— Безусловно, ваше величество, кто смеет возражать против этого?
— Надеюсь, кардинал, я удовлетворила ваше любопытство и облегчила вашу душу таким откровенным признанием.
— О да, безусловно, — повеселел легат. — Простите меня, мадам, если я своими подозрениями невольно оскорбил вас.
— Не будем больше об этом, кардинал. Прошу вас только не забывать, что мне нужна любовь этого человека. Да, да, вы не ослышались. Однако это нужно не столько мне, сколько Франции — королевству, которым мне предстоит управлять. Шампань — самый сильный союзник, и она влюблена в Париж, — может ли быть что-то благоприятнее этого для государства?
— Я понимаю вас, мадам, и поскольку я прислан сюда его святейшеством, чтобы всеми возможными способами помогать вам, то ставлю себе задачей не оскорблять Тибо Шампанского и не чинить ему козней, что, в конечном счёте, может навредить той, кого я считаю самой прекрасной из королев.
— Нет, от воздыхателей мне, видно, не избавиться, — рассмеялась Бланка. — Один из них — легат его святейшества Папы Римского.
— Я? Воздыхатель? — тонко улыбнулся Сент-Анж. — Отчего вы так решили?
— Да ведь вы только что объяснились мне в любви! Разве вы этого не заметили?
Слегка покраснев, легат отвёл взгляд. Некоторое время понадобилось ему, чтобы найти ответ.
— Надеюсь, это не будет вменено мне в вину вашим величеством? — открыто, ибо не стоило больше играть, спросил он, с любовью глядя в глаза Бланке.
— Никоим образом, ваше преосвященство, — ответила она ему таким же взглядом, — лишь бы это не затрагивало честь и достоинство того, о ком мы с вами говорим.
Не гася ни улыбки, ни тёплого взгляда, легат кивнул в ответ.
— Я рада, господин кардинал, что мы с вами прекрасно понимаем друг друга, а значит, будем сохранять в дальнейшем, как и сейчас, дружеские отношения, — закончила Бланка такой нужный для неё разговор.
— Мы от всей души рады, граф, видеть вас вновь на свободе, — сказала Бланка, обращаясь к Феррану Фландрскому. — Поверьте, я искренне сожалею о том, что вам пришлось столько лет провести в заточении.
— Кажется, я обязан этим возведением на престол вашего сына, мадам, — ответил Ферран. — Во французском королевстве всегда было принято освобождать узников при новом царствовании. Впрочем, до меня дошли слухи, что я получил свободу благодаря настойчивым просьбам знатных людей королевства.
— Поверьте, я обошлась бы и без них, помня о том, что Фландрия с недавних пор является преданным вассалом короны.
— Жаль, что так не считал ваш покойный супруг, я обрёл бы свободу на три года раньше. Похоже, его скоропостижная кончина открыла двери моей темницы. Однако вот вопрос: не опасаясь ли возможного бунта ваших баронов из-за нежелания выполнить их просьбу, пошли вы на этот шаг?
— Было и такое, но мною руководила и другая мысль: я мечтала видеть вас в числе своих друзей и союзников. Поймите меня правильно: тот, кто открывает двери темницы, неизбежно становится узнику другом, разумеется, если до этого не был заклятым врагом. А мне очень нужен такой друг, как вы, ибо период междуцарствия, как известно, сопровождается мятежами. У юного короля много врагов, и ему очень не хотелось бы, чтобы в это число попали и вы.
— Вероятно, на это и рассчитывала знать, — вставил своё веское слово кардинал. — Она уже устроила мятеж, но Господь помог нам вовремя заметить опасность. Бунт подавлен, и вассалы принесли присягу верности, но это не значит, что они не выступят вновь. В наше время клятвы нарушаются так же легко, как и даются. В связи с этим, граф, правительство и Святой престол желают знать, каковы ваши взгляды на новую власть. Вдовствующая королева, опекунша своего малолетнего сына Людовика, намерена рука об руку с Церковью продолжать дело, начатое её свёкром — королём Филиппом. Ни пяди из завоёванной этим великим королём земли его внук уже не отдаст никому: ни мятежной знати, ни англичанам. Королевство Французское — есть мощная держава, и Рим благоволит к её властителю, коему оказывает всяческую поддержку. Святой престол видит в державе франков своего самого сильного союзника в борьбе за чистоту христианской веры. Союзник этот не раз уже оказывал действенную помощь Риму в деле истребления еретической заразы, и его святейшество выражает надежду, что Франция и впредь останется самым надёжным его другом. В этих условиях пойти против короля — восстать против папы. К сожалению, этого не хотят понять те, кто недоволен нынешним правительством, назначенным усопшим королём в его завещании. Возможно, мятежная знать готовит новый бунт, но очень скоро она раскается в этом. Рука Господа сумеет покарать тех, кто посмеет выступить с оружием в руках против миропомазанного государя и его матери-опекунши.
