— Нет, но это просто случай. Вы верно угадали, мадам. Вчера вечером король предложил мне пойти с ним в город; но пока меня не было дома, там был другой человек.
— Кто же?
— По-видимому, граф де Ла Моль.
— Граф де Ла Моль? — изумилась Маргарита.
— Черт возьми! И молодец же этот провансалец, — прибавил Генрих. — Представьте себе, он ранил Морвеля и убил двух стражей.
— Ранил Морвеля и убил двух стражей?! Это невозможно.
— Как? Вы сомневаетесь в его храбрости, мадам?
— Нет, я только говорю, что Ла Моль не мог быть у вас.
— Почему же он не мог быть у меня?
— Да потому что… потому что… он был в другом месте, — смущенно ответила Маргарита.
— A-а! Если он может доказать свое алиби — тогда другое дело, — сказал Генрих. — Он просто скажет, где он был, и вопрос будет исчерпан.
— Где он был?! — с волнением повторила Маргарита.
— Конечно… Сегодня же он будет арестован и допрошен. К сожалению, против него имеются улики…
— Улики! Какие же?
— Человек, оказавший такое отчаянное сопротивление, был в вишневом плаще, — ответил Генрих.
— Да, такого плаща нет ни у кого, кроме Ла Моля… хотя мне известен и другой человек…
— Мне тоже… Но вот что получается: если у меня в спальне был не Ла Моль, то, значит, это был другой обладатель вишневого плаща. А вы знаете, кто он…
— Боже мой! — воскликнула Маргарита.
— Вот где наш подводный камень! Ваше волнение, мадам, доказывает, что вы тоже его видите. Поэтому поговорим о вещи, самой завидной в мире, — о престоле и… о самом драгоценном благе — о своей жизни… Если арестуют де Муи — мы погибли!
— Я понимаю.
— А граф де Ла Моль никого не может подвести, — продолжал Генрих, — если только вы не считаете его способным выдумать какую-нибудь небылицу: вдруг скажет, например, что он был там-то с дамами… да Бог его знает что…
— Если вы опасаетесь только этого, — ответила Маргарита, — то можете быть спокойны… он этого не скажет.
— Вот как! — сказал Генрих. — Ничего не скажет, даже если ему будет грозить смерть?
— Не скажет.
— Вы уверены?
— Ручаюсь.
— Значит, все складывается к лучшему, — сказал Генрих, вставая.
— Ваше величество, вы уже уходите? — с волнением спросила Маргарита.
— Да. Все, что мне надо было вам сказать, я сказал.
— А вы идете к…
— Постарайтесь вывести всех нас из того опасного положения, в которое поставил нас этот дьявол в вишневом плаще.
— О, Боже мой! Боже мой! Бедный юноша! — горестно воскликнула Маргарита, заломив пальцы.
— Этот милый Ла Моль воистину очень услужлив, — заметил Генрих, уходя.
IXПОЯСОК КОРОЛЕВЫ-МАТЕРИ
Карл IX вернулся домой в самом веселом расположении духа; но после десятиминутного разговора с матерью можно было подумать, что свое раздражение и свою бледность она передала сыну, а его радостное настроение взяла себе.
— Ла Моль?! Ла Моль! — повторял Карл. — Надо вызвать Генриха и герцога Алансонского. Генриха — потому что этот молодой человек был гугенотом; герцога Алансонского — потому что Ла Моль у него на службе.
— Что ж, сын мой, позовите их, если хотите. Боюсь только, что Генрих и Франсуа связаны друг с другом больше, чем может показаться. Допрашивать их — только возбуждать в них подозрения; было бы надежнее подвергнуть их искусу не спеша, в течение нескольких дней. Если вы, сын мой, дадите преступникам вздохнуть свободно, если вы укрепите в них мысль, что им удалось обмануть вашу бдительность, то, осмелев и торжествуя, они дадут вам более удобный случай поступить с ними сурово; и тогда мы все узнаем.
Карл в нерешительности ходил по комнате, стараясь отделаться от чувства гнева, как лошадь от удил, и судорожным движением руки хватался за сердце, раненное подозрением.
— Нет-нет, — сказал он наконец, — не стану ждать. Вы не понимаете, каково мне ждать, когда я чувствую кругом себя присутствие каких-то призраков. Кроме того, все эти придворные франтики наглеют день ото дня: сегодня ночью двое каких-то дамских прихвостней имели дерзость сопротивляться и бунтовать против нас!.. Если Ла Моль невинен — очень хорошо; но я желал бы знать, где он был этой ночью, когда в Лувре избивали мою стражу, а меня били в переулке Клош-Персе. Пусть позовут — сначала герцога Алансонского, а потом Генриха: я хочу допросить их порознь. Вы можете остаться здесь.
Екатерина села. При незаурядном уме королевы-матери, всякое обстоятельство, как будто и далекое от ее цели, могло так быть повернуто, что повело бы к осуществлению ее замыслов.
Вошел герцог Алансонский. Разговор с Беарнцем подготовил его к предстоящему объяснению, и он был спокоен.
Все его ответы были очень определенны. Так как мать приказала ему не выходить из своих покоев, то он ровно ничего не знает о ночных событиях. Но его покои выходят в тот же коридор, что и покои короля Наваррского, поэтому он кое-что слышал: сначала уловил звук, похожий на взламывание двери, потом — ругательства и, наконец, выстрелы. Только тогда он осмелился приоткрыть дверь и увидел бегущего человека в вишневом плаще.
