– Пойдем, – сказала Саша, протянув Келю руку. – Мне нужно тебе кое-что показать.
На замок опустилась ночь, и все, кроме дозорных, разошлись по своим лежанкам в тронном зале, чтобы насладиться крохами сна и уединения. Кель снял со стены канделябр и последовал за Сашей по сумрачной лестнице. Он ни на секунду не выпускал ее руки и не сводил глаз с теней, клубившихся на верхнем этаже. Никто не потрудился зажечь там свет.
Пока они шли по галереям, оживляя потускневшие канделябры, из темноты выплывали все новые затейливые гобелены и портреты. Одна картина, оправленная в золото и кружево паутины, привлекла особое внимание Келя. Там на зеленом фоне была изображена Саша – с огромными черными глазами и сияющими локонами, но образ приглушал слой пыли. Кель замедлил шаги, желая рассмотреть портрет получше, но Саша решительно потянула его дальше, ничуть не впечатленная собственной красотой.
Длинный ряд светловолосых королей тоже не заслужил ее взгляда. Она остановилась лишь перед изображением королевского семейства в золотых венцах, люди на портрете смотрели в ответ с умиротворением.
– Это… Падриг? – спросил Кель, показывая на бородатого блондина рядом с королем. Судя по дате, потрет был сделан четыре десятилетия назад, но Падриг с тех пор не сильно изменился. Он выглядел старым уже тогда.
– Да. Дядя короля Арена. Падриг был младшим братом короля Гидеона. А это Бриона, жена Гидеона и мать Арена. – Саша указала на пару, восседающую в центре картины.
Художник изобразил обоих красивыми и величественными, с твердыми взглядами и волевыми подбородками.
– Это Арен.
Саша кивнула на высокого юношу с острыми чертами, голубыми глазами и копной золотых волос. На вид ему можно было дать пятнадцать или шестнадцать весен. Рядом стояла девушка на две-три весны старше. Ее отличали та же миловидность, голубые глаза и торжественное выражение лица. Было что-то вызывающее и смутно знакомое в ее неулыбчивом рте и напряженной линии подбородка. Саша протянула к ней руку.
– А это старшая сестра Арена.
– Зачем ты мне это показываешь? – спросил Кель, который очень старался быть терпеливым – безуспешно, как и всегда.
– Потому что… ее звали Кора, – тихо ответила Саша.
Кель в ступоре разглядывал лицо девушки, которая носила имя его матери. Саша взяла его за руку, пытаясь поддержать. Следующие ее слова окрасились напевными интонациями – будто она рассказывала очередную сказку.
– Когда я приехала в Каарн, никто не говорил о Коре. К тому времени ее уже давно не было в долине. – Саша глубоко вдохнула, словно набираясь мужества, и Кель мимоходом отметил и окрасивший ее щеки румянец, и легкое подрагивание губ. Саша была взволнована не меньше него. – Она должна была стать королевой, Кель. В Дендаре трон переходит старшему ребенку, а не старшему сыну. Кора никогда не была замужем, хотя Арен говорил, что ее благосклонности добивались многие. Но она никому не отдала мыслей и сердца. А в двадцать восемь весен просто исчезла. Арен считал, что она влюбилась в человека, который не годился в короли, и сбежала с ним на корабле. С тех пор ее никто не видел. Король Гидеон и королева Бриона поверили, будто их дочь забрало море. Им было легче оплакивать мертвую, чем изводить себя тревогами о пропавшей без вести. К тому же все знали, какие чудовища водятся в Джираенском море.
– Кора. Так звали мою мать, – прошептал Кель. Сейчас его горло не было способно ни на что большее.
– Я знаю, – ответила Саша так же тихо. – Ты мне говорил. Но тогда я не помнила даже собственного имени, а сегодня, когда ты обратился к деревьям и они подчинились, Падриг спросил о твоей матери.
– И ты вспомнила ее имя.
– Да, – кивнула Саша.
Добрую минуту они стояли в молчании. Голова Келя полнилась домыслами и догадками, которые он отметал сразу же, едва они приходили ему на ум. Но Саша еще не закончила.
– Я вспомнила ее имя, и я вспомнила историю Коры-Целительницы, которая должна была стать королевой.
– Целительницы?
– Да, капитан.
Саша подняла глаза, и он замер, неожиданно прозревая в ней другую рабыню, затерянную среди чужеземцев. Он никогда не знал, как выглядела его мать. Не был уверен в этом и теперь, но наделил ее в своем воображении голубыми глазами и золотыми локонами с портрета. А еще упрямой челюстью и волевым ртом – такими же, как у него.
– Кора – не самое частое имя, – пробормотала Саша.
– Нет, – согласился Кель.
– Тебе подчиняются деревья, – напомнила Саша.
– Да. – И это он не стал отрицать.
– Она была Целителем. Как и ты.
Он снова кивнул.
– Если ты – сын леди Коры, значит… Ты законный король Каарна.
Кель покачал головой. С этим он согласиться уже не мог.
– Это недоказуемо. И у меня нет никакого желания быть королем.
– На языке Дендара Кель означает «принц», – прошептала Саша.
– Меня назвали в честь кельской совы! Имя мне дала повитуха.
– А что, если это Кора… успела тебя назвать?
– Я знаю только то, что мне сказали, – отрезал Кель и отвернулся от портрета. – В этом нет никакого смысла. Если она и правда была наследницей трона, мой отец на ней женился бы. Это была выгодная партия.
