— Я сорвал с него маску. Этот человек мне не знаком, а ведь я давно при дворе и знаю, кажется, всех, исключая, разумеется, ваших людей, монсеньор.
— Подождите! — остановил Тибо жестом руки слуг, волочивших за ноги трупы. — Посмотрим, кто это. На них цвета моего дома.
Вдвоём с Бильжо они сорвали маски со всех четверых, вгляделись в давно не бритые, отталкивающие лица в шрамах и оспинах. На каждом, казалось, было выжжено клеймо наёмного убийцы. Бильжо пожал плечами — никого из них он не знал. Гилабер тоже. Тибо кивнул слугам. Те продолжили работу.
— Приходите ко мне в любое время, если у вас возникнут какие-либо трудности, — сказала Бланка Гилаберу. — Вам стоит только назвать привратнику своё имя. Я всегда рада буду вам помочь.
Глава 7. Под дланью Церкви
Гилабер поклонился и вышел. Оторвав взгляд от мёртвых тел, Тибо положил Бильжо руку на плечо.
— Хотелось бы и мне, чёрт возьми, иметь такого Ахилла. И чтобы умел метать нож — искусство избранных.
— Этим искусством в совершенстве владеют слуги Старца Горы, — промолвил Бильжо.
— Приведи мне одного из них, сделай другом, и я осыплю тебя золотом.
— Зачем тебе, граф?
— Догадываюсь, зло таят на меня бывшие соратники, не миновать их мести.
— У тебя много людей.
— Мне нужен такой, как ты. Чтобы стал моей тенью. Или некому будет прийти в трудную минуту на помощь нашей королеве. Помоги мне, друг мой. Ты ведь учился у ассасинов. Что это за люди? Где их искать?
— Ищут всегда они. На месте встречи остаётся труп с кинжалом в затылке или в сердце.
Королева махнула рукой, приглашая их выйти. Они прошли в молельню. Небольшая комната: пять шагов в длину, четыре — в ширину. У стены — распятый Христос на деревянном постаменте, перед ним коврик из алого бархата для коленопреклонений. На другой стене, напротив креста — гобелен с вышитым на нём изображением восхождения Спасителя на Голгофу. Слева — ряд икон, под ними аналой, на нём лежит раскрытым Евангелие; его страницы окантованы золотом. Противоположная стена — снова иконы, под ними скамья. Пол устлан восточным ковром. Окон нет.
Войдя, Бланка преклонила колени у ног Христа, за её спиной — все трое. Минуту-другую бормотали молитвы, благодарили Господа за спасение жизни королевы. Крестились истово, кланялись, благоговейно взирали на мученический лик избавителя людей от грехов. Потом уселись на скамью; Бланка — на скамеечку у аналоя.
— Говори, Бильжо, — попросил Тибо.
— О чём?
— Как мне найти ассасина?
— Найти его нельзя. Ветер в поле: есть — и нет его. Он придёт сам, когда надо убить. Наёмный убийца. Приказ хозяина для него — закон. Пожелает — и ассасин сам себя убьёт.
— Зачем?
— Так надо. Так приказал его господин.
— Кто?
— Старец Горы. Ассасин — порождение дьявола. Ни отца, ни матери. Он отрекается от всего земного, едва за ним закрываются ворота логова, где на троне — Старец. Он — хозяин, перед ним трепещут властители всех королевств. Платят ему дань, дабы остаться в живых. Неугодных убивают. Название этому — акт божьего возмездия.
— Я слышал об этом. Мне известно также, что они, как и император Фридрих, с такой же лёгкостью ставят под сомнение святость пророка Мухаммеда, как и Иисуса Христа, да простит меня Господь. Но исповедуют ислам. Так ли это?
— Так. Однако им ничего не стоит переменить веру, если это требуется для достижения цели.
— Какой цели?
— Убить того, на кого укажет Хозяин. Порою это нелегко. Ассасин меняет облик, превращаясь в кого угодно — в лекаря, монаха. Как Протей[49], он способен перевоплощаться. Цель оправдывает средства, и она у них святая.
— Убить — святая цель? Но почему?
— Первое — они выполняют повеление Горного Старца. Второе — они попадают в райский сад и остаются там навсегда.
— Но для этого убийца должен быть убит.
— Он и не противится этому, когда сделает своё дело. Смерть принимает с улыбкой на губах. К собственной жизни он безразличен.
— Верит, что попадёт в рай? Откуда такая убеждённость?
— Так говорит ему Хозяин. Не верить ему нельзя.
— Но знает ли этот одержимый, каков рай? Сколь велико должно быть отречение от жизни земной в пользу жизни небесной?
— Ответ прост: при посвящении ученику дают увидеть райский сад. Он должен знать, какая жизнь ждёт его после кончины. Увидев, будущий убийца желает только одного — своей смерти. Она — обмен на смерть того, кого изберёт Старец.
— Как же эти фанатики при жизни могут увидеть то, чего не дано увидеть ни одному из живущих на земле людей?
— Новичка опаивают или окуривают дурманом, он засыпает. Потом просыпается — кругом плодовые деревья, зелёная трава, сладко поют птицы и много еды, а в ручьях течёт вино и полуобнажённые юные девы обступают его со всех сторон — бери любую, они безотказные. И снова он засыпает. Пробуждение не доставляет ему радости: ни вина, ни птичек, ни женщин. Он спрашивает, где он был. Ему отвечают — в Эдеме. Но попасть туда можно после смерти. Смерть же придёт после того, как выполнишь повеление Хозяина. И неофит, снова под действием дурмана, мечтает отныне только об одном — скорее бы умереть. А для этого надо убить. И — вот он, готовый фанатик, способный убить любого. Требуется только обучить его.