Карл и Екатерина переглянулись.
— В вишневом плаще? — спросил король.
— В вишневом, — подтвердил герцог Алансонский.
— А этот вишневый плащ не вызывает у вас подозрений в отношении кого-нибудь?
Герцог Алансонский напряг всю свою волю, чтобы ответить как можно естественнее:
— Должен признаться вашему величеству: мне сразу показалось, что это плащ одного из моих дворян.
— А как зовут этого дворянина?
— Граф де Ла Моль.
— А почему же этот граф де Ла Моль был не при вас, как этого требовала его должность?
— Я отпустил его, — ответил герцог.
— Хорошо. Ступайте, — сказал Карл.
Герцог Алансонский направился к той двери, в которую входил.
— Нет, не сюда, — сказал Карл, — вон в ту. — И он указал на дверь в комнату кормилицы.
Ему не хотелось, чтобы герцог встретился с Генрихом Наваррским. Карл не знал, что зять и шурин виделись, — хотя и недолго, но этого было достаточно, чтобы они согласовали свои действия…
Вслед за герцогом, по знаку Карла, впустили Генриха.
Генрих не стал ждать допроса и заговорил сам:
— Сир, очень хорошо, что ваше величество за мной послали, потому что я сам уже собрался идти к вам и просить вашего суда.
Карл нахмурил брови.
— Да, суда, — повторил Генрих. — Начну с благодарности вашему величеству за то, что вчера вечером вы взяли меня с собой; теперь я знаю, что вы спасли мне жизнь. Но что я такое сделал? За что меня хотели убить?
— Не убить, — поспешно сказала Екатерина, — а арестовать.
— Пусть будет — арестовать, — ответил Генрих. — Но за какое преступление? Если я в чем-нибудь виновен, то я виновен в этом и сегодня утром так же, как был виновен вчера вечером. Сир, скажите, в чем моя вина?
Карл, не зная, что ответить, посмотрел на мать.
— Сын мой, — обратилась Екатерина к Генриху Наваррскому, — у вас бывают подозрительные люди.
— Допустим, мадам. И эти подозрительные люди навлекают подозрение и на меня, не так ли?
— Да, Генрих.
— Назовите же мне их! Кто они? Сделайте мне с ними очную ставку!
— Правда, — сказал Карл, — Анрио имеет право требовать расследования.
— Я этого и требую! — продолжал Генрих, чувствуя преимущество своего положения и стремясь воспользоваться им. — Об этом я и прошу моего доброго брата Карла и мою дорогую матушку Екатерину. Со дня моего брака с Маргаритой разве я не был хорошим мужем? Спросите Маргариту. Разве я не был добрым католиком? Спросите моего духовника. Разве я не был хорошим родственником? Спросите всех, кто присутствовал на вчерашней охоте.
— Да, это правда, Анрио, — сказал король, — но все же говорят, что ты в заговоре.
— Против кого?
— Против меня.
— Сир, если бы я против вас злоумышлял, я мог бы все предоставить обстоятельствам, когда ваша лошадь с перебитой ногой не могла подняться, а разъяренный кабан набросился на ваше величество.
— Смерть дьяволу! А ведь он прав, матушка.
— Но все-таки, кто же был у вас сегодня ночью? — спросила Екатерина.
— Мадам, в такие времена, когда так трудно отвечать даже за собственные действия, я не могу брать на себя ответственность за действия других. Я ушел из своих покоев в семь часов вечера, а в десять брат мой Карл увел меня с собой; всю ночь я провел с ним. Так как все время я был с его величеством, откуда я мог знать, что происходит у меня дома?
— Да, — отвечала Екатерина, — однако остается несомненным то, что какой-то ваш человек убил двух стражей его величества и ранил Морвеля.
— Мой человек?! — спросил Генрих. — Кто же он, мадам? Назовите.
— Все обвиняют графа де Ла Моля.
— Мадам, граф де Ла Моль вовсе не мой человек — он на службе у герцога Алансонского и рекомендован ему не мной, а вашей дочерью.
— А все же, не Ла Моль ли был у тебя, Анрио? — спросил король.
— Сир, откуда же мне знать? Я этого не отрицаю и не подтверждаю… Господин де Ла Моль — человек очень милый, услужливый, очень преданный королеве Наваррской и часто приходит ко мне с поручениями от Маргариты, которой он признателен за рекомендацию герцогу Алансонскому, или же он приходит по поручению самого герцога. Я не могу утверждать, что это был не Ла Моль…
— Это был он, — сказала Екатерина. — Его узнали по вишневому плащу.
— А разве у Ла Моля есть вишневый плащ? — спросил Генрих.
— Да, — ответила Екатерина.
— И у того человека, который так расправился с двумя моими стражами и с Морвелем…
— Тоже был вишневый плащ? — перебивая короля, спросил Генрих.
— Совершенно верно, — подтвердил Карл.
— Ничего не могу сказать, — ответил Генрих. — Но мне кажется, что если у меня в покоях был не я, а — по вашим словам — Ла Моль, то следовало вызвать вместо меня Ла Моля и допросить его. Однако разрешите, ваше величество, обратить ваше внимание на одно обстоятельство.