– Муху собьем на подлете, – заверил его Джерик в сто первый.
– Как она?
Кель впервые вышел за рамки стандартного отчета. Обычно Джерик докладывал о местонахождении и самочувствии королевы без лишних подробностей, из-за чего Кель ощущал одновременно разочарование и благодарность.
Джерик взглянул на него с большим состраданием, чем тот заслуживал.
– Неутомима.
– Многое нужно сделать, – ответил Кель ровно.
– Она несчастна, капитан. Поднимается до зари, работает весь день без перерыва и ложится за полночь. Каждый день спрашивает, как у вас дела, и я отвечаю то же самое. Что вы неутомимы. И несчастны.
– Вот это можно было и не говорить, – буркнул Кель.
– Ладно, – беспечно согласился Джерик. – Буду врать.
– Я не хочу, чтобы она страдала. Джерик кивнул и немедленно сменил тему:
– Готовится большой праздник, капитан. Вы придете? Поговаривают, что вас посвятят в рыцари.
– Герой королевства, – вздохнул Кель, повторяя обещанный ему титул.
– Да. Людям нужно отпраздновать. А вам нужно позволить им выразить благодарность.
– Арен сказал то же самое, – кивнул Кель. – Я обещал, что буду.
– Он хороший король, – мягко заметил Джерик.
– Вот почему ты всегда говоришь то, что я меньше всего хочу слышать? – проворчал Кель, хотя его голосу и недоставало яда.
– Потому что я единственный, у кого хватает смелости, – пожал плечами Джерик. – Вам это на пользу, капитан.
– О да. Твоя прямота оказывает на меня целительное воздействие.
Джерик фыркнул.
– Король немного похож на вас, знаете?
– Заткнись, лейтенант, – буркнул Кель, прекрасно понимая, что Джерик никогда, ни за что не заткнется.
– Все дело в глазах, – задумчиво продолжил тот. – Хотя у него они ярче. И теплее. И мудрее. А может, это из-за рта. Он чаще улыбается.
Хитрая ухмылка Джерика слегка поблекла, когда Кель рванулся вперед и попытался выбить почву у него из-под ног. Лейтенант увернулся и отскочил в сторону. Кель не стал его преследовать и снова склонился над оленем, слишком подавленный для игры в догонялки. Как бы там ни было, присутствие Джерика приносило ему больше утешения, чем он был готов признать.
– Какая красивая. Первая лань в Каарне. Звери понемногу возвращаются. Лес оживает. Это… умиротворяет, – пробормотал Джерик, прислушиваясь к щебету птиц и болтовне белок над головой.
Кель кивнул, хотя на душе у него было неспокойно. Какова вероятность, что Ариэль Фири покоится на дне моря? Или вовсе не покидала Корварских гор? Даже теперь она контролировала его эмоции, время, энергию, не прикладывая к этому никаких усилий.
– Не потрошите здесь тушу, – предложил Джерик, указывая на лань. – Йетте наверняка понадобится кровь. Добавит ее в свое варево и превратит обычный суп в нектар богов.
– Тогда помоги мне ее дотащить, – ответил Кель.
Они взвалили оленя на плечи и зашагали к замку в уютном молчании, поровну разделив вес и тепло животного.
– Если леди Фири следовала за вами с Яндарианской равнины до гор в Корвине, сейчас она наверняка здесь, – сказал Джерик, когда они уже подходили к западным воротам.
Новый дозорный заметил их приближение и после приветствия попросил назваться, как его и обучили.
– Ты точно не Одаренный, лейтенант? – пробормотал Кель, пока перед ними медленно поднималась решетка. – Ты с пугающей частотой читаешь мои мысли.
– Нет, капитан, – откликнулся тот со вздохом. – Я не Одаренный, я просто ваш друг.
Глава 19
Из кухни Келя вызвали на королевский совет, чтобы отчитаться о «ходе формирования армии и подготовки гвардии». Советники Арена чрезвычайно напоминали тех, что ели хлеб Тираса, – самодовольные, любопытные и всегда готовые высказать парочку дельных предложений, которые придавали им важность в собственных глазах, но никак не могли быть претворены в жизнь.
Тем не менее все они относились к Келю с благоговением – за исключением короля, который обращался с ним уважительно, но без особого трепета. Для капитана это было в новинку. Он ответил на вопросы Арена, высказал несколько просьб касательно укрепления замка и убрался так быстро, как мог.
Кель миновал галерею с портретами каарнской знати, стараясь не встречаться взглядом с женщиной по имени Кора или изображением молодой королевы. Затем спустился по парадной лестнице и уже собирался выйти из вестибюля, когда услышал приглушенный голос. Он доносился из-за приоткрытых дверей тронного зала, который находился по левую руку от входа.
Секунду помедлив, Кель двинулся на звук. Тот накатывал на него мягкими волнами, омывая незримой лаской. Саша вновь рассказывала историю, и Кель неожиданно понял, что эта история про него.
– А потом капитан вонзил копье прямо в брюхо архитеутиса, – говорила Саша, драматически подчеркивая каждое слово.
– Гигантский кальмар! – воскликнул детский голосок.
– Да, гигантский кальмар. Получив смертельную рану, он отступил и снова погрузился на дно моря, где обычно и живут архитеутисы.
– Почему он такой большой? – полюбопытствовал ребенок.
– Потому что одинок, – внезапно ответила Саша.
