Приказание королевы-матери было исполнено, и баронесса снова принялась за чтение новеллы.
Она читала уже с четверть часа, и ничто не прерывало чтения, как вдруг до королевской спальни донесся протяжный и такой ужасный крик, что у присутствующих волосы встали дыбом. Вслед за тем раздался пистолетный выстрел.
— Что с вами, Шарлотта? Почему вы перестали читать? — спросила Екатерина.
— Мадам, разве вы не слышали? — побледнев, сказала молодая дама.
— Что? — спросила Екатерина.
— Крик.
— И пистолетный выстрел, — прибавил командир охраны.
— Крик? Пистолетный выстрел?.. Я ничего не слыхала, — сказала Екатерина. — А кроме того, и крик, и пистолетный выстрел — разве это такой редкий случай в Лувре? Читайте, Шарлотта, читайте!
— Прислушайтесь, мадам, — говорила баронесса де Сов, в то время как командир охраны стоял, положив руку на эфес шпаги и не смея выйти из спальни без разрешения Екатерины, — слышите — топот, ругательства!
— Ваше величество, не надо ли узнать, в чем дело? — спросил командир охраны.
— Совершенно не нужно, месье, оставайтесь на своем месте, — сказала Екатерина, приподнимаясь на локте, как будто для того, чтобы подчеркнуть непреложность приказания. — А кто будет охранять меня в случае тревоги?.. Да это передрались какие-нибудь пьяные швейцарцы.
Спокойствие королевы-матери, с одной стороны, и ужас, реявший над всеми остальными, так явно противоречили друг другу, что баронесса, несмотря на робость, пытливо посмотрела на королеву-мать:
— Мадам, но ведь похоже, что там кого-то убивают!
— Ну, кого там могут убивать?
— Да короля Наваррского! Это шум в его покоях.
— Дура! — сказала королева-мать, которая, при всем своем самообладании, начала волноваться и забормотала какую-то молитву. — Этой дуре всюду чудится ее король Наваррский!
— Боже мой! Боже мой! — произнесла Шарлотта, откидываясь на спинку кресла.
— Все кончилось, кончилось! — сказала Екатерина. — Командир, — продолжала она, обращаясь к де Нансе, — я надеюсь, что за этот беспорядок во дворце вы завтра сурово накажете виновных. Продолжайте чтение, Шарлотта.
Екатерина откинулась на подушку как будто с чувством равнодушия к происходящему, но это равнодушие очень походило на изнеможение, судя по крупным каплям пота, выступившим на ее лице.
Баронесса повиновалась строгому приказу, но в чтении участвовали лишь ее глаза и губы; мысли же витали в другом месте: она представляла себе страшную опасность, нависшую над головой возлюбленного. Через несколько минут эта внутренняя борьба между чувствами и требованиями этикета так угнетающе подействовала на баронессу де Сов, что голос перешел в какой-то невнятный звук, книга выскользнула у нее из рук и сама она упала без чувств.
Вдруг снова раздался шум, но еще более сильный; быстрый топот прокатился по коридору; два выстрела громыхнули так, что задребезжали стекла. Екатерина, изумленная затянувшейся борьбой, приподнялась на постели, бледная, с широко раскрытыми глазами. Командир охраны хотел выбежать в коридор, но в тот же миг Екатерина его остановила, сказав:
— Все оставайтесь здесь, я сама пойду узнать, в чем дело.
А в это время происходило или, вернее, уже произошло вот что.
Утром де Муи получил через Ортона ключ от спальни Генриха Наваррского. В полый стержень ключа была засунута свернутая трубочкой записка. Де Муи с помощью булавки вынул записку. В записке был пароль для прохода в Лувр на ближайшую ночь.
Кроме того, Ортон на словах передал де Муи приглашение Генриха явиться в Лувр в десять часов вечера.
В половине десятого де Муи надел крепкую, не раз испытанную кирасу, натянул сверху шелковый колет, прицепил шпагу, засунул за пояс пистолеты и все это прикрыл пресловутым вишневым плащом, таким же, как у Ла Моля.
Мы уже знаем, что Генрих, прежде чем зайти к себе, почел нужным навестить Маргариту и, пройдя к ней по потайной лестнице, успел вовремя втолкнуть Ла Моля в спальню Маргариты и занять его место в столовой, куда уже вошел король. Это произошло в ту самую минуту, когда и де Муи благодаря присланному Генрихом паролю и знаменитому вишневому плащу вошел в пропускную калитку Лувра. Молодой человек, стараясь как можно лучше подражать походке Ла Моля, поднялся наверх, к королю Наваррскому. В передней он застал ожидавшего его Ортона.
— Господин де Муи, — сказал горец, — король вышел из Лувра, но приказал мне провести вас к нему в опочивальню и просить вас подождать. Если он очень запоздает, он предлагает вам лечь спать на его кровати.
Де Муи вошел в опочивальню без дальнейших объяснений, так как все сказанное Ортоном было лишь повторением того, что ему уже сообщили утром.
Чтобы не терять времени, де Муи взял перо и чернила и, подойдя к висевшей на стене превосходной карте Франции, стал высчитывать и вычерчивать перегоны между Парижем и По.
На это ушло всего четверть часа; и, закончив, де Муи не знал, чем себя занять.
