— Извините, братец, — сказала Маргарита, — мы вас не ожидали.
— Поэтому, ваше величество, как вы изволили видеть, вы нас так и напугали! — заметила Анриетта.
— Да я и сам, — ответил Генрих, догадываясь обо всем, — как видно, перепугался не на шутку, потому что, вставая, опрокинул стол.
Коконнас бросил на короля Наваррского взгляд, казалось, говоривший: «Замечательно! Вот это муж так муж — все понимает с полуслова!».
— Какой переполох! — повторил Карл. — Анрио, твой ужин на полу. Идем со мной заканчивать ужин в другом месте; сегодня я кучу с тобой.
— Неужели, сир! — сказал Генрих. — Ваше величество делает мне честь?
— Да, мое величество делает тебе честь увести тебя из Лувра. Марго, одолжи его мне; завтра утром я тебе его верну.
— Что вы, братец! — ответила Маргарита. — Вам не требуется разрешения — здесь вы хозяин.
— Сир, я пойду к себе взять другой плащ и через минуту вернусь сюда.
— Не надо, Анрио; тот, что на тебе, вполне хорош.
— Но сир… — попытался возразить Беарнец.
— Говорят тебе, не ходи, тысяча чертей! Не понимаешь, что ли? Идем со мной.
— Да, да, ступайте! — вдруг спохватилась Маргарита и сжала мужу локоть, догадавшись по особенному выражению глаз Карла, что говорит он так неспроста.
— Я готов, сир, — сказал Генрих.
Но Карл перевел взгляд на Коконнаса, который, продолжая выполнять обязанности осветителя, зажигал другие свечи.
— Кто этот дворянин? — спросил он у Генриха, упорно глядя на пьемонтца. — Уж не Ла Моль ли?
«Кто это ему наговорил про Ла Моля?» — подумала Маргарита.
— Нет, сир, — ответил Генрих. — Здесь нет Ла Моля, и жаль, что нет, а то бы я имел честь представить его вашему величеству вместе с его другом графом Коконнасом; они неразлучны, и оба служат у герцога Алансонского.
— Так-так! У знаменитого стрелка! — ответил Карл. — Ну, хорошо.
Потом спросил, насупив брови:
— А этот Ла Моль не гугенот?
— Обращенный, ваше величество, — ответил Генрих, — и я отвечаю за него, как за себя.
— Если вы, Анрио, после того что вы сегодня сделали, отвечаете за кого-нибудь, то я не имею права в нем сомневаться. Но все равно, мне хотелось бы посмотреть на этого графа де Ла Моля. Ну, посмотрю когда-нибудь в другой раз.
Еще раз оглядев комнату, Карл поцеловал Маргариту и, взяв под руку короля Наваррского, увел его с собой. У выхода из Лувра Генрих хотел остановиться и сказать что-то часовому.
— Идем, идем! Не задерживайся, Анрио, — сказал Карл. — Раз я говорю, что воздух Лувра тебе сегодня вреден, так верь же мне, черт тебя возьми!
«Святая пятница! — подумал Генрих. — А как же де Муи? Что будет с ним у меня в комнате? Ведь он один! Хорошо, если воздух Лувра, вредный для меня, не окажется еще вреднее для него!»
— Да, вот что! — сказал Карл, когда они прошли подъемный мост. — Тебя не смущает, что молодцы герцога Алансонского ухаживают за твоей женой?
— В чем это выражается, сир?
— А разве этот граф Коконнас не строит глазки твоей Марго?
— Кто вам сказал, сир?
— Да уж говорили! — ответил король.
— Простая шутка, ваше величество; месье Коконнас строит глазки, это верно, но только герцогине Неверской.
— Вот как!
— Ручаюсь вашему величеству, что это так.
Карл расхохотался.
— Ладно, — сказал он, — пусть теперь герцог Гиз попробует мне сплетничать, я ему утру нос, рассказав о проделках его невестки. Впрочем, — подумав, сказал Карл, — я не помню в точности, о ком он говорил, — о графе Коконнасе или о графе де Ла Моле.
— Ни тот, ни другой ни при чем, ваше величество, — ответил Генрих. — За чувства моей жены я отвечаю.
— Вот это хорошо, Анрио! Хорошо! — сказал король. — Люблю тебя, когда ты такой. Клянусь честью, ты молодец! И думаю, что без тебя мне будет трудно обойтись.
Сказав это, он свистнул особенным образом, — тотчас четверо дворян, ждавших на углу улицы Бове, подошли к королю, и вся компания направилась к центру города.
Пробило десять часов.
Когда король и Генрих ушли от Маргариты, она сказала:
— Так как же? Сядем опять за стол?
— Нет-нет, — ответила герцогиня Неверская, — я натерпелась такого страха! Да здравствует домик в переулке Клош-Персе! Туда не войдешь без предварительной осады, там наши молодцы-кавалеры имеют право пустить в ход шпаги. Господин Коконнас, что вы ищете в шкафах и под диванами?
— Ищу моего друга Ла Моля, — отвечал пьемонтец.
— Поищите лучше около моей опочивальни, — сказала Маргарита, — там есть такой кабинет…
— Хорошо — ответил пьемонтец, — уже иду.
И он вошел в опочивальню.
— Ну, что там? — послышалось из темноты.
— Ага! Дьявольщина! Мы дошли до десерта.
— А король Наваррский?
