Это имя, казалось, произвело обычное действие, однако часовой спросил у Коконнаса, знает ли он пароль.
Пьемонтец признался, что не знает.
— Тогда ступайте прочь, — ответил часовой.
В эту минуту какой-то человек, беседовавший с офицером охраны, но слышавший просьбу Коконнаса, прервал свой разговор и подошел к Коконнасу.
— Што фам укотно от керцок Кис? — спросил он.
— Мне угодно поговорить с ним, — улыбаясь, ответил Коконнас.
— Нефосмошно! Керцок у короля.
— Но я получил письменное уведомление явиться в Париж.
— A-а, у фас есть письменный уфетомлений?
— Да, и я приехал издалека.
— A-а! Фы приехал исталека?
— Я из Пьемонта.
— Корошо, корошо! Это трукой тело. А фаш имя?
— Граф Аннибал де Коконнас.
— Корошо, корошо! Тайте фаш письмо.
— Честное слово, прелюбезный человек! — сказал Ла Моль, обращаясь к самому себе. — Не посчастливится ли мне найти такого же, чтобы пройти к королю Наваррскому?
— Так тафайте фаш письмо, — продолжал немецкий дворянин, протягивая руку к Коконнасу, стоявшему в нерешительности.
— Дьявольщина! Я не знаю, имею ли я право… — отвечал пьемонтец, по своей итальянской природе проявляя недоверчивость. — Я не имею чести знать вас.
— Я Пем, я челофек керцок Кис.
— Пем, — пробормотал Коконнас, — такого имени я не слыхал.
— Это господин Бем, мой командир, — ответил часовой. — Вас спутало его произношение. Отдайте ему ваше письмо, я за него ручаюсь.
— Ах, господин Бем! — воскликнул Коконнас. — Ну как же мне не знать вас! Конечно с превеликим удовольствием — вот мое письмо. Простите мое колебание, но без этого нельзя, если хочешь выполнить свой долг.
— Корошо, корошо, не нато исфинять сепя.
Ла Моль тоже подошел к немцу и обратился с просьбой:
— Месье, вы так любезны, не возьметесь ли вы передать и мое письмо, как вы это сделали по отношению к моему товарищу?
— Как фаш имя?
— Граф Лерак де Ла Моль.
— Краф Лерак те Ла Моль?
— Да.
— Такой не снаю.
— Не удивительно, что я не имею чести быть вам знаком, я не здешний и так же, как граф Коконнас, приехал только сегодня вечером и издалека.
— А откута фы приехал?
— Из Прованса.
— С отин письмо?
— Да, с письмом.
— К керцок те Кис?
— Нет, к его величеству королю Наваррскому.
— Я не слушу у короля Нафаррского, — крайне холодно ответил Бем, — я не моку перетафать фаш письмо.
Бем отошел от Ла Моля и, войдя в ворота Лувра, сделал знак Коконнасу следовать за собой.
Ла Моль остался в одиночестве.
В ту же минуту из других ворот Лувра выехал отряд всадников, около сотни человек.
— Ага, вот и де Муи со своими гугенотами, — сказал часовой своему товарищу. — Они сияют: король им обещал казнить того, кто стрелял в их адмирала; а так как этот парень убил и отца де Муи, то сын одним ударом отомстит за обоих.
— Простите, — обратился де Ла Моль к солдату, — ведь вы, кажется, сказали, что этот командир — господин де Муи?
— Совершенно верно.
— И что сопровождающие — это…
— Нечестивцы, говорю я.
— Благодарю, — ответил Ла Моль, как будто не слыхав презрительного имени, которым наградил гугенотов часовой. — Мне только это и надо было знать.
И тотчас подошел к командиру всадников.
— Месье, — сказал Ла Моль, — я сейчас узнал, что вы — господин де Муи.
— Да, месье, — учтиво ответил командир.
— Ваше имя, хорошо известное сторонникам протестантской веры, дает мне смелость обратиться к вам с просьбой оказать мне услугу.
— Какую, месье? Но сначала — с кем имею честь говорить?
— С графом Лераком де Ла Молем.
Молодые люди обменялись приветствиями.
— Я слушаю вас, граф, — сказал де Муи.
— Я прибыл из Экса с письмом от д’Ориака, губернатора Прованса. Письмо адресовано королю Наваррскому и заключает в себе важные и спешные известия… Каким образом я мог бы передать это письмо? Как мне пройти в Лувр?
— Пройти-то в Лувр очень легко, — ответил де Муи, — только я боюсь, что король Наваррский сейчас очень занят и не сможет вас принять. Но все равно, если хотите, пойдемте со мной, и я доведу вас до его покоев. Остальное уж зависит от вас.
— Тысячу благодарностей!
— Идите за мной, — сказал де Муи.
Де Муи спешился, бросил поводья своему лакею, подошел к решетке, назвал себя часовому, провел Ла Моля в замок и, отворив дверь в покои короля Наваррского, сказал:
— Входите и узнавайте сами.
Затем поклонился Ла Молю и вышел.
Оставшись в одиночестве, Ла Моль огляделся.
Передняя была пуста, одна из внутренних дверей была открыта.
Ла Моль сделал несколько шагов и очутился в коридоре. Он стучал и звал, но никто не отзывался. Полнейшая тишина царила в этой части Лувра.
«А мне еще говорили про строгий этикет! — подумал он. — По этому дворцу можно разгуливать, как по городской площади».