– Значит, капитан тоже одинок?
– Нет. – Саша быстро справилась с дрогнувшим голосом. – Архитеутисов мало, ему очень грустно во тьме, и потому он вырастает таким большим – чтобы составить компанию себе самому. Щупальца для него – словно друзья. Но иногда ему становится так тоскливо, что он пытается утянуть вниз проплывающие мимо корабли. Однако кораблям не место на дне, и людям тоже. Поэтому архитеутис вечно обречен быть один.
– Почему тогда Целитель такой большой? – продолжал допытываться малыш. Похоже, объяснение его только запутало.
– Потому что он воин, – быстро нашлась с ответом Саша.
– Не Целитель? – вмешался кто-то.
– Думаю, он и то и другое.
– Он тоже одинок? Мой папа говорит, он не очень-то дружелюбный, – протянул третий ребенок, и Кель поморщился.
– А откуда нам знать, что история про одинокого кальмара – правда? – вдруг спросил первый малыш. – Может, ему просто нравится топить корабли и есть людей?
Дети загалдели, Саша принялась их успокаивать, и вскоре гул голосов сменился тихим поскрипыванием перьев по бумаге. Кель отвернулся. Чары были разрушены, и ему все еще нужно было вымыть руки.
– Смотрю, ты нашел нашу школу, – заметил Падриг, вспугнув его. – Мы решили вести уроки в тронном зале, пока не найдется более подходящее помещение.
– А что, других учителей нет? – спросил Кель. Джерик говорил, что Саша работает без передышки, но она не могла заниматься всем.
– Мало. Сирша понемногу помогает каждый день. Среди нас она самая образованная.
– Рабыня из Квандуна, – прошептал Кель.
– Да, – кивнул Падриг, и в его глазах промелькнула боль. – Дети пострадали от превращения больше всего. В древесном облике они продолжали расти – как взрослели бы, оставаясь людьми.
Разум их спал, в то время как физические силы бодрствовали. Когда Бедвин спрятался, ему было всего четыре. Сейчас ему восемь, а он даже не умеет читать. Мойре было одиннадцать – совершенное дитя. Проснувшись, она обнаружила у себя тело девушки и эмоции, с которыми пока не умеет справляться. Она слишком взрослая, чтобы заниматься с малышами, но недостаточно зрелая, чтобы работать с остальными. И таких, как Бедвин и Мойра, множество. Их жизни внезапно прервались, и теперь они не могут найти свое место в мире.
И не они одни.
– Мы ищем нового постоянного директора, – добавил Падриг. – Прошлый не вернулся из леса.
– Не переплелся в человека?
– Да, – вздохнул Падриг.
– Я помню. Его сердце едва билось.
Кель не услышал под корой ни стона, ни сердцебиения и уже почти двинулся дальше, решив, что это обычное дерево. Но жена директора молила его вслушаться настойчивее. Она была уверена, что этот вяз – ее муж. Но его уже не получилось бы спасти… или исцелить.
– Он повторит судьбу Прадерева, – сказал Падриг.
– Что это значит, Ткач?
– Он умрет. Но, как и звезды на небе, продолжит свое существование в облике дерева. Просто уже никогда не переплетется обратно. – Падриг тяжело вздохнул. – Мой брат Гидеон, отец Арена, умер во сне. Он не ожидал этого и не успел занять место в роще рядом со своим отцом, Прадеревом. Бриона, мать Арена, там. Но не Гидеон. Это очень печалит нашего короля. Я после смерти тоже не стану деревом Каарна. Просто рассыплюсь в прах. – И Падриг пожал плечами. – Но, возможно, Творец Слов в своей милости обратит меня в звездную пыль.
Вдруг двери распахнулись, и из них хлынула толпа детей. Они мчались так, будто их кусал за пятки архитеутис, и Падриг вскинул руки, притворяясь, что его вот-вот снесет порывом ветра.
– Потише, дети! Вы во дворце!
– Здравствуйте, мастер Падригус! – воскликнули они хором, проталкиваясь мимо него к дворцовой кухне. Три мальчика разного роста и возраста замедлили шаги возле Келя и в смущении принялись тянуть себя за вихры.
– 3-здравствуйте, Целитель, – заикаясь произнес один. Второй вообще не нашел слов, глядя на него широко распахнутыми глазами, а третий напомнил Келю Джерика. И, когда открыл рот, это впечатление только усилилось.
– А вы правда и Целитель, и воин, как сказала королева Сирша? И ужасно одинокий, прямо как архитеутис? Я не думаю, что он на самом деле одинокий. Он злой. Злой и гадкий и обожает крушить щупальцами корабли и кости.
Кель уставился на мальчика, не зная, на какой вопрос отвечать сначала – и отвечать ли на них вообще. Он собирался согласиться, что архитеутис далеко не так несчастен, каким его пыталась представить Саша.
– Бегите, мальчики, – вмешалась она, показываясь в дверях тронного зала. – Мы как-нибудь позовем капитана к нам на урок, и он расскажет о своих приключениях.
Кель старался смотреть в пол, зная, что облик Саши причинит ему боль, но это было все равно что задерживать дыхание – мучительно и заведомо бесполезно. Наконец он набрал в легкие воздуха и поднял взгляд. Сашины скулы заливал яркий румянец, и Падриг вздохнул и с низким поклоном ретировался.