Река около этого места была узкая и стремительная. Она делала неподалёку, выше, крутой поворот; течение било прямо в обрыв, от обрыва также с силой отбивалось под таким же углом к противоположному берегу, очень высокому и крутому, покрытому огромным старым лесом, впереди которого как-то неожиданно возвышалось большое кряжистое, совсем голое, расщеплённое молнией, старое дерево: точно оно завело сюда всё это полчище зелёных великанов, и они с обрушившимся на него проклятием, омертвившим его некогда могучий стан, толпясь, остановились здесь и замерли навеки, слушая тихий шум и плеск живой и стремительной реки. Отсюда река бежала дальше, образуя налево от того места, где остановилась компания, глубокий омут, где вода всегда казалась почему-то мутнее, чем рядом, может быть, оттого, что над омутом свесила густые и печальные ветви ива.
— Искупаемся, господа, — предложил Курчаев, зачерпывая чайником воду. — Вода тёплая. Перед чаем освежиться приятно. Дамы ошую, а кавалеры одесную.
Песчаная отмель шла далеко вниз и пряталась за непроницаемою стеною деревьев. Все приняли предложение Курчаева и, быстро разведя костёр и повесив над ним на козелках, сохранившихся от рыбаков, большой чайник, разошлись: дамы — направо, а мужчины — налево.
— Серёжа, ради Бога, будь осторожнее! — обернувшись крикнула ему сестра.
Серёжа обернулся и улыбнулся ей спокойной и нежной улыбкой, затем перевёл глаза на лицо королевы, которая также оглянулась назад, и в уме у него блеснула мысль:
«Открыться ей, или не открыться, что я прочёл письмо? Или сейчас, или никогда!.. Но какой в этом смысл? Это только увеличит её без того унижающее горе».
Ему самому это не представлялось уже теперь столь важным, и он вспомнил слова королевы: «Наша жизнь, — это кладбище. Когда вы увидите хоть одну дорогую могилу, своя собственная вам уже не покажется так страшна. Всем только и приходится хоронить себя по частям».
Для Серёжи этой дорогой могилой было её счастье, которое заживо схоронил его брат. Надо воскресить его. Второй могилой — была его собственная чистая первая и последняя любовь. Этого уж не воскресишь.
Но зачем же хоронить себя по частям, когда можно сразу? Только как это сделать? А надо сделать скорее, иначе пройдёт это светлое и тихое отношение к всеисцеляющей смерти, которая теперь уж не казалась ему противной. Наоборот, у неё были глаза королевы, и она глядела на него этими глазами из воды.
Серёжа стал медленно раздеваться.
Снимая сапоги, он коснулся руками могильной глины и вдруг с поразительною ясностью увидел могилу и по пояс работающих в ней могильщиков.
Также они и мне скоро будут рыть могилу, а кто-нибудь, так же, как я, придёт и будет заглядывать туда, и ему также покажется, что его должны туда столкнуть.
И Серёжа улыбнулся чему-то, и когда взглянул на своих спутников, также разоблачавшихся на песке и о чем-то споривших между собою, они показались ему маленькими-маленькими, точно это были не живые люди, а хорошо сделанные говорящие куклы.
Он встал и, не отряхая глину с руки, направился к воде, ощущая странную пустоту во всем теле. Сердце его как будто опустилось куда-то вниз и вместо сердца также была пустота.
Курчаев и Маркевич перестали спорить и совсем голые разлеглись на песке. Перед самою водою Серёжа остановился, и ему захотелось также голым, как они, полежать на песке, ничего не чувствуя, ни о чем не думая и только глядя на небо да слушая мягкий шорох воды у берега. Он лёг и устремил глаза в небо.
Время близилось к закату, солнце уже скрылось за сплошной стеной деревьев, и синева неба стала просвечивать золотыми тонами. Ни одного облака не было над ними и свежий воздух, пахнувший лесной крапивой, древесными корнями и сырою зеленью, был мягок и нежен.
И вода тихо лепетала между ветвями склонённой к ней ивы и ласково дышала, ластясь к берегу.
Серёже совсем не было жаль покидать всё, что его окружало, но не хотелось и шевелиться. Он бы пролежал, вероятно, долго, если бы бас Курчаева не нарушил этой тишины.
— Ну, однако, пора, а то они прежде нас выкупаются.
Тогда Серёжа встал и пошёл в воду по привычке лицом к берегу, как учил его брат: отойти несколько шагов, по грудь, а потом плыть к берегу.
Маркевич спросил его, холодная ли вода, но Серёжа ничего ему не ответил: он не слышал вопроса и не ощущал воды.
Он глядел вниз и видел там свои глаза, а за спиною — глаза королевы, притягивающие и глубокие…
Тогда Маркевич сам склонился к воде и стал щупать её ногою, в то время как Курчаев присел на корточки и, ёжась и отдуваясь, освежал водою волосатую грудь, плечи и под мышками.
Когда же оба они, точно по команде, оглянулись в воду, туда, где стоял Серёжа, его там не оказалось.
И на воде не виднелось никакого следа, даже обыкновенных кругов или волнения; она плавно катилась вдаль, такая же весёлая и спокойная, как за минуту перед тем: точно в ней был не живой человек, а призрак.
— А где же Серёжа? — спросил несколько удивлённый его внезапным исчезновением Курчаев.
