Она повернулась, царственная даже в домашнем платье с белыми кружевами на воротнике и манжетах, и направилась к дому.
Грейтхауз кинул Мэтью чистую тряпицу.
— Царапина. Ты не так уклонился.
— Но я же хорошо фехтовал, правда? — Он увидел, как скривился Грейтхауз. — Ну хотя бы прилично?
— Ты нанес всего один атакующий удар. То есть попытался нанести. Слабый и совершенно неправильный. Ты не держал корпус, представлял собой широкую цель. Надо помнить: держи корпус тонким. Ты ни разу не шагнул вперед на встречу атаке, даже в порядке финта. Работа ног — сплошной панический испуг, и ты все время отступал.
Он взял у Мэтью рапиру, вытер ее и сунул в ножны.
— Так что, — спросил Мэтью слегка возмущенно, чтобы скрыть разочарование, — я все делал неправильно?
— Я этого не сказал. — Грейтхауз повесил рапиру на крюк. — Два раза ты мои удары парировал как надо, и некоторые мои финты разгадал. А остальное — да, никуда не годится. Будь это схватка даже со средним фехтовальщиком, ты бы шесть раз был проколот. С другой стороны, я же открывался несколько раз, и ты даже не попытался этим воспользоваться. — Он посмотрел на Мэтью, вытирая свою рапиру. — Только не говори, что ты этих возможностей не видел.
— Я ж вам говорил, что я не боец.
Чем больше он прижимал ухо, тем сильнее саднило, и он оставил ухо в покое. На тряпке отпечаталось кровавое пятно, но рана не была такой большой и страшной, как ощущалось.
— Возможно. — Грейтхауз вложил рапиру в ножны и повесил на крюк. — Но я сделаю из тебя бойца, хоть ты и упираешься. У тебя природная скорость и чувство равновесия, весьма многообещающие. И хорошее чувство дистанции. Мне нравится, как ты держал оружие, не заваливая. И ты намного сильнее, чем кажешься, должен тебе сказать. Самое важное — что ты не дал мне тебя смять, и дважды я всерьез пытался выбить у тебя оружие. — Грейтхауз кивнул: — Пошли поедим и вернемся сюда через часок.
Кошмар не кончился, понял Мэтью с упавшим сердцем. Он прикусил язык, чтобы не говорить ничего такого, о чем впоследствии пожалеет, и вышел за Грейтхаузом на свежий воздух.
Интересное вышло утро. Когда Мэтью получил выведенную из стойла Сьюви, мистер Вайнкуп передал ему ночные новости. Трое владельцев таверн, в том числе Мамаша Мунтханк, отказались закрываться в восемь вечера и были отведены в тюрьму констеблями, которых возглавлял сам Лиллехорн. Между служителями закона и братьями Мунтханк возникла битва — они доблестно рвались освободить свою mater, а потому оказались вместе с ней за решеткой. Но праздник, как рассказали Вайнкупу, только начинался. Не было еще десяти, как за решеткой оказались еще двенадцать мужчин и две проститутки из Нью-Джерси, и еще много народу, отчего тюрьма превратилась в место веселья толпы. Один констебль, пытавшийся задержать группу нарушителей указа на Бридж-стрит, был наказан ногами на булыжнике и огорчен содержимым ночного горшка. Сити-холл забросали гнилыми помидорами, а после полуночи в окно особняка лорда Корнбери влетел булыжник. В общем, приятный летний вечерок в Нью-Йорке.
Но насколько Вайнкупу было известно, убийства этой ночью не было. Кажется, Маскер оказался человеком, осведомленным об указе начальства, и остался сегодня дома от греха подальше.
На ленч была тарелка овсяного супа с ломтем ветчины и толстый пласт ржаного хлеба. Подали его не в доме, а за столом, поставленным под дубом на берегу реки. Мэтью особенно оценил кувшин с водой и осушил залпом два стакана, пока Грейтхауз не сказал ему, что пить надо медленно. Ранее Мэтью дал ему экземпляр «Уховертки», привезенной из города — главным образом, чтобы показать объявление на второй странице, но внимание Грейтхауза привлекла статья о деятельности Маскера.
— Ага, — сказал Грейтхауз. — Значит, опять Маскер. Третье убийство, говоришь?
Мэтью молча кивнул — рот у него был забит ветчиной и хлебом. Об убийстве Эбена Осли он Грейтхаузу рассказал, но свою роль в событиях этого вечера опустил.
— И никто понятия не имеет, кем бы этот тип мог оказаться?
— Никто, — подтвердил Мэтью, глотнув еще воды. — Правда, мистер Мак-Кеггерс считает, судя по умелости и быстроте разрезов, что у этого человека должен быть опыт работы на бойне.
— А, коронер. Я о нем слышал какие-то странные рассказы. Например, что он не выносит мертвых тел.
— Да, некоторые трудности у него есть. Но свою работу он знает отлично.
— И как же он справляется?
— У него есть раб по имени Зед, который ему помогает. — Мэтью проглотил ложку супа и откусил еще ветчины. — Поднимает тела, убирает… гм… остающиеся материалы, и так далее. Очень интересный человек — я про Зеда. Говорить он не может, поскольку у него нет языка. А по всему лицу — шрамы вроде татуировок.
— Правда? — В голосе Грейтхауза послышалась нотка непонятного интереса.
— Я никогда не видел подобного раба, — продолжал Мэтью. — Очень от них от всех отличен и как-то настораживает.
