— Да, Ваше Величество, — сказал он низким хриплым голосом, стараясь, чтобы она его не узнала, и протянул за письмом руку.
Мария сделала по направлению к нему один неуверенный шаг, и сердце чуть не выпрыгнуло у нее из груди. Эти руки, большие, мозолистые. «Руки моряка», — говорил он про них. Тело ее затрепетало. Эти грубые пальцы нежно гладили и ласкали ее тело. Она подняла глаза на его лицо, скрытое капюшоном. Ее грудь пронзила острая боль, вытеснив все эмоции, кроме страха.
— Почему? Почему именно ты? — прошептала она. — Ведь дворец полон солдат, а несколько человек пытаются сделать то, что не удалось многотысячной армии. Почему они не могли послать кого-то еще?
Проклиная себя в душе, Джон шагнул к двери. Конечно, за письмом следовало прийти другому, но его подвело присущее упрямство. Он хотел еще раз взглянуть ей в лицо. Он хотел напомнить себе. Но он не ждал, что на него опять произведет такое впечатление ее невинная красота. И как он глуп, понадеявшись, что его не узнают.
— Пожалуйста, Джон. Умоляю тебя, пусть присылают кого-нибудь другого, — она была в панике.
Ее испуг оскорбил его. Сверкнув глазами, он вошел в комнату.
— Я могу заверить Ваше Величество, что в моем приезде — лишь исполнение долга по отношению к королю. — Он старался избежать ее увлажнившегося взгляда. — Я глубоко похоронил происшедшее между нами. Поэтому не беспокойтесь: я не выдам ваш секрет.
Ее голос задрожал от возмущения:
— Ты думаешь, что я опасаюсь лишь за свою безопасность?
— А что же еще может чувствовать змея или… блудница?
— Блудница? — с трудом повторила она.
— Мои извинения, Ваше Величество, — холодно ответил Джон сквозь сжатые зубы. — Я употребил это слово, чтобы дать понять, что мне ясно, сколь низко котировалось мое ложе по сравнению с теми, к которым вы привыкли. Но это дурное слово. Может, лучше «девка» или совсем красиво — «куртизанка»! Вам наверняка знакомы эти термины! В Шотландии мы говорим так. А в Венгрии, Ваше Величество? Как говорят в этих случаях в Венгрии?
Глядя в его гневные синие глаза, Мария почувствовала, что внутри ее все умирает. У нее вырвались рыдания, которые, казалось, задушат ее.
— У меня… у меня… никогда не было возлюбленных. До тех пор, пока в моей жизни… не появился ты. И ты… ты был единственным. — Она глотнула воздуха. — Называй меня обманщицей… лгуньей… трусихой, но только не тем, кем я не была…
Джон отвернулся. Ему нужно уходить. Закрыть глаза и уши. Она околдовала его. Глядя в пол, он протянул руку.
— Письмо, Ваше Величество. Оно ведь готово.
Мария сделала шаг назад, прижимая письмо к груди.
— Выслушай меня, умоляю. Может быть, мы видимся в последний раз.
— Нам больше не о чем говорить. — Джон все еще протягивал руку. «Хочет очистить совесть, — думал он. — Черт бы ее побрал». В нем боль не утихала ни днем, ни ночью. Пусть она тоже помучается. — Я не хочу никаких объяснений. Письмо!
Не обращая внимания на его слова, Мария повернулась к столу, за которым она писала ему. Его брови гневно сдвинулись, когда она вложила листы в его руку.
Он взглянул на строчки. Письмо адресовалось ему.
— Джон, я хочу сказать тебе о любви… Я не надеюсь вернуть твою любовь или хотя бы уважение, но я должна рассказать тебе всю правду.
Прочитав первые строки, Джон скомкал письмо в руке.
— Ты никогда не говорила правды.
— Я убегала от тебя, когда ты нашел меня в море, — спокойно сказала она. — Как я могла сказать тебе правду, когда спасалась от императорского приказа, пытаясь сбежать именно от тех, кто подобрал меня в море.
— Ты направлялась к своей матери.
— Это всего лишь версия, придуманная Карлом во избежание лишних вопросов. Для того, чтобы спасти честь семьи и выровнять дорогу к этой свадьбе.
— Вполне, кстати, удобная, чтобы скрыть правду. Ты дала ему прекрасный повод отточить его мастерство лгуна и обманщика.
— Убей меня, если хочешь, — прошептала Мария. — Но сначала выслушай.
— Меня ждут внизу, — сказал Джон.
— Думаю, они подождут, — ответила она. — Ты помнишь, как нерешительны и смущены мы были, когда нас подняли на борт судна? Если Карл сказал бы правду, какой был бы смысл скрывать, кто мы такие?
— Может, защитить любовника, к которому ты бежала? — Джон тяжело прислонился к дверному косяку. Он не знал, сколько минут еще может выдержать эту пытку. — Представляю, сколь ужасным было разочарование.
Она проглотила комок в горле. «Лучше уж слышать его оскорбления, — подумала Мария, — чем позволить ему уйти».
— Да, разочарование было ужасным, но не потому, что меня где-то ждал любовник. А потому, что опять у меня отбирали свободу, волю, возможность решать и дышать самой. — Ее руки, держащие письмо к королю, дрожали. — Тебе не понять, что значит быть всю жизнь запертой в клетке — никогда не взлететь, а только лишь видеть небо.
Джон отвернулся, когда она обратила к нему свои нефритовые глаза.
