— Вы позволите показать ему прекрасный подарок, который вы мне сделали? — спросил он.
— Вы можете сделать еще лучше: подарите ее ему от вашего и от моего имени — я заказала для него такую же.
— Слышите, Генрих? — сказал Франсуа. — Моя добрая матушка принесла мне эту драгоценную вещичку и делает ее еще драгоценнее, позволяя подарить вам.
Генрих пришел в восторг от красоты этой пряжки и рассыпался в благодарностях. Когда его излияния кончились, Екатерина сказала:
— Сын мой, я неважно себя чувствую; пойду лягу в постель; ваш брат Карл очень устал после охоты и последует моему примеру. Поэтому сегодня вечером семейного ужина не будет, каждому из нас принесут ужин в его комнату… Ах да! Генрих! Я и забыла похвалить вас за ваше мужество и ловкость: вы спасли жизнь вашему королю, вашему брату! Вы будете вознаграждены.
— Я уже вознагражден! — с поклоном ответил Генрих.
— Сознанием исполненного долга? — подхватила Екатерина. — Это слишком малая награда; будьте уверены, что мы с Карлом не останемся в долгу и что-нибудь придумаем…
— От вас и от моего дорогого брата Карла все будет принято, как благо, сударыня. Генрих поклонился и вышел. «Эге, братец Франсуа! — выйдя от герцога Алансонского, думал Генрих. — Теперь я уверен, что уеду не один и что заговор, имевший доселе только тело, получит и голову. Но будем осторожны! Екатерина сделала мне подарок, Екатерина обещала мне награду: тут скрыта какая-то дьявольская штука! Сегодня же вечером я посоветуюсь с Маргаритой».
Глава 4БЛАГОДАРНОСТЬ КОРОЛЯ КАРЛА IX
Морвель провел часть дня в Оружейной палате короля, но когда Екатерина увидела, что приближается время возвращения с охоты, она приказала отвести к себе в молельню его и его подручных.
Как только Карл IX вернулся, кормилица сказала ему, что какой-то человек провел часть дня у него, и сначала Карл страшно разгневался, что кто-то позволил себе впустить в его покои постороннего. Но затем он попросил кормилицу описать наружность этого человека, и, когда она сказала, что это тот самый человек, которого как-то вечером она привела к нему по его же распоряжению, король сообразил, что это Морвель, и, вспомнив о приказе, который вырвала у него мать сегодня утром, он понял все.
— Вот тебе раз! В тот самый день, когда он спас мне жизнь! — проворчал Карл. — Время выбрано неудачно.
Подумав об этом, он сделал было несколько шагов, намереваясь спуститься к матери, но его остановила мысль:
«Черт подери! Если я заговорю с ней об этом, спорам конца не будет! Лучше будем действовать каждый со своей стороны».
— Кормилица! — сказал он. — Запри все двери и скажи королеве Елизавете[45], что я неважно себя чувствую после падения и буду спать у себя.
Кормилица пошла исполнять приказание, а Карл, так как было еще рано для осуществления его замысла, сел писать стихи.
За этим занятием время бежало для короля быстро. И когда начало бить девять часов вечера, он думал, что еще только семь. Карл принялся считать удары; с последним ударом он встал.
— Черт возьми! Пора! — сказал он.
Взяв плащ и шляпу, он вышел в потайную дверь, которая, по его приказу, была пробита в деревянной обшивке стены и о существовании которой не имела понятия даже Екатерина.
Карл IX направился прямо в покои Генриха. Генрих же от герцога Алансонского зашел к себе только переодеться и тотчас вышел.
«Наверно, он пошел ужинать к Марго, — подумал король. — Насколько я могу судить, они теперь в прекрасных отношениях».
И Карл направился к покоям Маргариты.
Маргарита привела к себе герцогиню Неверскую, Коконнаса и Ла Моля и вместе с ними закусывала сладкими пирожками и вареньем.
Карл IX постучался во входную дверь; ее открыла Жийона, но при виде короля она так испугалась, что едва нашла в себе силы сделать реверанс и, вместо того чтобы бегом предупредить свою госпожу о приходе августейшего гостя, впустила Карла, не дав королеве другого знака, кроме крика.
Король прошел переднюю и, услыхав взрывы смеха, доносившиеся из столовой, направился туда.
«Бедняга Анрио! — подумал он. — Он веселится, не чуя над собой беды».
— Это я, — сказал он, приподняв портьеру и высунув свое смеющееся лицо.
Маргарита отчаянно вскрикнула: это смеющееся лицо произвело на нее такое же впечатление, какое произвела бы голова Медузы. Сидя напротив двери, она сразу же узнала Карла.
Двое мужчин сидели спиной к королю.
— Его величество! — с ужасом воскликнула Маргарита и встала с места.
В то время как трое сотрапезников испытывали такое чувство, будто их головы вот-вот упадут с плеч, Коконнас не терял головы. Он тоже вскочил с места, но так неуклюже, что опрокинул стол, а вместе с ним попадали на пол бокалы, посуда и свечи.
На минуту воцарилась полная темнота и мертвая тишина.
— Удирай! — сказал Коконнас Ла Молю. — Смелей! Смелей!
Ла Моль не заставил просить себя дважды: он бросился к стене и стал ощупывать ее руками, стремясь попасть в опочивальню и спрятаться в столь хорошо знакомом ему кабинете.