Вы вольны принять решение, какое вам самому будет угодно. По-видимому, бунтующая знать Бретани, Булони и Ла Марша рассчитывала обрести в вашем лице своего друга, коли она столь горячо просила освободить вас. Разумеется, вы не намерены забывать обиды, нанесённые вам покойным королём Филиппом, и не собираетесь их прощать. Невзирая на это, мы вас отпустим с миром в ваше фламандское графство. Можете строить козни, собирать войско и выступать против короны, но предупреждаю: гнев короля и Святого престола будет ужасным. Если в первый раз власть милостиво даровала прощение бунтовщикам, замышлявшим заговор против правительства, то в следующий раз она пойдёт войной на их земли, а коли выступит против неё мятежный вассал с оружием в руках, то тем же оружием будет лишён головы.
Кардинал замолчал — пора перевести дух. Всё время, пока он говорил, Бланка с безграничным уважением глядела на него. Смотри-ка, знает своё дело! Такого человека нельзя отпускать от себя ни на шаг. Рим знал, кого к ней послать. Не напрасно она не отвергла тогда его ухаживаний. Он, оказывается, способен не только влюбляться в королев, он ещё тонкий и мудрый политик. Попробуй-ка после его слов пойди против короны! Любопытно, что ответит граф. Сохранит в душе зло на свёкра — окажется глуп. Потеряет всё, а следом и голову. У неё одной 5 000 наёмников, готовых пойти на кого угодно, 10 000 солдат в Шампани и Блуа. Остальная вассальная рать — ещё около 10–15 тысяч. Сумеют разве Моклерк и Строптивый собрать такое войско? Одно худо: Генрих III! Вот кто не даёт покоя Бланке. А потому важно отобрать у него союзников, поставив их к себе на службу. Этому отныне посвятила свою жизнь Бланка Кастильская и теперь с трепетом ждала ответа графа Феррана, понимая в то же время, что шансов у неё не так уж много. И дело не только в двенадцати годах, проведённых фламандским правителем в тюрьме. Торговля, будь она неладна! Вся экономика Фландрии стояла на торговле сукном, шерсть для которого поставляла… Англия.
Агнесса де Боже рассеянно слушала кардинала. Глядя на него, она украдкой, а то и вовсе не таясь, бросала быстрые недвусмысленные взгляды на Бильжо. Положительно, этот человек начинал ей нравиться. А она ему? Неплохо бы это выяснить. Она решила как можно дольше не отводить глаз от его лица. Должен же он поймать её взгляд!
И это случилось. Но лишь на мгновение. Бильжо отвёл глаза и стал смотреть сначала на кардинала, потом на Феррана, на королеву, в окно… и вдруг опустил голову. Но так уж устроен человек, что непременно желает снова взглянуть туда, откуда были устремлены на него чьи-то глаза. Он словно бы хочет проверить при этом, случайно ли он поймал на себе взгляд или тот задержался на нём в силу каких-то причин. Агнесса хорошо знала об этом и ждала, когда Бильжо снова посмотрит на неё. Не сможет не посмотреть, повинуясь человеческой природе.
Так и вышло. Их взгляды встретились снова. На этот раз Бильжо не спешил отвести глаза. Случайно или нет вновь скрестились их взоры? Похоже, нет. Не смущаясь, Агнесса продолжала глядеть на него. Он опять сделал вид, что не понимает причину столь явного внимания к себе. Агнесса старалась прочесть по его лицу ответ на мучивший её вопрос, заметить на нём следы хоть малейшего смущения, но не увидела ничего. С таким же успехом она могла бы вопрошать гипсовое изваяние великого Александра, стоявшее в углу комнаты и молча взиравшее на неё из глубины веков.
Нужна была третья попытка. Человек, кто бы он ни был, два раза поймав на себе чей-то любопытный взгляд, да ещё и сопровождаемый улыбкой, не сможет не взглянуть в это сторону ещё раз. И Агнесса убедилась в этой аксиоме, снова увидев устремлённые на неё холодные глаза. Она недоумевала: хоть бы малейшая искра любопытства вспыхнула в них или дрогнул мускул лица! Ничего этого не было и в помине. Перед ней стоял истукан с лицом ничуть не живее вырезанного из дерева языческого божества.
Это вызвало у неё досаду и желание во что бы то ни стало добиться того, чтобы на лице этого деревянного идола появилась хотя бы слабая улыбка. Это дало бы ей пусть маленький, но всё же шанс на то, что следующая встреча с этим отлитым из бронзы Аргусом окажется теплее.
Такую цель она поставила перед собой и поэтому не торопилась в Провен. Бланка была только рада этому — у неё нашлась приятная собеседница среди окружавших её мужчин.
Что касается беседы с узником, то она (не без известного подарка со стороны правительства в виде двух замков) принесла желаемые плоды: Ферран Фламандский стал верным вассалом короны и никогда не изменял королю.
А Генрих III, как ни был этим раздосадован, всё же не посмел порвать торговый договор: Фландрия платила ему за шерсть золотом и серебром.
Глава 11. Агнесса де Боже хочет любить
Тибо, казалось, и вовсе забыл о Шампани и своём дворце в Провене, этом обиталище муз, в лице прекрасных дам, страстных любительниц и покровительниц певцов и поэтов. Его мысли были заняты дамой его сердца. Как только Бланка оставалась одна, он тотчас спешил к ней, дабы усладить её слух новыми признаниями в верности и любви, выражавшимися в стихотворной форме. Целыми днями Тибо только тем и занимался, что сочинял свои мадригалы, которые декламировал вдовствующей королеве.