— Уж не собираетесь ли вы, Тибо, защищать испанку? — суженными глазами поглядел на него Лузиньян. — Ну ещё бы, ведь она дама вашего сердца! Какого чёрта тогда вы выразили желание присоединиться к нам? Ваше место у ног испанки, которая с удовольствием продолжит слушать ваши любовные стишки.
Тибо бросился на обидчика и врезал ему в челюсть. Тот пошатнулся, потом замахнулся и нанёс противнику удар в грудь. Оба сцепились, повалились на пол и принялись колотить друг друга.
— Прекратите немедленно! — закричала Алиса де Вержи. — Чёрт знает во что превращается наше собрание!
Драчунов разняли, развели в разные стороны.
— Чего вы набросились на него? — гневно спросила герцогиня у Тибо. — Все знают, что вы были любовником королевы.
— Прежде всего, мадам, — не слишком-то любезно ответил ей Тибо, — этот факт никем не установлен и не доказан. Второе: никто не имеет права вмешиваться в мою личную жизнь, разбирая мои поступки. И третье. Я здесь потому, что королева Бланка нанесла мне обиду, которую я не намерен ей прощать, однако я никому не позволю отозваться дурно о женщине, тем более о даме моего сердца, пусть даже оно и разбито ею. Прошу всех присутствующих уяснить себе это. В противном случае я готов вызвать на поединок любого, пешим или конным, и мы будем биться насмерть! Я, граф Тибо Шампанский, всё сказал.
— Ну, ну, успокойтесь, — примирительно сказала Алиса де Вержи, — никто не собирается оскорблять вашу бывшую даму сердца. Не хватало нам тут всем передраться. А вы, Лузиньян, тоже хороши! Кто дёргал вас за язык? Или вы полагаете, законы рыцарской чести канули в Лету? Что же до королевы-матери, — обратилась она к присутствующим, — то она, безусловно, не простит тем, кто не приехал на коронацию. И никогда не назначит их своими советниками. Отныне они — её враги. Всё же они остаются слугами короны, которым она сможет приказать как сюзерен своему вассалу.
— А я не желаю покоряться! — грубо оборвал герцогиню Бургундскую герцог Бретонский. — Она иностранка! Никогда во Франции вассал не подчинялся женщине!
— Вы будете подчиняться решениям Королевского совета.
— Руководить которым будет она! Вас это должно устраивать. Ну ещё бы, от вашей территории корона не урезала себе ни арпана земли.
— Как вы смеете, Моклерк? — кинул на него злой взгляд молодой Гуго. — Я запрещаю вам так разговаривать с моей матерью!
Моклерк не обратил на него никакого внимания и продолжал:
— Либо я войду в совет, либо она не смеет мне приказывать! Бретань всегда была самостоятельным герцогством, а то, что моя родословная идёт от Капетингов, не даёт права опекунше считать меня своим вассалом.
— Уж не собираетесь ли вы предоставить это право Генриху Третьему? — съязвила герцогиня. — Браво: Капетинг на службе у Плантагенета! Меньше чем предательством интересов Франции это не назовёшь.
— Успокойтесь, мадам! Что это вам взбрело в голову считать меня предателем? Разве был для этого повод?
— Приказываю всем замолчать! — властным голосом воскликнул Филипп Строптивый. — Наше собрание превратилось в балаган. Мы здесь не для того, чтобы выяснять отношения друг с другом. Мы все объединены одним желанием — отомстить короне за наши унижения, которым мы подверглись при Филиппе и Людовике, за наши земли, которые оба этих монарха прибрали к своим рукам. Надлежит немедленно собирать войско. Возглавив его, мы пойдём на Париж! Если удастся, захватим юного короля. Нам поможет граф Тулузский; он за нас: слишком много крови пролито Севером на Юге. Всё это надлежит исполнить как можно скорее, пока ещё не поздно и власть не оправилась от потрясения, вызванного междуцарствием. Повторяю: пока ещё не поздно!..
— Кажется, уже поздно, — упавшим голосом проговорил Лузиньян, указывая рукой на дверь.
В коридоре слышался шум: торопливый топот ног, возбуждённые голоса. Кто-то бежал по коридору, приближаясь к Тронному залу. Остановился. Двери широко раскрылись. На пороге стоял, возбуждённый, рыцарь из свиты графа Булонского. Филипп, привстав со скамьи, удивлённо воззрился на него.
— В чём дело, Гастон? Отчего в замке шум? Что происходит?
— Королевское войско, монсеньор! — с трудом отдышавшись, вымолвил графский конюший.
— Как!.. Где?.. Откуда? — вскричал Строптивый.
— Оно окружило замок. Сотни, тысячи рыцарей! Катапульты, таран… Они требуют открыть ворота замка, иначе пойдут на приступ.
— Кто требует?!
— Королева-мать Бланка Кастильская.
Все, как по команде, бросились к окнам. Растворив их, уставились вниз, застывшие, онемевшие, поражённые. У стен замка стояла королевская рать. Перед воротами — осадные орудия, в руках у пехоты — штурмовые лестницы, за пехотой — лучники, за ними — несметное число рыцарей; передние держат в руках развевающиеся на ветру штандарты с жёлтыми лилиями на синем фоне. Перед воротами, за осадными орудиями — королева-мать в окружении маршалов. На ней корона, поверх одежды кольчуга. Своей свите она указывает рукой в сторону ворот. Маршалы дают знак. Ко рву подтягиваются новые силы. Воины под прикрытием больших деревянных щитов — стрелы осаждённых не смогут причинить людям вреда.