— Могу себе представить. — Грейтхауз отпил воды из стакана и глянул вниз, на медленно текущую реку. Помолчал и добавил: — Я бы хотел увидеть этого человека.
— Мистера Мак-Кеггерса? — спросил Мэтью.
— Нет, Зеда. Он может быть нам полезен.
— Полезен? Каким образом?
— Об этом я тебе расскажу после встречи с ним, — ответил Грейтхауз, и Мэтью понял, что в данный момент слово на эту тему произнесено последнее.
— Должен вам сказать, — продолжал Мэтью через некоторое время, когда ленч уже почти кончился, — что мне вдова Деверика обещала выплатить десять шиллингов, если я раскрою личность Маскера до того, как он совершит новое убийство. Я вчера столкнулся с ней случайно, и в результате мне было сделано такое предложение.
— Рад за тебя, — произнес Грейтхауз без всякого интереса. — Конечно, жаль будет, если Маскер убьет тебя до того, как ты принесешь агентству какую-нибудь пользу.
— Я просто хотел, чтобы вы и миссис Герральд знали об этом. На самом деле я мог бы употребить эти деньги ради благой цели.
— А кто не мог бы? Вообще-то единственно возможную проблему я вижу в том случае, когда какой-нибудь чиновник обратится к агентству, чтобы мы сделали ту же работу. Ведь тогда у нас начнется некоторый конфликт интересов, не так ли?
— Серьезно сомневаюсь, чтобы кто-либо из представителей городской власти попросил помощи. Главный констебль Лиллехорн такого не потерпит.
Грейтхауз пожал плечами и налил себе остатки воды.
— Веди свое маленькое частное расследование, раз так. Не уверен, что ты уже годишься для этой задачи, но опыта в любом случае наберешься.
Выбор выражения возмутил Мэтью до мозга костей. «Не уверен, что ты уже годишься для этой задачи». Этот человек невыносим. «Веди свое маленькое частное расследование!» Мэтью гордился своим следовательским умением, способностью выгрызать ответы на трудные вопросы, а этот грубиян сидит здесь и чуть ли не издевается! Рана на ухе продолжала саднить, усталость давила пудовым мешком, единственная чистая рубашка превратилась в потную тряпку, а этот вот чуть ли не скалится прямо в лицо.
Мэтью подавил гнев и ответил небрежно:
— Еще я выяснил у мистера Мак-Кеггерса некую интересную новость.
Грейтхауз запрокинул голову, подставив лицо кружевной тени дуба и солнцу. Закрыл глаза, и показалось, будто он хочет соснуть немножко.
— Убийство Эбена Осли не было третьим за последнее время. Оно было четвертым. За несколько дней до убийства доктора Годвина в Гудзоне нашли тело. На самом деле его принесло водой к ферме в трех-четырех милях отсюда к северу.
Грейтхауз не ответил. Похоже было, что он вот-вот захрапит. Но Мэтью продолжал рассказывать:
— Это неопознанный молодой человек, который, по всей видимости, был убит бандитами. Мистер Мак-Кеггерс насчитал восемь колотых ран, все от клинков разной формы и размеров. И еще у этого человека не было глаз.
При этих словах Грейтхауз открыл собственные глаза и прищурил их на солнце.
— Тело было в плохом состоянии, поскольку пробыло в воде не меньше пяти суток, и потому Лиллехорн велел Зеду похоронить его на том месте, где его нашли. Еще один интересный — и тревожный — факт, что руки были связаны за спиной. — Мэтью подождал ответа, но не дождался. — И кроме официальных лиц, об этом всем знаю только я. Так что, как видите, кое-чего я все-таки стою как сле…
Грейтхауз внезапно встал с места. Уставился на реку.
— Чья ферма?
— Сэр?
— Ферма, куда тело прибило водой. Чья она?
— Джона Ормонда. Это примерно…
— Я знаю эту ферму, — перебил Грейтхауз. — Мы у него покупаем кое-какие припасы. Сколько времени в воде, ты говорил? — Грейтхауз обратил взгляд на Мэтью, и ничего дремотного в этом взгляде не было. — Пять суток?
— Пять суток — это по предположению мистера Мак-Кеггерса. — Проявленный интерес Мэтью несколько нервировал. Он привел этот случай лишь как пример своего умения добывать информацию и беречь ее, а случай возьми и заживи своей жизнью.
— За сколько дней до убийства доктора его нашли?
— За четыре.
— И было это больше двух недель назад? — Грейтхауз скривился, будто лимон раскусил. — Да, это будет зрелище не для слабонервных.
— Сэр?
— Вставай, — скомандовал Грейтхауз. — Вечернее занятие придется пропустить — у нас появилось дело.
Мэтью встал, но медленно. Его сильно трясло, а Грейтхауз уже шагал к каретному сараю.
— Какое дело? — спросил Мэтью.
— Поедем тело выкапывать, — бросил Грейтхауз через плечо, и у Мэтью живот скрутило тошнотной судорогой. — Давай-давай, идем за лопатами.
Глава двадцать первая
Пока Хадсон Грейтхауз не вошел в сарай и не стал седлать вторую лошадь для Мэтью — тощего серого жеребца, куда более норовистого, чем покладистая Сьюви, молодой клерк еще цеплялся за надежду, что это неожиданное «дело» окажется очередной дурацкой шуткой Грейтхауза. Но чем дальше, тем больше становилась доля правды в этой шутке, и наконец с притороченными к седлу Грейтхауза увязанными лопатами они двинулись эксгумировать труп.