— Он сейчас был здесь, — указал Маркевич место, где видел мальчика.
— Ну, да, я и сам его видел тут, а где же он теперь?
— Вероятно, нырнул.
— Но он не умеет нырять. Он и плавает-то плохо.
— Ну, значит, вышел и спрятался в кусты.
Тогда оба, в один голос, они крикнули: «Серёжа!» и насторожились.
Им никто не ответил. Только вода залепетала и засмеялась между ветвями ивы.
Оба встревоженно переглянулись.
— Серёжа! — ещё настойчивее крикнул Курчаев.
И опять молчание.
— Он прячется от нас, — успокоительно заметил Маркевич. — Это довольно глупая шутка.
— Серёжа! В самом деле глупо так шутить, — строго заявил Курчаев, глядя в кусты такими глазами, точно он отлично видел там Серёжу. — Вылезайте-ка оттуда…
Опять то же молчание… Только по-прежнему тихо смеялась вода, шевеля ветками и листьями ивы и ещё ближе прижимаясь к берегам.
Оба побледнели, и, казалось, всё побледнело, как они, и насторожилось, ожидая ответа.
— Да отзовитесь же, черт возьми! Что за идиотство! — истерически вырвалось у Маркевича, и он, похолодев, вскочил на ноги. Курчаев вскочил также, и волосы от ужаса зашевелились у него на голове.
Они снова посмотрели друг на друга неподвижными, широко открытыми глазами и бросились к воде.
Вода молчала, точно вор, спрятавший свою добычу и уверенный, что у него её не найдут и не отымут.
Ни слова не говоря, Курчаев полез в воду. Маркевич бросился за ним. Но ни тот, ни другой не умели плавать. С отчаянным видом пошарив руками и ногами, возле себя, они испуганно и сконфуженно вылезли на берег.
Маркевич, как наименее потерявшийся, схватил весло и, погрузившись снова по пояс в воду, стал шарить веслом впереди. Но и это занятие оказалось бесплодным.
— Утонул! — пробормотал Курчаев, едва шевеля сухим и одеревеневшим языком.
— Утонул! — повторил Маркевич.
В это время сзади их послышались тревожные голоса:
— Что такое? Что случилось?
— Почему вы кричите Серёжу?
Курчаев и Маркевич едва успели натянуть на себя белье и часть платья, как появились королева с распущенными волосами и Ольга.
— Ради Бога… Что случилось? Серёжа…
— Утонул!.. — выпалил Маркевич, разводя руками. Страшный крик вырвался у Ольги. Она рванулась куда-то вперёд, потом зашаталась и без чувств грохнулась на песок.
Все бросились к ней. Королева с помутившимся взглядом глядела то на Ольгу, то на воду.
Она была бледна и со своими распущенными по плечам и спине волосами сама напоминала ангела смерти.
Пока Курчаев и Маркевич приводили в чувство Ольгу, королева опомнилась и стала быстро расстёгивать лиф.
— В каком месте он утонул? Как это было? — сухими и мертвенно-бледными губами спрашивала она у мужчин.
Те передали ей, что знали, продолжая брызгать в лицо Ольги водою.
Приказав им отойти в сторону, королева быстро сняла с себя всю одежду и бросилась в воду.
Она хорошо плавала и ныряла и с отчаянной решимостью погружалась на самое дно, разыскивая утопленника.
Она на минуту только показывалась над водою, чтобы запастись воздухом и снова исчезнуть в глубине.
Ольга стала приходить в себя и почти безумными глазами оглядывалась кругом, спрашивая, не кошмар ли так напугал её. Её охватила такая слабость, что она не могла пошевелиться. В это время королева опустилась ещё раз на довольно глубоком месте. Несколько мгновений её не было видно, и вдруг она с лицом, посиневшим от ужаса, вынырнула с криком на поверхность и рванулась прямо к берегу.
Все думали, что она наткнулась на утопленника, но это было не то: она задела на дне ногою за корягу и едва могла выбраться наружу, осадив себе до крови кожу на ноге.
— Это безумие! — бросился к ней бледный и трясущийся Курчаев. — Так нельзя… Вы утонете сами…
Он совсем забыл, что она не одета, но она махнула ему рукою, стоя по горло в воде, и он опомнился и отошёл обратно. Тогда, обессиленная, отчаявшаяся, она вышла из воды и наскоро оделась, повторяя посинелыми губами:
— Господи, да что же это такое? Господи, да что же это такое?..
— Утонул? — как-то машинально спросила её Ольга.
Королева ничего не сказала и закрыла лицо руками.
— Утонул… утонул… — безумно повторяла, сидя на песке Ольга.
Рыбачья лодка появилась у поворота.
— Сюда! Сюда! — закричал Курчаев.
Рыбак послушно направился к берегу.
Было ещё не поздно. Прошло не больше пяти минут с тех пор, как Серёжа утонул.
Курчаев быстро объяснил ему, в чем дело, но рыбак вынул трубочку и вовсе не собирался лезть в воду разыскивать утопленника.
— Ищи! — заревел на него Курчаев, и если бы тот не стал мгновенно раздеваться, он со всем, с трубкой, несомненно швырнул бы его в воду.
Рыбак, с испуганным лицом, для вида, проболтался в воде и, трясясь перед Курчаевым, не то от страха, не то от холода, так как становилось уже свежо, заявил: