Королева Марго — страница 98 из 115

— Я никогда не сомневаюсь в том, что говорите вы, — язвительно сказал король. — Очень любопытно знать, каким же способом хотели меня убить?

— Если бы заговорщик, которого я назову… Да в глубине души вы, ваше величество, и сами его себе уже назвали… Если бы он, выставив свои батареи и уверенный в успехе, успел бежать, может быть, никто и никогда не узнал бы причину болезни вашего величества; но, к счастью, сир, вас оберегал ваш брат.

— Какой брат? — спросил Карл.

— Ваш брат Франсуа.

— Ах да! Правда, я все забываю, что у меня есть брат, — с горькой усмешкой сказал Карл. — Так вы говорите, мадам…

— Я говорю, что, к счастью, он раскрыл вашему величеству внешние проявления заговора. Но, как мальчик еще неопытный, он искал лишь следы обычного заговора и доказал только проделку молодого человека; я же искала доказательств гораздо большего злодейства, так как я знаю, какой ум у этого преступника.

— Вот как! А ведь похоже на то, матушка, что вы имеете в виду короля Наваррского? — спросил Карл, желая знать, до каких пределов дойдет ее флорентийское притворство.

Екатерина лицемерно потупила глаза.

— Помнится, я велел его арестовать и посадить в Венсенский замок за ту проделку, о которой вы упомянули; а он, значит, оказался еще преступнее, чем я думал?

— Вы чувствуете, как вас снедает лихорадка? — спросила Екатерина.

— Конечно, мадам, — ответил Карл, сдвинув брови.

— Чувствуете вы жар, который жжет вам внутренности?

— Да, мадам, — ответил Карл, все более мрачнея.

— А острые боли в голове, которые, как стрелы, ударяют вам в глаза и через них проникают в мозг?

— Да, да, мадам! Все это я чувствую, и даже очень! О-о! Вы отлично описываете мою болезнь!

— А достигается все это очень просто, — ответила флорентийка. — Взгляните…

Она вытащила из-под мантии какой-то предмет и подала королю.

Это была фигурка из желтоватого воска вышиною дюймов шесть. На фигурке было надето платье с золотыми звездочками, а поверх платья — королевская мантия, все из воска.

— При чем тут эта статуэтка? — спросил Карл.

— Посмотрите, что у нее на голове, — сказала Екатерина.

— Корона, — ответил Карл.

— А в сердце?

— Иголка.

— Разве вы не узнаете в этой фигурке самого себя?

— Себя?

— Да, себя, в короне и мантии.

— А кто сделал фигурку? — спросил Карл, утомленный этой комедией. — Разумеется, король Наваррский?

— Совсем нет, сир.

— Нет?! Тогда я вас не понимаю.

— Я говорю «нет», — возразила Екатерина, — так как иначе вы, ваше величество, могли бы понять, что он сделал ее сам. Но если бы вы, ваше величество, поставили вопрос по-другому, я бы сказала — «да».

Карл не ответил. Он пытался проникнуть в эту темную душу, которая все время закрывалась от него в то самое мгновение, когда он был уже готов узнать, что в ней таится.

— Сир, — продолжала Екатерина, — благодаря стараниям главного прокурора Лагеля эта статуэтка была найдена в комнате человека, который во время соколиной охоты держал наготове запасную лошадь для короля Наваррского.

— У графа де Ла Моля? — спросил Карл.

— У него самого! И будьте добры, взгляните еще раз на стальную иглу, которая прокалывает сердце, и посмотрите, какая буква написана на привязанной к ней бумажке.

— Я вижу букву «М», — ответил Карл.

— Это значит «смерть» — такова магическая формула. Посягатель пишет, с какою целью он наносит ранку статуэтке. Если бы он хотел навлечь безумие, как это сделал герцог Бретонский с Карлом Шестым, он бы вонзил иголку в голову и вместо «М» написал «Ф»[22].

— Итак, — сказал Карл IX, — по вашему мнению, мадам, на мою жизнь посягал Ла Моль?

— Да… как кинжал посягает на чье-нибудь сердце, но ведь кинжал направляет какая-то рука.

— Так это и есть причина моей болезни? Значит, как только чары будут уничтожены, болезнь моя пройдет? Но как этого достичь? — спросил Карл. — Вы моя добрая мать, вы-то, конечно, знаете — как? Вы всю жизнь занимались этим делом, а я, не в пример вам, очень невежествен в кабалистике и магии.

— Со смертью посягателя чары его теряют силу; и как только его смерть разрушит чары, в тот же день пройдет болезнь. Все очень просто, — сказала Екатерина.

— Вот как? — удивленно спросил Карл.

— Да; неужели вы этого не знаете?

— Я не колдун, — ответил Карл.

— Но теперь вы убедились, что я права?

— Конечно.

— И ваше беспокойство теперь исчезнет?

— Вполне.

— Это вы говорите из любезности?

— Нет, матушка, от души.

Екатерина повеселела.

— Слава Богу! — воскликнула она, как будто веря в Бога.