— Досиделись! Дождались! — выкрикивал герцог Бретонский, бегая по залу и размахивая руками. — Ещё на прошлой неделе надо было выступать! Всему виной вы, Тибо! Где вас черти носили, ведь целых полмесяца прошло, как к вам прибыл гонец!
— Я задержался в пути. Ударили страшные морозы. Мне пришлось переждать в Орлеане.
— А испанка в это время уже отправилась за вами следом. Кто-то её предупредил, что вы направляетесь в Шинон. Это был предатель. Кто он? Один из ваших слуг?
— Это исключено. В комнате не было никого, кроме меня и посланца. Он прибыл вечером. Утром мы с ним выехали из замка.
— Как же она узнала?..
— Не хотите ли вы сказать, что это я предупредил королеву, а заодно посоветовал ей поторопиться, дабы застать мятежников тёпленьким в их постелях?
— Перестаньте! — воскликнула Алиса де Вержи. — Ни к чему злословить. Дело проиграно, ещё не начавшись. Мы в лапах у иностранки. И лучше сдаться добровольно, нежели бесславно погибнуть.
— Погибнуть? — не поверил своим ушам де Куси. — Вы считаете, она способна посягнуть на жизнь знатных людей королевства, больше половины которых занимают определённое место в генеалогическом древе Капетингов?
— Будет битва. В замке всего двести воинов, из них сорок рыцарей. Шансов на победу никаких. Она не станет брать пленных, она просто убьёт нас.
— Она не посмеет, матушка. Бургундия — крупное герцогство, один из сильнейших вассалов короны.
— Вот почему и не стоит нам ссориться с королевской властью, мой мальчик. Герцог Бретонский прав: корона не посягает на наши земли. А потому самым правильным будет нам с тобой удалиться отсюда: ни к чему мозолить глаза опекунше. Мы укроемся в подвале.
— Ещё хуже будет, если вас там найдут, — отрывисто бросил де Куси.
— Ей достаточно будет и всех вас. Поиски она устраивать не станет, если, конечно, у кого-то не развяжется язык и если вы благоразумно не покинете этого зала. Идём, Гуго, кастелян замка укроет нас с тобой. Вам же всем советую не испытывать терпение вдовствующей королевы и приказать открыть ворота. Чем скорее это будет сделано, тем милостивее окажется победитель к побеждённому. Но помните: наше время ещё придёт.
С этими словами мать с сыном удалились.
— Пусть откроют ворота, — махнул Филипп Строптивый Гастону и прибавил угасающим голосом, уже ни к кому, в частности, не обращаясь: — Это и в самом деле будет наилучшим, что нам остаётся сделать, если мы хотим вымолить себе прощение.
И оглядел собравшихся. Ни один не проронил ни слова.
Глава 9. Бескровная победа
Бланка вошла в Тронный зал — стремительно, раздувая ноздри — и бросила пронзительный взгляд на столпившуюся у окна мятежную знать. Вот они, бунтари! Они никогда не смогут примириться с королевской властью. Им невозможно угодить. У них всегда найдутся претензии. Смотрят с удивлением, некоторые с ненавистью и со страхом. Они знают, что она простит их на первый раз, — нельзя иначе, всё же вассалы короны, — но запомнит всех по именам. Отныне она будет относиться к ним с опаской, не доверяя, но всё же полагаясь на верность каждого из них в борьбе с Англией.
Взгляд Бланки, скользнув по лицам, остановился на Тибо. Она слегка вздрогнула, хотя и знала, что увидит его. Её воздыхатель! Поэт и певец, тот, кого в Шампани называют «принцем труверов». Тот, кто в неё влюблён. Да, был… Сейчас стоит и смотрит на неё пока что бесстрастно, не отводя глаз, в которых читается укор. С ним потом. Он последний. А сейчас суд, скорый и справедливый, в присутствии её маршалов и членов совета.
— Граф Булонский Филипп! — Бланка бросила строгий взгляд на дядю юного Людовика. — Вы, насколько я понимаю, претендуете на трон. Предъявите ваши основания. Я хочу их слышать.
Обвинение было серьёзным, положение — щекотливым. Королевская власть — это нечто святое, её признавали все. Она от Бога. Строптивому предстояло как-то выкрутиться.
— Возведение на трон вашего отпрыска незаконно! — громко объявил он. — Я такой же сын Филиппа Августа, как и ваш покойный супруг. Папа Иннокентий узаконил брак моего отца…
— Это мне известно, — нетерпеливо перебила Бланка.
— Случилось это в одна тысяча двухсотом году, когда вы, мадам, двенадцатилетней девочкой прибыли на землю Франции из Кастилии. Поэтому престол по закону должен был достаться другому сыну короля Филиппа, то есть мне.
В общем-то, Филипп Юрпель был прав, Бланка понимала это. Он такой же кандидат в монархи, как и её Людовик, которому, несмотря на то что он старший среди детей, ещё не гарантировано право на престол. Избрание монарха происходило на собрании всех знатных людей королевства. Ошибка Людовика VIII была в том, что он, следуя примеру отца, при жизни не короновал сына. Лишь после XIII столетия королём автоматически становился старший сын почившего государя. Ныне же время это ещё не пришло. Граф Булонский был прав: королева-мать обманула их всех. Мигом став вместо обвинителя обвиняемой, она теперь думала, что ей ответить. Любые её доводы и отговорки были бы тотчас же отметены. Ей предстояло из ответчицы стать судьёй, ибо она королева, и не след вассалу указывать ей на правильность её решений. Именно с этих позиций предстояло ей перейти в наступление. Несколько мгновений понадобилось ей для того, чтобы понять, чтó она д