задержаться на земле еще немного.
– Мы идем домой с войны, башни черные видны. Эй, солдат, бросай редут, скоро пива нам нальют!
Кель пел, представляя, что это не пиво, а целительный свет вливается в Джерика и наполняет его жизнью и силой. Глаза защипало от соли, и Кель быстро зажмурился, чтобы не отвлекаться. Руки уже раскалялись, ладони дрожали все сильнее. Он ни на секунду не позволял себе умолкнуть.
– Не обижайтесь, командир, – сказал Джерик после пятого куплета. Кель распахнул глаза: лейтенант смотрел на него снизу вверх. – Но застольные песни вам даются ужасно. В следующий раз попробуйте что-нибудь про любовь и прекрасных дам.
Кель отпрянул, разом заметив и здоровый румянец на щеках Джерика, и плутоватую улыбку у него на губах. Туника юноши была порвана там, где ее пробил обломок мачты, и сквозь лохмотья просвечивала новая, абсолютно здоровая кожа, лишь немного запачканная подсохшей кровью и алыми отпечатками ладоней Келя.
– Я знал, что вы не будете долго злиться, капитан, – пробормотал Джерик и с наслаждением вздохнул, словно празднуя возвращение в мир живых.
Кель повалился на остатки палубы и начал смеяться – сперва тихо, а потом все громче и наконец зашелся в полном облегчения хохоте. Джерик поднялся и протянул ему руку. Они вместе доковыляли до борта и без особого изящества перевалились через него, предоставив друзьям выловить их из воды.
Глава 16
После пересчета экипажа Петер, Гиббус, два моряка и второй помощник капитана по имени Эджен Барнаби были признаны пропавшими без вести. Пятерых мужчин забрало море. Кель воспринял их смерть тяжело. Саша – еще тяжелее. Она винила себя, что не предвидела всего, что не подготовила людей как следует, что вообще позволила им плыть через море, навстречу опасностям. Как бы Кель ни уверял ее, что над судьбой она не властна, сколько бы Падриг ни говорил, что это путешествие принесет больше пользы, чем причинило вреда, – Саша считала себя ответственной за все несчастья.
Спустя два дня уцелевший корабль, на котором после крушения собрата стало вдвое больше пассажиров, грузно вошел в бухту Дендар. В отличие от джеруанского побережья с его тропическими зарослями и мягкими песчаными пляжами, берега Дендара изобиловали скалами с узкими заливами, где с трудом мог пройти корабль. Это была естественная защита королевства против моря.
После горного коридора залив вновь расширялся, открывая взгляду следы прежнего процветания. У добротных причалов с легкостью можно было вообразить десятки кораблей, больших и малых. Над пестрыми скалами тянулась полоса сочной зелени: деревья возвышались над утесами, точно тенистый караул. Еще дальше виднелась зубчатая стена, указывающая на человеческое присутствие, – хотя и не похоже было, чтобы она могла остановить вольгар.
Корабль вошел в тихую гавань, и пассажиры бросились к бортам, выглядывая признаки жизни. Но впереди были только пустые пристани и покинутый док. В целом картина напоминала Килморду, вот только здесь не догнивали корабли. Саша молча стояла возле штурвала, словно ожидала именно этого, словно предвидела брошенный порт.
– Ни одного корабля, – удивился Айзек.
– Нет, – покачал головой Падриг. – Все, кто могли, бежали.
– А те, кто не могли?
– Погибли. Или спрятались. Или переплели себя во что-то, что не пришлось бы вольгарам по вкусу.
– Здесь ни души, Ткач, – заметил Кель.
– Мы поедем в Каарн, – ответил Падриг, словно это должно было все исправить, но Саша нахмурилась, и старик больше не проронил ни слова.
Половина моряков и гвардии расселись по шлюпкам, чтобы разведать обстановку. Наконец корабль мягко пристал к берегу, был брошен якорь и спущен трап. Спустя четыре года королева Сирша вернулась домой в сопровождении утомленных гостей, но никто не выбежал им навстречу, не показался из густой листвы и не выглянул из тайного укрытия, чтобы поприветствовать потрепанную джеруанскую делегацию.
После потери второго корабля все изменилось. Капитан Лортимер и его команда могли либо дождаться возвращения экспедиции в гавани, либо отправиться вместе с ней. Лортимер понимал, что не сунется в одиночку в море, кишащее подводными чудовищами, но это не мешало ему ныть и жаловаться на каждому шагу.
– Я капитан чертова корабля, а не первооткрыватель!
В конце концов он присоединился к Келю, рассудив, что лучше держаться поближе к человеку, который с равной эффективностью может убивать и исцелять. Моряки поспешили с ним согласиться.
Кель убедил отряд, который должен был отправиться в Виллу, идти с ними в Каарн и пообещал при необходимости замолвить словечко перед королем. Сейчас численность была их преимуществом: слишком много неизвестного таилось впереди. После того как на берегу их никто не встретил, оставаться вместе казалось лучшим решением, и путешественники приготовились к марш-броску. Повозки выгрузили с судна и собрали. У них оставалось достаточно лошадей, чтобы запрячь телеги, но людям пришлось бы идти пешком. Отряд на глазах погружался в уныние – надежды их стремительно таяли, а вот тревога возрастала.
