в это верить».
Мемориальный дом-музей академика С.П. Королева
[Музей космонавтики]
Столовая. МДМК
[Музей космонавтики]
Домашний кабинет Королева. МДМК
[Музей космонавтики]
Гостиная. МДМК
[Музей космонавтики]
Библиотека. МДМК
[Музей космонавтики]
К звездам
[Музей космонавтики]
Кухня. МДМК
[Музей космонавтики]
Комната Нины Ивановны. МДМК
[Музей космонавтики]
Читатель может спросить: а как же те черты Главного как руководителя, которые отнюдь не кажутся «положительными»: частые разносы, иногда очень жесткие, – замечали, что ради таких разносов он порой «накручивал сам себя», – щедрые выговоры, властный тон и прочие авторитарные приемы? На характере Королева – хотя об этом стремятся биографы не упоминать – наверное, все-таки сказались последствия трепанации черепа, а также сотрясение мозга и трещины кости во время аварии 1938 года, – усилили врожденные черты, унаследованные от отца, по воспоминаниям, человека вспыльчивого. И, конечно, стоит еще раз напомнить точный вывод, сделанный Феоктистовым: все, казалось бы, отрицательное: властность, вспыльчивость, авторитарность, склонность к спектаклям – оказывалось в итоге исключительно служебными качествами.
Подойдя к зениту своей жизнедеятельности, Королев легко мог полностью сбросить все бытовые проблемы на других и не делал этого сознательно: «отцовское» отношение к своим сотрудникам, к городу, к фабрике-кухне, к строительству жилья, Дворца культуры, к пионерскому лагерю ОКБ-1 в Крыму – наделяло его строгое, порой весьма жесткое руководство сердечным подтекстом и создавало прямой канал связи между любым сотрудником и Главным. Он считал необходимым держать в своих руках все нити руководства, поэтому каждый ощущал его внимание к своей работе, а значит, видел важность своего участка деятельности, понимал, что недоработки или, наоборот, самоотверженный труд и отличные результаты скажутся на общем деле и обязательно будут замечены Главным. То чувство огромного творческого счастья от реализации задуманного, что испытывал Королев, передавалось всем, даже сторонним смежникам. И вот – кульминация его судьбы: 11 октября 1960 года Центральный Комитет КПСС и Совет Министров в срочном постановлении с грифом «Сов. секретно. Особой важности» преобразуют в приказ поступившее предложение «о запуске космического корабля (объекта “Восток-3А”) с человеком в декабре 1960 г., считая его задачей особого значения».
Космическое время, точкой отчета которого стал первый спутник, ускорялось.
Через 13 дней, 24 октября 1960 года, при трагической аварии на 41-й площадке полигона Тюратам при пуске ракеты Р-16 погибло 78 человек (по неофициальным данным, больше ста). Среди них главный «стреляющий» полигона А.И. Носов, испытатель Е.И. Осташов, отправивший в полет первый спутник, и главнокомандующий ракетными войсками стратегического назначения маршал Неделин, потомок служилых людей государства Российского.