Саша засыпала, только когда не могла больше бодрствовать. Она не плакала, и это вызывало у Келя тревогу. Если молчание было частью ритуала, то сухие глаза – нет.
Когда три дня миновали, она поднялась, но не могла идти. Кель подхватил ее на руки, донес до моста и впервые вступил в замок как король Каарна.
В Джеру смерть знаменовалась процессиями и колоколами, которые звонили семь раз, отмечая начало Пентоса – месяца скорби. На холме за крепостью возводили памятники – бледные гробницы павших королей. Но в Каарне памятниками служили деревья, и многие из горожан лично стали свидетелями ухода монарха. Не успели они оглянуться, как потеряли одного короля и обрели другого. Коронация Келя и превращение Арена свершились одновременно, и ошеломленное благоговение людей могло сравниться по силе только с шоком и трепетом самого Келя.
Он был королем. Против своей воли и несмотря на все сопротивление, Кель Джеруанский стал Келем Каарнским – правителем земли, которую он не понимал, и людей, которых едва знал.
Ему в одночасье вручили целое королевство. Но не королеву.
Трехдневный траур окончился, но Саша еще неделю не выходила из комнаты. Ей прислуживали Тесса и светленькая служанка, которая однажды предлагала сбрить Келю бороду. Теперь она боялась его до смерти и никогда не смотрела в глаза, а Тесса продолжала твердить, что у королевы все в порядке, хотя это очевидно было не так. Кель раздражался и не мог спать, измученный ее холодностью, своими новыми обязанностями и постоянным ужасом, что опасность вернется вновь. К чести Тираса, он ни на шаг не отступал от брата – настоящий маяк постоянства в море хаоса, – и терпеливо помогал ему освоиться с ролью, которой Кель никогда не желал. Наконец, когда Тирас начал готовиться к отъезду в Джеру, Кель сдался и прямо попросил у него совета.
– Скажи, что мне делать, – взмолился он. Смятение и тревога Келя норовили вот-вот обратиться в ярость. Ему нужна была Саша, а она предпочитала страдать в одиночестве.
Тирас, который изучал перечень королевских владений и мастерских – ничто из этого Келя сейчас не волновало, – внимательно посмотрел на брата. Затем закрыл толстую амбарную книгу и начал молча сворачивать карты на столе управляющего, явно раздумывая над ответом.
– Ты когда-нибудь видел, как загорается свеча? В миг, когда огонь добегает по фитилю до воска, он вспыхивает в десяток раз сильнее. Вот что происходит, когда вы с королевой Сиршей оказываетесь рядом. Я это вижу. Король Арен это видел. И весь Каарн тоже.
Кель мрачно смотрел на брата в ожидании продолжения.
– Ты получил свободу, Кель. А она нет, – произнес Тирас медленно, подчеркивая каждое слово, и Кель немедленно вышел из себя.
– Я получил свободу? – повторил он негодуя. – Я не получил свободу. Я получил чертову корону! И теперь должен сидеть на троне, а по ночам слушать рыдания королевы – когда она думает, будто никто не слышит.
– Короля больше нет, и ты можешь беспрепятственно любить его королеву, – настойчиво повторил Тирас. – Ты свободен. Но она нет. Сирша не может просто броситься в твои объятия, брат. Чувство вины делает горе невыносимым.
Кель устало потер глаза. Он не хотел, чтобы Саша горевала по Арену. Это была ужасная правда, но все же правда.
– Она внезапно получила то, чего желала более всего. Тебя. Но когда мы получаем желаемое ценой чужой жизни, это омрачает исполнение самой заветной мечты.
Прямота Тираса заставила Келя застонать.
– Она ни в чем не виновата. Она не искала смерти Арена и не была ее причиной.
– Не важно. Она любит тебя, он внезапно умирает, и все это – на глазах у целого королевства.
– Это какой-то замкнутый круг! – взревел Кель. – Не одно, так другое. Я люблю ее, но по-прежнему не могу назвать своей.
Он вскочил на ноги и принялся вышагивать мимо библиотечных шкафов и длинных рядов книг, которые у него не было ни малейшей охоты читать, – пока не остановился перед младшим братом, совершенно обессиленный.
– Она твоя, Кель, – ответил Тирас с видимым сочувствием. – Душой и сердцем. И так было с самого момента вашей встречи. Но ты должен дать ей время на скорбь.
– Я не смогу править Каарном, если ее не будет рядом, – прошептал Кель. – Просто не смогу.
– Время, брат, – повторил Тирас. – Время и терпение. Их ты можешь ей дать. И себе тоже. Когда мы увидимся снова, она будет твоей королевой, а эти фолианты перестанут отставать от действительности на сто лет. Просто поверь мне.
И Кель покорно дал ей время – так же, как отдал до этого свой дар, тело, сердце и жизнь. Добровольно. Без остатка. У Сашиных дверей по-прежнему дежурил стражник, и еще двое – на валу, куда выходило ее окно.
Он дал ей время и взмолился, чтобы Творец наделил его силой дождаться.
Глава 23
Сразу после внезапной коронации скудные пожитки Келя перенесли из гарнизона в королевскую опочивальню. Он принял это со смирением, понимая, что не может управлять государством и продолжать тесниться со своими людьми. А еще он хотел быть ближе к Саше.
