— Но это предательство!
— В наше время это слово вошло в моду, тебе ли не знать? Кажется, ты предал однажды одного короля, потом другого. Пора бы привыкнуть.
Лузиньян молчал, чувствуя, как его опутали липкой паутиной, которую он тщетно пытается разорвать. Козни супруги вначале показались ему чудовищными, потом и вовсе неосуществимыми. Затем его возмутило её коварство, вслед за этим вызвал восхищение её ум. Но план её, казалось ему, имел существенные изъяны, о которых он пока что не имел представления, но догадывался, что они непременно обнаружатся. Терзаемый сомнениями, глядя на супругу и не зная, что ответить, он проговорил, проведя рукой по лбу:
— Надо хорошо подумать. Я должен собраться с мыслями, чтобы прийти к определённому решению.
— Я не тороплю тебя, у нас есть время.
С этими словами Изабелла вышла из комнаты. Едва она очутилась за дверью, её стало не узнать: кошечка вмиг превратилась в тигрицу с широко раскрытыми злыми глазами и гримасой отвращения, только что не с оскаленными клыками.
— Безмозглый осёл! — презрительно бросила она в сторону двери и, тотчас отвернувшись, пересекла коридор. — Говоришь, Агнесса де Боже? — прошипела она, подходя к окну и бросая взгляд на расстилающиеся вдали заливные луга, близ которых, с поросшими ивняком и ольхой берегами, текла река. И продолжала, сузив глаза, с остановившимся взглядом: — Жена, конечно, сделает так, как угодно мужу, а муж — так, как захочет жена. Но между ней и кастильянкой нет и не может быть распрей; надо думать, Агнесса мечтает породниться с королевским семейством, недаром они назвали дочь Бланкой. Из этого следует, что она и дальше будет поощрять своего мужа-волокиту, например, посоветует королеве самым жестоким образом пресекать всякие слухи. Вспомним, что именно она помогла испанке погасить прошлые выступления против неё. Значит, она — враг, которого следует убрать с дороги.
Изабелла помедлила, задумавшись о чём-то, и внезапно рассмеялась, злобно скривив губы:
— Что ж, она одна будет виновата в несчастье с королевой. Избегнув же наказания, погибнет от яда… Однако что я могу одна, без союзника? Гуго обмолвился как-то, что к их движению примкнула Бургундия. Сильный зверь! Попробуем расшевелить старую герцогиню, тем более что Бургундия всегда была не в ладах с Шампанью. Берегись же, испанская гадина, ты и не догадываешься, как сумеет постоять за себя женщина, бывшая когда-то королевой Англии.
И она пошла к себе. Внезапно она остановилась у одной из колонн, уставившись на неё, словно эта колонна внушила ей какую-то новую мысль или помогла облечь в соответствующую форму старую.
— Кому придёт в голову говорить о покушении на миропомазанника? — вопросила она холодный, мёртвый мрамор, и, словно прочла на нём ответ, продолжила свой монолог: — Какие-то неизвестные ворвались во дворец и убили его мать, только и всего. Король вне опасности, никто и не собирался покушаться на его жизнь… Да, именно так и не иначе. Завтра же я отправляюсь в Бургундию!
Глава 23. Скорбная весть
Итак, Бланка могла торжествовать. По совету Гёрена она укротила-таки двух непокорных феодалов, заставив их подписать брачные договоры. Однако помолвка — всего лишь церемония объявления женихом и невестой, и только, нарушить её ничего не стоило, как и клятву верности, которую вассал приносил сеньору. Правда, это грозило войной, но не к тому ли и стремились всегда Лузиньян с Моклерком, купленные английским монархом? Так чтó им новый мятеж, если брачный договор их заставили подписать с позиции силы?
Бланка понимала, что не за горами новая борьба, и это вносило в её душу смятение. Как всякой женщине, ей хотелось мира в своём королевстве. Скоро опять начнётся война с Плантагенетом, от этого не уйти, ибо Генриху III необходимо поддержать престиж королевской власти перед своими феодалами, а тут вражда с собственными вассалами. Одно утешение — её союзники. Фернан Фландрский, на которого она возлагала большие надежды, зорко следит за графом Булонским. Тот знает об этом, скрипит зубами от злости, но не смеет высунуть носа из своей норы: ему тотчас перекроют дорогу гарнизоны в Монтрей-сюр-Мер, Эдене, Теруане, Сен-Поле. Все эти города и крепости держат графы — вассалы Феррана. Север Франции, в отличие от центральных регионов, был не столь легкомыслен в отношении вассальных клятв.
Лузиньяна, вздумай он двинуть свои войска на Париж, встретят Анжу, Турень, Берри. Да он и не посмеет без союзников, к тому же не желая порывать дружбы с Тибо Шампанским: всё же де Ла Марш его уважал и, по правде говоря, побаивался. Нет, со стороны Ангулема ничто не грозит, и даже супруга Лузиньяна, бывшая королева Англии, похоже, смирилась и готова признать новую власть.