— Долго ли обучают?
— До тех пор, пока новообращённый не научится метать нож и стоять рядом с человеком, не будучи им замеченным.
— Как живут ассасины? Знаю, что в горах, где-то в Сирии. Соблюдают ли посты?
— Нет. Едят свиное мясо вопреки мусульманскому закону. У них много женщин, они спят со всеми подряд, какая приглянется.
— А одеваются, дерутся, судятся?..
— У них нет закона. Всё решает Старец Горы. Закон — его слово, а кому ведомо, что взбредёт ему на ум? Это всё, граф Тибо, что мне известно об этих людях.
— Они сами рассказывали тебе?
— Лишь один — мой учитель и друг. Это было давно. Где он теперь — не скажет никто. Но о нём знают.
— Кто?
— Те, кто нуждается в его услугах.
— Выходит, он здесь, среди нас? А как же его хозяин? Старец?
— Он ушёл от него и служит другим, тем, кто хорошо платит ему за работу.
— Но ведь его могут убить.
— Он неуловим.
— Значит, исчезает, невидимый, как бесплотный дух? А как же врата Эдема? Или он не любит женщин?
— Он распознал обман, с помощью которого Горный Старец вербует людей. Понял — и ушёл от него. Но ты прав, его могут убить, если узнают, что он жив. Старцу донесли о его смерти. Узнав об обмане, он придёт в ярость. Убийца явится незамедлительно. Исполнить приговор — вопрос нескольких дней. Повторяю, узнать его невозможно. Кинжал войдёт в сердце тогда, когда этого совсем не ждёшь. Скажем, от водоноса, жонглёра или друга.
— Даже от друга?
— Ассасин — хороший актёр. Его этому учат. Этого человека, как ядовитую змею, невозможно приручить, но если это удастся, — вернее друга, граф, тебе не найти. Он видит ночью, с закрытыми глазами улавливает движение руки. Ты останешься один в доме и не будешь знать, что он стоит рядом, готовый за тебя убить любого, будь то даже Папа или сам дьявол. Он — твои глаза, нос, уши, руки. Ты не успеешь ухватить рукоять своего меча, как твой враг уже будет убит. Вершина мастерства — попасть ножом в глаз. Всего одно движение кистью руки — и нет человека. Таких — по пальцам счесть среди тысячи. Один из них мой друг. Я обязан ему всем и жизнь отдам, если она понадобится ему. Умрёт и он с радостью, что спас меня от смерти. Это лучший из людей, каких я когда-либо знал, граф Тибо. Зовут его Аутар. Услышав это имя, остерегись: быть может, он пришёл за тобой.
— Чёрт возьми, хотел бы я, чтобы этот человек пришёл ко мне, а не за мной! — воскликнул Тибо. — Лучшего друга, судя по твоим словам, и желать нельзя.
— Вы говорите это уже во второй раз, граф Шампанский, — заметила королева. — Коли так, стало быть, Бог вас услышит.
В это время в молельню вошёл, не вошёл — влетел кардинал де Сент-Анж. За его спиной епископы, маршалы, придворные. В глазах тревога, на лицах застыл вопрос. Кардинал бросился к королеве, забыв о сане, схватил её за руки.
— Ваше величество, до нас дошла весть!.. — Он был бледен, руки дрожали, дёргалась левая бровь. — Господи, что же это делается у нас во дворце! Среди белого дня такое богомерзкое злодеяние! Я видел их, всех пятерых, один без головы. Кто они? Как посмели? Чья вражеская рука действовала на этот раз?
— Думаю, та же, что готовила предательский удар в спину французскому королевству в Шиноне, Беллеме, Монлери и Дрё.
— Я немедленно напишу Папе. Все будут преданы проклятию! Зло должно быть наказано, ибо является величайшим грехом. Не бедность, не болезнь, не бесчестие, а только грех из всех зол есть действительное зло.
— Предполагаемые виновники злодеяния — всего лишь мои домыслы, ваше преосвященство. Сначала надо доказать.
— Следственная комиссия уже приступила к делу. Пытаются опознать кого-нибудь из убийц, — увы, пока безрезультатно. Но вы, мадам! Хвала Создателю, вы живы!
Он обернулся, возбуждённо оглядел стоявших рядом Тибо, Бильжо и Амальду.
— Вижу, однако, у вас были доблестные защитники.
— Что смогла бы я одна, с мечом в руке против арбалетов?
— Вы? С мечом в руке? Всеблагой Господь! Вы, ваше величество, пытались защитить себя с оружием в руках?
— Не себя, а державу, кардинал: удар был направлен, прежде всего, в её сердце.
— Это правда. Кто же научил вас владеть мечом?
— Я обучалась этому искусству, ещё будучи принцессой. Представьте, я неплохо умела держать удар, со мной бились лучшие мастера клинка. Они называли меня кастильской амазонкой французского двора.
— Столько лет прошло с тех пор! Удивительно: вы не утратили навыки.
— Мой друг Бильжо даёт мне уроки, дабы я не забыла, как владеть мечом.
Кардинал перевёл взгляд.
— Должно быть, половину этих негодяев уложили вы, другую — граф Шампанский. — Он повернулся к Тибо. — Вы расскажете мне потом обо всём, что произошло. А сейчас Святой престол, в моём лице, и народ Франции — мы все благодарим вас за спасение жизни нашей королевы.