— Джон, за меня решили мою жизнь еще до моего рождения. Когда мне исполнилось три года, я была обещана двухлетнему мальчику. Знаешь ли ты, что такое жить сиротой, что такое жить, когда каждый твой день продиктован параграфом?
— Это цена за королевскую кровь.
— Да, цена, — грустно прошептала она. — Но я надеялась, что уже заплатила ее. Я вышла замуж за Луиса, когда мне было семнадцать, а он был шестнадцатилетним подростком.
Джон видел, как на лице ее появилась горькая улыбка, как узкая рука смахнула слезу.
— Ты первый, кто открыл мне блаженство любви, Джон, — сказала она печально. — Мой муж овладел мной. По долгу службы он пришел ко мне в постель. Я думаю, он считал это — как ты сказал — ценой за королевскую кровь. Я ничего, кроме боли, в эту брачную ночь не испытала. Он тоже. Несколько минут, проведенных в моей постели, стали для него одним из ритуалов, которые мы оба должны были исполнять. Думаю, он хотел наследника, но я не могла ему его дать.
Джон сжал зубы, борясь с желанием подойти и обнять ее.
— Меня воспитывали, чтобы я стала королевой. Чтобы рожала детей королю. — Она зябко поежилась. — От меня ожидали лишь одного… а я не могла сделать и это. Луис был недоволен и быстро… нашел себе утеху в другом. Я слышала о… другой стороне его жизни, которая не украшала его. Слышала о нем, но не видела его. Он избегал меня, как если бы я была больна чумой. Два года, Джон… — Мария перевела дыхание.
Он уже не мог отвести от нее взгляда. Боль в ее глазах разрывала его сердце и парализовала волю.
— Я была ему верна. Умоляю, верь мне. Мне и в голову не приходило стать другой. Ни разу, даже слыша о его оргиях и извращениях, я не подумала, что могу изменить. — Мария пристально посмотрела в глаза Джону. — Ты знаешь, что значит быть одинокой так долго?
— Я не ваш супруг, Ваше Величество, — он старался говорить спокойно. — Вам не нужно оправдываться передо мною.
— Нужно, Джон. Нужно. — Она положила письмо на стол и обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. — Луис никогда не любил меня, никогда не заботился обо мне. Но он хорошо знал меня. Полностью доверял мне. А ты мне не веришь.
Она подошла к стулу и села.
«Как было бы хорошо обнять ее, оставив прошлое позади», — думал он. Но лишь продолжал стоять и молча слушать.
— Луис погиб в битве при Мохаке, сражаясь, как простой солдат. — Она уставилась на свои руки. — Многие говорили, что это самоубийство. Противник значительно превосходил его. Печаль, отсутствие любви в жизни, отсутствие желанного наследника, мечта о чем-то, чего я не могла ему дать, — все это и привело его к смерти. Это не смерть героя. Он утонул, Джон, спасаясь раненным от глупой баталии, которую сам развязал. Ему было только двадцать лет. — Мария наклонила голову, по ее лицу побежали слезы.
— В битвах погибают многие, — спокойно сказал командующий, — и их матери и жены не должны чувствовать себя в ответе за это.
Это были его первые участливые слова. Она подняла на него глаза, уловив перемену.
— У меня были причины скрывать от тебя свое происхождение. Ты вот говорил о том, что за все нам приходится платить. Но я считала, что свое уже заплатила. Иногда цена за жизнь, которую ты не сам себе выбираешь, оказывается слишком высокой. Я думала, что замужеством в Венгрии заслужила право на свободу. Но я ошибалась.
— Ты говоришь о предстоящей свадьбе с королем Джеймсом?
Она кивнула.
— Я уехала из Венгрии, когда умер Луис. Карл послал править страной — вернее, тем, что от нее оставили турки, — своего кузена. Неожиданно у меня появилась возможность обрести свободу. Если бы я сумела добраться до Кастилии, то могла бы жить в замке своей матери. Обрела бы покой и защиту. Я бы довольствовалась этим. Была бы рядом с людьми, которых люблю, племянниками, племянницами, кузинами, Изабель. Но не прошло и года, как Карл отправил меня в Антверпен. Я снова должна была стать женой мальчика в стране, которая требовалась брату в его имперских амбициях. Я уже не смогла бы это выдержать еще раз. Меня бы ждали опять годы одиночества. Я не могла больше повиноваться. Мне нужно было бежать.
Она встретила его взгляд, не отводя глаз.
— Я всю жизнь находилась под защитой. Мужчины никогда меня не волновали. Брак сделал меня несчастной. Мои чувства никого не интересовали. Никогда моему брату не приходило в голову задуматься над тем, что будет хорошо для меня. Его решения ориентированы только на благо династии Габсбургов, на расширение его империи. Поэтому я убежала.
Джон против воли верил каждому ее слову. Но все равно, как могла она, зная о его миссии, позволить ему лечь с ней в постель. Его лицо потемнело.
— На «Святом Михаиле» ты должна была держаться в стороне.
— Я пыталась.
— Но не очень.
— Но ты увлекал меня, Джон, — прошептала она.
— Ты могла остановить меня, — хрипло сказал он.
— Наверное, могла бы, если бы… у меня достало сил. Если бы была более опытной. Могла бы… если бы не полюбила…
— Прекрати, — резко сказал он. — Тебе не следовало ложиться со мной в постель по прибытии в Антверпен.