Он прошелся несколько раз по комнате, протер глаза, зевнул, сел, потом встал и опять сел. Наконец, воспользовавшись предложением Генриха и свободой обращения, существовавшей тогда между владетельными особами и их дворянами, де Муи положил на ночной столик пистолеты, поставил на него лампу, разлегся на кровати с темными занавесками, стоявшей в глубине комнаты, положил рядом обнаженную шпагу и в полной уверенности, что его не застигнут врасплох, так как в соседней комнате был слуга, заснул крепким сном. Вскоре его храп стал перекатываться эхом под сводом балдахина, высившегося над кроватью. Де Муи храпел, как подобает настоящему рубаке, и мог поспорить в этом отношении с самим королем Наваррским.
В это время семь человек с кинжалами на поясах и с обнаженными шпагами в руках молча крались по коридору, в который выходили дверь из покоев короля Наваррского и маленькая дверь из покоев королевы-матери.
Один из них шел впереди. Кроме обнаженной шпаги и большого, похожего на охотничий нож кинжала, у него к поясу серебряными застежками были прицеплены два пистолета.
Это был Морвель.
Подойдя к двери Генриха Наваррского, он остановился.
— Вы уверены, что часовые удалены из коридора? — спросил он одного — видимо, начальника отряда.
— Ни на одном посту нет охраны, — ответил начальник.
— Хорошо, — сказал Морвель, — теперь надо узнать, дома ли тот, кто нам нужен.
— Но ведь это покои короля Наваррского! — воскликнул начальник, хватая за руку Морвеля, уже взявшегося за дверной молоток.
— А кто с вами спорит? — спросил Морвель.
Все переглянулись в полном изумлении, а начальник даже отступил назад.
— Фью-ю-ю! — свистнул начальник. — Как?! Арестовать кого-нибудь в такое время, да еще в покоях короля Наваррского?
— А что вы скажете, — спросил Морвель, — когда узнаете, что тот, кого вы должны сейчас арестовать, — сам король Наваррский?
— Скажу, что это дело очень важное, и без приказа, подписанного рукою короля Карла…
— Читайте, — прервал его Морвель.
И, вынув из-под колета приказ, врученный ему Екатериной, подал его начальнику.
— Хорошо, — сказал начальник, прочитав приказ, — я подчиняюсь.
— И вы готовы его исполнить?
— Готов.
— А вы? — продолжал Морвель, обращаясь к пяти другим.
Они почтительно поклонились.
— Выслушайте меня, — сказал Морвель, — вот план действий: двое остаются у этой двери, двое станут у опочивальни и двое войдут туда со мной.
— Дальше? — спросил начальник.
— Слушайте внимательно: нам приказано не допускать никаких криков, ни малейшего шума; всякое нарушение этого приказа будет наказано смертью.
— Ну и ну! У него разрешение на все! — сказал начальник тому, кто был назначен идти вместе с ним за Морвелем.
— Без исключения, — сказал Морвель.
— Бедняга король Наваррский, теперь ему несдобровать. Видно, так уж ему на роду написано.
— И на бумаге, — прибавил Морвель, беря от начальника приказ и засовывая его опять за пазуху.
Морвель вставил в замочную скважину ключ, данный ему Екатериной, и, оставив двух человек у входной двери, вошел с четырьмя другими в переднюю.
— Ага! — произнес он, услыхав раскатистый храп, слышный даже в передней. — Как видно, мы найдем то, что нам нужно.
Ортон, думая, что это вернулся его хозяин, тотчас вышел навстречу и столкнулся с пятью вооруженными людьми, уже вошедшими в первую комнату.
Увидав зловещее лицо Морвеля, по прозвищу Королевский Истребитель, верный слуга отступил назад и загородил собою дверь в следующую комнату.
— Кто вы такой? — спросил Ортон. — Что вам нужно?
— Именем короля — где твой господин? — ответил Морвель.
— Мой господин?
— Да, где король Наваррский?
— Короля Наваррского нет дома, — сказал Ортон, еще настойчивее загораживая дверь, — значит, вам незачем и входить.
— Отговорки! Враки! — сказал Морвель. — Ну-ка отойди!
Беарнцы вообще упрямы, и этот заворчал, как горская овчарка, и, не оробев, ответил:
— Не войдете! Короля здесь нет. — И Ортон вцепился в дверь.
Морвель подал знак. Все четверо набросились на упрямца и стали отрывать его от наличника, за который он ухватился; Ортон хотел крикнуть, но Морвель зажал ему рот рукой. Верный слуга больно укусил его в ладонь, Морвель с глухим стоном отдернул руку и ударил его по голове эфесом шпаги. Ортон зашатался и, крикнув: «К оружию! К оружию!» — упал; голос его прервался, и Ортон потерял сознание.
Убийцы перешагнули через тело, двое остались у двери, а двое других под предводительством Морвеля вошли в опочивальню.
При свете лампы, горевшей на ночном столике, они увидели кровать, но полог был задернут.
— Ого! А ведь он перестал храпеть, — сказал начальник.
— Хватай его! — приказал Морвель.
При звуке его голоса из-за полога раздался хриплый крик, скорее похожий на рычанье льва, чем на голос человека. Полог стремительно распахнулся, и глазам убийц предстал мужчина в кирасе и в шлеме, покрывавшем голову до самых глаз, — он сидел на кровати, положив обнаженную шпагу на колени и держа в каждой руке по пистолету.