– Может, она так ему и не сказала… Может, она, как и ты, не хотела быть королевой. Или последовала в Джеру совсем за другим мужчиной.
– Или просто влюбилась… в неправильного человека и осознала это слишком поздно, – уступил Кель, поднимая глаза на Сашу. – Мы никогда не узнаем.
– Нет. Наверняка – нет. Но я должна была тебе рассказать. Было бы неправильно утаивать это от тебя.
– Утаивать что? Ее звали Кора. Это еще ничего не значит. Она ничего для меня не значит! Здесь нет ни души, Саша. Мы посреди леса. – Кель прижал пальцы к глазам. Он был вымотан дорогой, измучен тревогами – и не собирался гордиться своими следующими словами. – Вернемся в Джеру. Вернемся вместе, Саша. Пожалуйста!
Она опустила голову, и он ощутил ее страдание, даже проклиная себя за слабость. Кель сжал кулаки и огляделся, прикидывая, что тут можно разнести.
– Я не брошу своих людей, – ответила Саша.
– Каких людей? – простонал он. – Никого нет! Ни короля, ни подданных! Все стали чертовыми деревьями в чертовом лесу. Прошло четыре года, Саша. Ты хочешь, чтобы я был королем Каарна? Правил лесом из пустого замка? Я должен стать королем деревьев?
Кель был в таком отчаянии, что никаких даже самых гневных слов казалось недостаточно, а потому он сдернул со стены портрет и швырнул его через галерею. Тот несколько раз кувыркнулся на полу и замер на верхней ступени лестницы – целый и невредимый. Саша не спорила, не пыталась его успокоить, а просто смотрела на Келя так, как обычно – словно не могла бы слушать его внимательнее и любить сильнее. Это привело Келя в еще большую ярость, потому что ее чувства были столь же тщетны, как и его.
– Есть только одна причина в этом проклятом мире, которая заставила бы меня сесть на трон Каарна. Всего. Одна. Причина. – Кель наставил палец на Сашу. – Ты! Я бы пошел в придворные шуты, надел полосатые чулки и размалевал лицо, если бы это значило быть с тобой. Но если я стану королем, ты не станешь моей королевой. Ты будешь женой моего дяди. И это смешно до колик, верно? Может, мне и правда стоит подумать о карьере шута. Люди надорвут животы, если я просто расскажу им нашу историю.
Кель врезал кулаком по стене, где висел портрет, и сорвал с плеч плащ, который неожиданно начал сдавливать шею удавкой. Саша опустила невесомую ладонь ему на спину, и Кель, с рычанием развернувшись, сгреб ее в охапку и приподнял. После чего зарылся лицом в волосы, прижался губами к мягкой коже на шее и взял то, на что давно уже не имел права. Он целовал Сашу, желая запечатлеть форму ее губ, выжечь их вкус в памяти, наполнить жаром дыхания самые холодные уголки своего сердца.
Но поцелуй не мог ни утолить его жажду, ни погасить бушующий в груди пожар. Он лишь напоминал о безнадежности их желаний. А потому Кель мягко отстранился, закрыл глаза и несколько секунд молча дышал с Сашей в унисон, набираясь мужества для трудного решения. Саша не бросит ни Каарн, ни его. Но его тоска причиняет ей боль. Его присутствие причиняет ей боль. Неизвестность причиняет боль им обоим. И этому нужно положить конец.
Кель выпустил ее руку, схватил со стеньг канделябр и загрохотал вниз по лестнице – не глядя, следует ли она за ним, и веря, что следует. Он с трудом поборол искушение ткнуть свечой в портрет, валяющийся у перил, но пощадил его ради женщины по имени Кора, которая упрямо смотрела на него нарисованными глазами.
Сбежав по широким ступеням, Кель пересек гулкий вестибюль и вылетел за ворота. Он был намерен покончить со всем. И в первую очередь – со своей агонизирующей надеждой.
– Целитель! – закричал Падриг, призраком выныривая из темноты. – Куда ты?
– Да вот решил спалить лес, – мрачно пошутил Кель, но не остановился.
Он вспугнул стражу, и нечего было сомневаться, что вскоре весь замок проснется. Кель ускорил шаги: ему нужно было хотя бы начать без зевак. Саша бежала по пятам, рвано дыша. Он напугал ее. Эта мысль заставила его споткнуться.
– Который, Падриг? – спросил он, тщательно следя за голосом. – Который из них – король?
– А что? – прошептал тот. Его взгляд не отрывался от канделябра.
– Ты хочешь, чтобы я их исцелил. Вот зачем я здесь. Вот почему ты мне помогал. Ты знал, что мы здесь найдем.
– Я… подозревал, – признался Падриг.
– Но как? – спросила Саша. – Откуда?
– Из твоих воспоминаний, Сирша. Я рассказал не обо всем, что мы увидели с леди Фири.
Когда Падриг повернулся к Келю, в его взгляде читалась мольба, хотя руки были подняты в защитном жесте.
– Мы увидели, как ты касаешься деревьев, Целитель. И они становятся… людьми. Леди Фири не поняла, что это значит. Но я понял. – Падриг положил дрожащую ладонь на сердце. – Я понял.
– Когда ты вернул мне воспоминания, этого среди них не было, – выдохнула Саша. Ее глаза блестели от гнева и шока.