Угрозу представляет Бретань. Отец Моклерка — из королевского рода графов Дрё, мать — де Куси; целая орава родственников у мятежного Пьера из обоих родов к западу и северо-востоку от Парижа. Змеиный клубок… Совсем недавно кто-то дал этим принцам такое меткое название. Бланка стала вспоминать: кто? Вспомнила — сын. Она улыбнулась — он у неё истинный рыцарь! Как он вступился за неё там, на стенах Монлери! Настоящий герой, её маленький защитник! Он крикнул тогда де Куси, что не даст в обиду свою мать…
Подумав об этом, Бланка прослезилась. Она никому не позволит его обидеть! Она научит его управлять государством и противостоять алчным баронам…
— Снова ты за своё, королева, — послышался рядом голос Бильжо. — Часто плачешь. Понимаю, как тебе трудно. Что опять пришло на ум, какие нахлынули воспоминания?
— Воспоминания? — Слегка удивлённая, Бланка повернула голову. — Как ты догадался?
— Я давно научился читать по твоему лицу, как по книге. Ты думала о своём сыне.
— Да, Бильжо, ты, как всегда, прав. Но не только о нём, — о Франции. Мой свёкор не для того по крупицам собирал королевство, чтобы после его смерти оно досталось мятежным вассалам. И не для того я вышла замуж за его сына, чтобы спокойно наблюдать, как они, словно голодные псы, собираются рвать на части великую державу, доверенную ему отцом. Бог дал мне власть, сделав правительницей, и этим мечом в союзе с Церковью я буду отныне карать изменников. Самый опасный из них — Моклерк; не без этого коварного герцога его семейство устраивает против меня мятежи.
— Они не простят тебе своего поражения, — кивнул Бильжо. — Брачный договор шит белыми нитками.
— Знаю.
— Тебе надо отдохнуть: под глазами тени; придворные забыли, как ты улыбаешься. Хочешь, я позову фрейлин? Испанка Эстрелла споёт что-нибудь о твоей родине.
— Эстрелла из Опорто, что в Португалии. Ты никогда об этом не забывал. В последнее время ты стал немного рассеянным, иногда задумываешься. К тому есть причины?
Сложив руки на груди, Бильжо устремил взгляд в окно.
— Как её зовут? — догадалась Бланка.
— Агнесса.
— Шампанская? Так это она не даёт тебе покоя?
— Она много знает. Трудно идти по лезвию меча: не он убьёт, так свалишься в пропасть.
— Она помогла мне, и не раз. Ты познакомился с прекрасным человеком, друг мой.
— Они отомстят. Они обязательно отомстят, королева. Орудием своим они изберут женщину.
— Женщину?
— Их учили драться с равными себе.
— Но кто же, Бильжо? Ты кого-нибудь подозреваешь?
— В доме, где есть сыр, рано или поздно объявятся крысы. Но они есть и в других домах. Их укусы тебе причинят боль, тому же, против кого направлены, — смерть. Не доверяй Гуго Лузиньяну: тот, кто живёт с ведьмой, очень скоро сам становится похожим на неё. Следи за королевой-змеёй, она может укусить совсем неожиданно и не один раз.
Бланка задумалась. Холодком повеяло на неё от этих слов, будто перед ней стоял Даниил, предсказывая гибель Иудеи.
— Бургундия недалеко от Ла Марша, — продолжал Бильжо. — Объединившись, змеи могут натворить немало бед.
Бургундия… Казалось бы, герцогу не на что жаловаться, никто не ущемляет его прав, не отнимает земель. Этот вассал вне игры, ему хватает и своих забот.
— Пустяки, — махнула рукой Бланка. — Тебе показалось. А графиня де Боже под надёжной охраной своего супруга.
— А королева Франции?
— У меня есть ты, Бильжо. Это немало, если учесть, что ты один стоишь троих. Ступай за дамами, пусть придут. Я и в самом деле хочу отдохнуть и послушать «Песнь о моём Сиде»[36].
Бильжо вышел и вскоре вернулся. За ним вереницей семенили фрейлины, среди них вышивальщицы, музыкантши, певицы. Расположившись у окна, камина, комода, у стены, где стояла 12-струнная лира[37], и усевшись на подушки у самых ног королевы (вольность, дозволенная лишь фавориткам), фрейлины воззрились на королеву-мать, дожидаясь её пожелания. И смолкли, затрещав было по обыкновению, когда Эстрелла[38], уроженка Леона, проведя пальцами по струнам лиры, запела песню об испанском рыцаре, прославившемся своими подвигами во время Реконкисты.
Бланка молча слушала, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Она была совсем юной, когда за ней приехало посольство из Франции, но она очень хорошо помнила волнующие, порою грустные мелодии своей родины, которые слышала от вагантов и трубадуров. Эта песня наиболее ярко запомнилась ей — мотив и слова трогали душу, заставляя мыслями уноситься в давние времена походов и битв против неверных…
Вдруг — чьи-то шаги по плитам пола. Замерли у кресла. Бланка открыла глаза. Рядом стояла первая статс-дама.
— Посланец из Бретани просит принять его, ваше величество.
— Из Бретани?.. — Королева смотрела на придворную даму так, словно видела её впервые. — Пусть войдёт.
Пение прекратилось. В комнату вошёл высокий человек в дорожном костюме под лёгким плащом. Фрейлины уставились на него, не зная, кто он, и собираясь оставить государыню ввиду важного, по-видимому, разговора.
— В чём дело? — окинула их удивлённым взглядом Бланка. — Разве я приказывала прекратить петь? Продолжайте же! — обратилась она к певице.