— Он ничего не видит. Превосходный муж! Желаю такого же моей жене. Но боюсь, что такой будет у нее только во втором браке.
— А король Карл?
— Король — другое дело; он увел мужа.
— Правда?!
— Да уж говорю тебе. Кроме того, он сделал мне честь, посмотрев на меня искоса, когда узнал, что я на службе у герцога Алансонского, и совсем косо — когда узнал, что я твой друг.
— Неужели ты думаешь, что ему говорили обо мне?
— Боюсь, не наговорили ли чересчур много. Но дело сейчас не в этом; по-видимому, наши дамы собираются совершить паломничество на улицу Руа-де-Сисиль, и мы будем конвоировать паломниц.
— Нельзя! Ты же сам знаешь.
— Нельзя? Почему?
— Ведь мы сегодня дежурим у его королевского высочества.
— Дьявольщина! Верно! Я все время забываю, что у нас есть чин и мы имели честь сделаться из дворян лакеями.
Друзья подошли к королеве и герцогине Неверской и сказали, что они должны быть при герцоге, хотя бы на то время, пока он будет укладываться спать.
— Хорошо, — сказала герцогиня Неверская, — но мы уходим из дому.
— А можно узнать — куда? — спросил Коконнас.
— Вы слишком любопытны, — ответила герцогиня. — Quaere et invenies[16].
Оба молодых человека раскланялись и со всех ног бросились наверх, к герцогу Алансонскому.
Герцог был в кабинете и, видимо, ждал их.
— Ай-ай! Вы очень запоздали, господа.
— Только что пробило десять, ваше высочество.
Герцог вынул часы.
— Верно, — сказал он. — Но в Лувре уже все легли спать.
— Да, ваше высочество, и мы к вашим услугам. Прикажете впустить в опочивальню вашего высочества дворян, дежурных при вечернем туалете?
— Наоборот, пройдите в маленькую залу и отправьте всех по домам.
Молодые люди исполнили распоряжение, которое, принимая во внимание характер герцога, никого не удивило, и затем вернулись.
— Ваше высочество, — спросил Коконнас, — вы ляжете спать или будете работать?
— Нет, вы свободны до завтрашнего дня.
— Эге! Сегодня, как видно, весь Лувр не ночует дома, — шепнул Коконнас на ухо Ла Молю, — все бесу празднуют: а чем мы хуже?
И молодые люди, прыгая через ступеньки, взбежали к себе наверх, схватили шпаги и плащи, кинулись вслед за своими дамами и нагнали их на углу переулка Кок-Сент-Оноре.
В это время герцог Алансонский заперся у себя в спальне и, напрягая слух и зрение, стал ждать тех чрезвычайных событий, о которых его предупреждала королева-мать.
VБОГ РАСПОЛАГАЕТ
Как верно заметил герцог Алансонский, полная тишина царила в Лувре.
Королева Маргарита с герцогиней Неверской отправились в переулок Тизон. Коконнас и Ла Моль пошли их провожать. Король и Генрих разгуливали где-то в городе. Герцог Алансонский затаился у себя и со смутной тревогой ждал событий, предреченных королевой-матерью. Наконец сама Екатерина улеглась в постель, а баронесса де Сов, сидя у изголовья ее кровати, читала вслух итальянские новеллы, очень смешившие эту милую королеву.
Екатерина уже давно не чувствовала себя в таком хорошем расположении духа. С большим аппетитом поужинав в обществе своих дам, посоветовавшись с врачом, подсчитав домашние расходы за истекший день, она заказала молебен за успех некоего предприятия, важного, как она сказала, для благополучия ее детей. Это был ее обычай — впрочем, обычай общефлорентийский: заказывать при известных обстоятельствах молебны и обедни, назначение которых известно было только заказчику да Господу Богу.
Она даже успела еще раз принять Рене и выбрать несколько новинок из его душистых подушечек и обширного набора всякой парфюмерии.
— Пошлите узнать, — сказала она, — дома ли моя дочь, королева Наваррская; и если она дома, то пусть ее попросят прийти посидеть со мной.
Паж, получивший это приказание, вышел и через минуту вернулся в сопровождении Жийоны.
— Я посылала за госпожой, а не за ее фрейлиной, — строго заметила королева-мать.
— Мадам, — отвечала Жийона, — я сочла своим долгом лично явиться к вашему величеству, так как королева Наваррская вышла из дому вместе со своей подругой герцогиней Неверской.
— Ушла из дому так поздно? — сказала Екатерина, нахмурив брови. — Куда же она могла пойти?
— Смотреть алхимические опыты, — ответила Жийона, — и весьма возможно, что ее величество королева Наваррская останется у герцогини Неверской до завтрашнего дня.
— Счастливица эта королева Наваррская, — как бы про себя заметила Екатерина, — она королева, а у нее есть друзья; она носит корону, зовется «ваше величество», а у нее нет подданных, — какая счастливица!
После этого своеобразного замечания, вызвавшего затаенную улыбку у присутствующих, Екатерина сказала Жийоне:
— Впрочем, если она ушла из дому… Ведь вы говорите, что она ушла?
— С полчаса назад, мадам.
— Ну, тем лучше. Ступайте.
Жийона поклонилась и вышла.
— Продолжайте чтение, Шарлотта, — приказала королева-мать.
Баронесса начала читать.
Минут через десять Екатерина прервала чтение, сказав:
— Ах да! Пусть удалят охрану из галереи.
Это был сигнал, которого дожидался Морвель.