Но едва он переступил порог опочивальни, как столкнулся с каким-то мужчиной, который только что вошел туда потайным ходом.
— Что все это значит? — в темноте заговорил Карл, и в голосе его послышались грозные ноты. — Разве я враг пирушек, что при виде меня происходит такая кутерьма? Эй, Анрио! Анрио! Где ты? Отвечай!
— Мы спасены! — прошептала Маргарита, схватив чью-то руку и приняв ее за руку Ла Моля. — Король думает, что мой муж в числе гостей.
— Я и оставлю его в этом заблуждении, не тревожьтесь, — сказал Генрих, отвечая в тон королеве.
— Великий Боже! — воскликнула Маргарита, выпуская руку, оказавшуюся рукой короля Наваррского.
— Тише! — сказал Генрих.
— Тысяча чертей! Что вы там шепчетесь? — крикнул Карл. — Генрих, отвечайте, где вы?
— Я здесь, государь, — раздался голос короля Наваррского.
— Черт возьми! — прошептал Коконнас, державший в углу герцогиню Неверскую. — Час от часу не легче!
— Теперь мы погибли окончательно, — ответила Анриетта.
Коконнас, чья смелость граничила с безрассудством, решив, что рано или поздно, а свечи зажечь придется, и чем раньше, тем лучше, выпустил руку герцогини Неверской, нашел среди осколков подсвечник, подошел к жаровне, раздул уголек и зажег свечу.
Комната осветилась.
Карл IX окинул ее вопрошающим взглядом.
Генрих стоял рядом с женой, герцогиня Неверская была в углу одна, а Коконнас, стоя посреди комнаты с подсвечником в руке, освещал всю сцену.
— Извините нас, брат мой, — сказала Маргарита, — мы вас не ждали.
— Вот почему, ваше величество, как вы изволили видеть, вы нас так и напугали! — заметила Анриетта.
— Я, вставая, опрокинул стол. Значит, перепугался не на шутку, — догадавшись обо всем, произнес Генрих.
Коконнас бросил на короля Наваррского взгляд, казалось, говоривший: «Прекрасно! Вот это муж так муж — все понимает с полуслова».
— Ну и кутерьма! — сказал Карл IX. — Анрио, твой ужин на полу. Пойдем со мной — ты закончишь ужин в другом месте; сегодня я кучу с тобой.
— Как, государь? — сказал Генрих. — Ваше величество оказывает мне такую честь?
— Да, мое величество оказывает тебе честь увести тебя из Лувра. Марго, одолжи его мне; завтра утром я тебе его верну.
— Ах, что вы, брат мой! — молвила Маргарита. — Вы не нуждаетесь в позволении — здесь вы хозяин.
— Государь! Я пойду к себе взять другой плащ и сейчас же вернусь, — сказал Генрих.
— Не надо, Анрио; тот, что на тебе, вполне хорош.
— Но, государь… — попытался возразить Беарнец.
— Говорят тебе, не ходи, тысяча чертей! Ты что, не понимаешь, что тебе говорят? Идем со мной!
— Да, да, идите! — внезапно вмешалась Маргарита и сжала мужу руку: по особенному выражению глаз Карла она поняла, что происходит нечто весьма серьезное.
— Я готов, государь, — сказал Генрих.
Карл перевел взгляд на Коконнаса, который, продолжая выполнять обязанности осветителя, зажигал другие свечи.
— Кто этот дворянин? — спросил он Генриха, не сводя глаз с пьемонтца. — Часом, не господин де Ла Моль?
«Кто это ему наговорил про Ла Моля?» — подумала Маргарита.
— Нет, государь, — ответил Генрих. — Господина де Ла Моля здесь нет, и очень жаль, что его нет, а то я имел бы честь представить его вашему величеству вместе с его другом — господином де Коконнасом; они оба неразлучны, и оба служат у герцога Алансонского.
— Так, так! У великого стрелка! — сказал Карл. — Ну, ну!
Он нахмурил брови.
— А этот Ла Моль не гугенот? — продолжал он.
— Обращенный, государь, — ответил Генрих, — я за него отвечаю, как за самого себя.
— Если вы отвечаете за кого-нибудь, Анрио, то после того, что вы сегодня сделали, я уже не имею права сомневаться. Но все равно мне хотелось бы посмотреть на этого самого господина де Ла Моля. Ну, не беда, посмотрю когда-нибудь в другой раз.
Еще раз обшарив комнату своими большими глазами, Карл поцеловал Маргариту и, взяв под руку короля Наваррского, увел его с собой.
У дверей Лувра Генрих хотел остановиться и что-то сказать какому-то человеку.
— Идем, идем! Не задерживайся, Анрио! — сказал Карл. — Раз я говорю, что воздух Лувра сегодня вечером для тебя вреден, так верь мне, черт возьми!
«Что за черт! — подумал Генрих. — А как же де Муи? Что с ним будет? Ведь он останется совсем один у меня в комнате! Только бы воздух Лувра, вредный для меня, не оказался еще вреднее для него!».
— Да, вот что! — сказал король, когда они с Генрихом прошли подъемный мост. — Ты, значит, не против, что дворяне герцога Алансонского ухаживают за твоей женой?
— Как так, государь?
— А разве этот господин Коконнас не делает глазки Марго?
— Кто вам сказал?
— Да уж говорили! — ответил король.
— Это просто шутка, государь: господин де Коконнас делает глазки, это верно, но только герцогине Неверской.