Он позвал еще раз, но столь же безуспешно, что и раньше.
«Ну что же, пойдем прямо, — подумал он, — в конце концов встречу же я кого-нибудь».
Ла Моль направился по коридору, все больше погружаясь в темноту, как вдруг в противоположном конце раскрылась дверь, на пороге появились два пажа с двусвечниками и осветили фигуру выходившей дамы, величавой и замечательно красивой.
Свет упал прямо на Ла Моля, который тут же замер на месте.
Дама, увидев Ла Моля, тоже остановилась.
— Месье, что вам угодно? — спросила она, и голос ее показался молодому человеку прелестной музыкой.
— О мадам, прошу извинить меня, — сказал Ла Моль, потупив взор, — господин де Муи проводил меня сюда и ушел, а у меня письмо для короля Наваррского.
— Его величества здесь нет; мне кажется, он у своего шурина. Но в его отсутствие вы можете передать письмо королеве…
— Да, конечно, если бы кто-нибудь соблаговолил представить меня ей.
— Вы перед ней, месье.
— Как?! — воскликнул Ла Моль.
— Я королева Наваррская, — ответила Маргарита.
На лице Ла Моля вдруг появилось такое выражение растерянности и испуга, что королева улыбнулась:
— Месье, говорите поскорее, меня ждут у королевы-матери.
— О ваше величество, если вас ждут, то разрешите мне удалиться — сейчас я не в силах говорить. Я не могу собраться с мыслями — я вами просто ослеплен. Я уже не мыслю, а только любуюсь.
Во всем обаянии прелести и красоты Маргарита подошла к молодому человеку, действовавшему, помимо своей воли, не хуже утонченного придворного льстеца.
— Месье, придите в себя, — сказала она. — Я подожду, и меня тоже подождут.
— О, простите мне, ваше величество, что я с самого начала не приветствовал вас со всей почтительностью, которую вы вправе ожидать от одного из ваших покорнейших слуг, но…
— …но, — подхватила Маргарита, — вы приняли меня за одну из моих придворных дам.
— Нет, ваше величество, — за призрак красавицы Дианы де Пуатье. Мне говорили, что он появляется в Лувре.
— О, теперь я за вас не беспокоюсь — вы сделаете карьеру при дворе. Вы говорите, у вас есть письмо для короля? Сейчас вам с ним не увидеться. Но все равно — где письмо? Я передам… Только, прошу вас, поскорее.
В один миг Ла Моль распустил шнурки своего колета и вынул из-за пазухи письмо, завернутое в шелк.
Маргарита взяла письмо.
— Вы господин де Ла Моль? — спросила она.
— Да, ваше величество. Боже мой! Откуда мне такое счастье, что вашему величеству известно мое имя?
— Я слышала, как его упоминали и король, мой муж, и брат мой, герцог Алансонский. Я знаю, что вас ждут.
Королева спрятала за тугой от вышивок и алмазных украшений корсаж письмо, только что лежавшее за колетом молодого человека и еще теплое от тепла его груди. Ла Моль жадным взглядом следил за каждым движением Маргариты.
— Теперь спуститесь в галерею и ждите там, пока к вам не придут от короля Наваррского или герцога Алансонского. Мой паж проводит вас.
Отдав это распоряжение, Маргарита проследовала дальше. Ла Моль встал к стене, но коридор оказался слишком узок, а фижмы королевы Наваррской так широки, что ее шелковое платье коснулось молодого человека, и в то же время аромат терпких духов заполнил все пространство, где она прошла.
Ла Моль вздрогнул всем телом и, чувствуя, что сейчас упадет, прислонился к стене.
Маргарита исчезла, как видение.
— Месье, вы идете? — спросил паж, которому было поручено проводить Ла Моля в нижнюю галерею.
— Да, да! — восторженно воскликнул Ла Моль, видя, что паж указывает рукой в том направлении, в каком проследовала королева Маргарита: он надеялся нагнать ее и еще раз увидеть.
В самом деле, выйдя на лестницу, он заметил королеву, уже спустившуюся в нижний этаж: случайно или на звук шагов Маргарита подняла голову, и он увидел ее еще раз.
— О, это не простая смертная, а богиня, — прошептал Ла Моль, — и, как сказал Вергилий Марон: «Et vera incessu patuit dea»[1].
— Что же вы? — спросил паж.
— Иду, иду, простите, — отвечал Ла Моль.
Паж пошел вперед, спустился на следующий этаж, отворил одну дверь, потом другую и, остановившись на пороге, сказал:
— Ждите здесь.
Ла Моль вошел в галерею, и дверь за ним закрылась.
В галерее было пусто, только какой-то дворянин прогуливался взад-вперед и, видимо, тоже ожидал.
Вечерние тени, спускаясь с высоких сводов, окутывали все предметы таким мраком, что молодые люди на расстоянии каких-нибудь двадцати шагов, разделявших их, не могли разглядеть один другого.
Ла Моль стал приближаться к этому дворянину и, подойдя на несколько шагов, тихо сказал себе:
— Господи помилуй! Ведь это граф Коконнас.
Пьемонтец обернулся на звук шагов и стал разглядывать Ла Моля с не меньшим изумлением:
— Черт меня побери, если это не господин Ла Моль! Тьфу, что я делаю?! Ругаюсь у короля в доме! А впрочем, и сам король ругается, пожалуй, еще чище, даже в церкви. Значит, мы оба попали в Лувр?