– До долины Каарна два дня пути в глубь материка. Не волнуйтесь, нам не придется карабкаться на скалы или тащить повозки через чащу, – успокаивал их Падриг. – В Дендаре отличные мощеные дороги, которые соединяют все уголки королевства. Каарн – вершина дерева, простирающего свои корни и ветви в Виллу и Порту. Король, а также его отец и отец его отца много лет прокладывали дороги и завоевывали любовь своего народа. Все в Дендаре прекрасно.
Но что бы ни говорил Падриг, тишина в гавани была отнюдь не прекрасной. Она была гнетущей. Следы вольгар – разбросанные тут и там гнезда, редкие перья, случайные кости – попадались им на каждом углу, но были старыми. Ни свежих останков, ни птичьего помета, ни трупной вони в воздухе. Посреди главной дороги лежал человеческий скелет, вернее, только череп с позвоночником, точно жуткий посох. Кто-то все же остался в бухте Дендар, не желая бежать, и встретил смерть возле дома, который не мог покинуть. Чуть дальше валялись останки нескольких вольгар, и Кель понадеялся, что найденный череп принадлежит их убийце.
Отряд разделился на небольшие группки и прочесал пустынные аллеи и покинутые дома. Таверна встретила их ровным рядом кубков и пыльными запечатанными бутылями, которые с мрачной щедростью манили мужчин. Моряки и гвардейцы не упустили возможности, хотя праздновать было нечего, и дальше отправились, прихлебывая из бутылок. Но чем глубже они продвигались, тем серьезнее становились их лица.
С балок в конюшне свисали нетронутые мешки с зерном – птицелюди этим не питались. Кель с Джериком спустили их и накормили лошадей, а остатки погрузили в телегу, чтобы взять с собой в Каарн. Перед уходом Кель бросил в один из мешков монету и приколотил к стене – на случай, если хозяин внезапно вернется и решит, что его ограбили.
– Они собирались вернуться. Это ясно. Они почти все оставили здесь, – повторяла Саша. – В день моего отплытия деревня полнилась людьми. Конечно, им было страшно, но при этом в воздухе витало возбуждение. Предчувствие приключения.
– Все эти люди тоже были Ткачами? – спросил Кель.
– Многие из них… Да.
– Куда они могли пойти? Те, которые не бежали за море?
– В Каарн. Король… То есть Арен… – Саша споткнулась на его имени, и Кель почувствовал, что ей неловко – будто она предавала мужа каждым произнесенным словом. – Арен считал, что всем лучше держаться вместе. Как ты.
– Но они не вернулись. Они же должны были вернуться… в конце концов?
– Да. Если бы только им не было безопаснее в Каарне. Если бы… оставалась угроза.
– Но угрозы нет. А вокруг полно вина и зерна. Вся мебель в домах на месте. Кто-то же должен был вернуться. – Кель осекся: Саша знала все это и без него. Ни к чему было утяжелять ее ношу очевидными наблюдениями. Он не стал спрашивать, что они будут делать, если в Каарне окажется так же пусто, как в бухте Дендар.
Путники встретились на причале с полными руками находок. Половина из них лишилась всего имущества, когда затонул корабль, однако никто не решился воспользоваться чужой одеждой или забрать с кроватей покрывала. Келю оставалось лишь надеяться, что, когда они прибудут в Каарн, сапожники не станут слишком внимательно приглядываться к его ботинкам.
– Цыплята! – с торжеством объявил Айзек, потрясая в воздухе обезглавленными тушками. – Джеда поймал еще больше. Они просто бегали по улице, представляете? А ведь вольгары едят цыплят. Будь они здесь, ни одного не оставили бы. Это же хороший знак, капитан?
Кель медленно кивнул:
– Да. Хороший знак и еще лучший ужин. На постоялом дворе кухня размером с замковую. Айзек, бери повара и иди разводить огонь. Сегодня мы будем ночевать здесь. Отправимся в Каарн с утра.
Они отыскали в кладовых масло и плотно запечатанные бочонки с мукой и натаскали кипятка в железные ванны, которыми были оборудованы гостиничные комнаты. В тот вечер они наелись, как короли, набив животы чужим хлебом, и отмылись чужим мылом, однако никто не остался ночевать на берегу, если не считать пары гвардейцев в конюшне. Хотя в гостинице было предостаточно комнат и кроватей, путники предпочли спать на корабле. Гавань своим безмолвием напоминала кладбище.
Саша ушла в каюту, и Кель вытянулся у ее двери на лежанке, которая едва поместилась в узком проходе. Джерик должен был сменить его на посту в середине ночи. Та обещала быть беспокойной: Келя нимало не радовал приезд в Дендар, и стоило ему прикрыть глаза, как под веками вспыхивали тревожные образы. Копье погружалось в мягкое подбрюшье кальмара, тот начинал опускаться на дно и на полпути превращался в Ариэль Фири – с остекленевшими глазами и мертвенно-бледными конечностями. Кель не мог знать точно. И не мог поверить, что угрозы больше нет.
Через час, когда последние шорохи на корабле стихли, а мерный плеск волн почти его убаюкал, дверь в Сашину каюту приоткрылась. Девушка выскользнула в коридор и присела напротив, подтянув колени к груди. На ней была шелковая сорочка цвета слоновой кости, благопристойная во всех отношениях, но из-под каймы выглядывали босые ступни, и сердце Келя снова сжалось от тоски. Не сдержавшись, он быстро коснулся нежных пальцев – и тут же отдернул руку.