Слуги мгновенно убрали вещи Арена, избавили комнаты от любых следов его присутствия и даже передвинули мебель, чтобы заставить пространство ощущаться по-новому. Кель никогда раньше не заходил в эти покои, и на обстановку ему было плевать. И все же тень старого короля, блуждающая по комнатам, заставляла его чувствовать себя узурпатором, так что он старался не задерживаться здесь дольше необходимого.
Однажды ночью, через неделю после отъезда Тираса, измученный Кель брел через сад королевы, косясь на ее окна и выглядя влюбленным дураком даже в собственных глазах. Плоды уже собрали, деревья подрезали, и залитый луной воздух дрожал от осеннего холода. Кель не хотел возвращаться в замок или спать в королевских покоях, а потому расстелил плащ на земле и вытянулся под яблоней, не сводя глаз с силуэтов дозорных на валу. Сегодня дежурил Джерик. Плечи лейтенанта были расправлены, на спине висел лук, взгляд не отрывался от мерцающего Сашиного окна, и Кель позволил усталости смежить себе веки, зная, что может на него положиться.
Ему сжилась Саша и вечер их помолвки в Джеру, ее золотое платье и огненные кудри, счастливое лицо и нежность кожи. Проснулся он от скольжения чужих рук по телу и прикосновения губ ко рту – и сперва даже не подумал открывать глаза, приняв происходящее за продолжение сна. Но руки, которые его ласкали, были бестрепетными, губы – сухими и жесткими, а дыхание, опалявшее рот, несло вкус крови. Когда Кель наконец открыл глаза, над ним маячило не Сашино лицо.
Волосы леди Фири были по-прежнему уложены в прическу, выдавая ее приготовления в вечер праздника. Но с тех пор минуло больше двух недель, и Кель задумался, неужели она провела все это время в зверином обличье, так ни разу и не преобразившись в человека. Заплетенные косы лишь подчеркивали наготу девушки, и Кель мимолетно представил их распущенными, желая, чтобы черные локоны скрыли изгибы тела от его собственного взгляда.
Она отпрянула и облизнула губы, словно только что заметила их грубость. Кель медленно сел, оценивая тяжесть нового ножа в сапоге, скорость, с которой ему придется двигаться, и шансы поразить ее метко брошенным кинжалом. Леди Фири будто почувствовала его намерения и увеличила дистанцию.
– А когда-то ты был рад видеть меня, Кель Джеру, – промурлыкала она. – И будешь рад видеть снова.
– Тогда ты носила одежду, Ариэль. Пахла слаще и целовалась мягче. В те дни я не знал, кто ты на самом деле. Но это время ушло безвозвратно.
– Нет, Кель. Это время наконец-то пришло. Королевство теперь твое. И люди – тоже. Они склонятся перед любым твоим желанием.
– И перед тобой?
– О да. Я буду твоей королевой.
– Нет, – твердо сказал Кель. – Не будешь.
Она обиженно надула губки.
– Такой серьезный. Такой упрямый. И все еще такой глупый. Я могу стать кем захочу, Кель Джеру. Кель Каарнский, – поправила она себя с ухмылкой. – Пегой кобылой, которую ты купил в Иноке. Чайкой, которая приманила вольгар. Гадюкой в траве, волком в горах, кальмаром в море. – Ее глаза вспыхнули злостью. – Я не желала твоей смерти, но ты чуть не убил меня. А ведь я могла бы утопить вас всех.
– Что же не утопила? – спросил Кель, поднимаясь на ноги.
Ариэль немедленно встала следом, и ее окутал лунный свет.
– Я не хотела тебя убивать. Я хотела тебя напугать, – усмехнулась она. – И теперь ты правда меня боишься – а страх даже лучше любви.
– Ты намереваешься запугать весь Каарн?
– Если придется. Я следовала за тобой так долго, Кель. Годы. Бесконечное ожидание минуты, когда сбудутся картины Творца Звезд. И вдруг ты находишь ее. И я понимаю, что это она видела твое восхождение на престол. Как я пыталась от нее избавиться! Сбросить со скалы, чтобы ты не смог ее исцелить, укусить во сне, чтобы ты даже не заметил, как она умирает рядом, напасть, когда она будет в одиночестве. Но она никогда не оставалась одна. Ты так о ней заботился, Кель. Неужели я совсем ничего для тебя не значу?
Он промолчал, и ее глаза сузились от раздражения.
– В своей собственной земле я стала изгоем. Но в Дендаре… Я могла получить все что хочу. Даже тебя. Вообрази мое изумление, когда здесь не оказалось ни одной живой души! – И она неверяще рассмеялась. – Что толку от королевства, где никто тебе не поклоняется? Где некем править?
– Поэтому ты продолжила ждать.
– Дочь Джеру, дочь Джеру, кто там едет поутру? – напела она старую мелодию. – Ты привел их ко мне. Поразил вольгар. И больше я не намерена ждать ни минуты.
Длинная тонкая стрела рассекла воздух и вонзилась в ее плечо, заставив пошатнуться. Кель метнулся вперед, на ходу вытаскивая клинок. Злобный вопль вырвался из горла Ариэль Фири – и тут же превратился в клич сокола, который кругами взмыл над садом. Стрела упала на землю, пока она поднималась все выше – разъяренная, но невредимая. Кель издал разочарованный рык и крепче перехватил нож, глядя вслед Перевертышу.