— Да, слава Богу! — иронически повторил Карл. — Теперь я знаю, кто виновник моего недуга и кого надо наказать.

— Мы и накажем…

— …графа де Ла Моля: ведь вы сказали, что виновник — он?

— Я сказала, что он — орудие.

— Хорошо, сначала Ла Моля — он самый важный, — ответил Карл. — Все эти болезненные приступы, которым я подвержен, могут вызвать при дворе опасные подозрения. Требуется спешно пролить на это дело свет и открыть истину.

— Итак, граф де Ла Моль…

— Да, — перебил ее Карл, — он вполне подходит как виновник. Я согласен, начнем с него; а если у него есть сообщник, так он его выдаст.

«Да, — сказала про себя Екатерина, — а если не выдаст сам, так его заставят это сделать. У нас для этого есть средства, которые действуют безотказно».

Она встала и спросила Карла:

— Вы разрешаете, сир, приступить к следствию?

— И как можно скорее, я очень этого хочу, — ответил Карл.

Екатерина пожала сыну руку, не поняв, почему та так дрогнула при прикосновении ее руки, и вышла, не слыхав раздавшегося ей вслед язвительного смеха, а за ним — ужасного ругательства.

Карл сейчас же спохватился: не опасно ли предоставлять свободу действия подобной женщине — она в несколько часов натворит такого, чего уж не поправишь.

Но в ту минуту, когда Карл, следя глазами за уходившей матерью, убедился, что портьера за ней опустилась, он услыхал позади себя какой-то шорох и, обернувшись, увидел Маргариту, которая приподняла гобелен, закрывавший проход в комнату кормилицы.

Бледность, блуждающий взор, тяжело дышавшая грудь выдавали сильное волнение Маргариты.

— О сир, сир! — воскликнула Маргарита, кидаясь к ложу брата. — Вы же знаете, что она лжет!

— Кто «она»? — спросил Карл.

— Слушайте, Шарль! Это, разумеется, ужасно — обвинять собственную мать! Но я подозревала, что она осталась у вас неспроста, а с целью погубить их окончательно. Клянусь вам душой моей и душой вашей, душою нас обоих, что она лжет!

— Погубить?! Кого она хочет погубить?..

Оба инстинктивно говорили шепотом, точно боялись услыхать самих себя.

— Прежде всего вашего Анрио, который вас любит, предан вам больше всех.

— Ты так думаешь, Марго?

— О сир, я в этом уверена.

— И я тоже, — ответил Карл.

— Брат, если вы в этом уверены, — с удивлением сказала Маргарита, — почему же вы приказали его арестовать и посадить в Венсенский замок?

— Потому что он сам просил об этом.

— Сам просил, сир?

— Да, у Анрио своеобразные мысли. Может быть, он прав: одно из его соображений заключается в том, что ему безопаснее находиться в моей немилости, чем в милости, дальше от меня, чем ближе, в Венсенском замке, чем в Лувре.

— Ага! Понимаю, — сказала Маргарита. — Так он там в безопасности?

— Еще бы! Что может быть безопаснее, если Болье отвечает головой за его жизнь.

— О, спасибо, брат мой, спасибо за Генриха! Но…

— Но что?

— Там есть еще другой человек, сир… и, может быть, с моей стороны это проступок, но я очень озабочена его судьбой.

— Кто он?

— Сир, пожалейте меня… я едва решусь назвать его моему брату… и не посмею произнести его имя королю.

— Граф де Ла Моль, наверное? — спросил Карл.

— Увы, да! — ответила Маргарита. — Когда-то вы собирались его убить, сир, и только чудом он избежал вашей королевской мести.

— Так было, Маргарита, когда он совершил только одно преступление; а теперь, когда за ним числятся два…

— Сир, во втором он неповинен.

— Бедная Марго, ты разве не слышала, что говорила наша милая матушка?

— О Шарль, я же сказала, что она лжет, — ответила Маргарита, понизив голос.

— Вам, может быть, не известно о существовании некоей восковой фигурки, изъятой у графа де Ла Моля?

— Известно, брат мой.

— И то, что эта фигурка проткнута иглой в сердце, и то, что к этой иголке прикреплен флажок с буквой «М»?

— И это знаю.

— И то, что у этой фигурки на плечах королевская мантия, а на голове корона?

— Все знаю.

— И что скажете на это?

— Скажу, что эта фигурка с королевской мантией на плечах и с короной на голове изображает женщину, а не мужчину.

— Вот что! — сказал Карл. — А игла, пронзающая сердце?

— Это чародейство, чтобы пробудить к себе любовь женщины, а не злодейство, чтобы причинить смерть человеку.

— А буква «М»?

— Она обозначает вовсе не «смерть», как утверждает королева-мать.

— А что же? — спросил Карл.

— Она обозначает… обозначает имя женщины, которую любил Ла Моль.

— Как зовут ее?

— Братец, ее зовут Маргарита, — сказала королева Наваррская, падая на колени перед ложем короля; она схватила своими руками его руку и прижала к ней залитое слезами лицо.

— Тише, сестра! — говорил Карл, бросая вокруг взоры, сверкавшие из-под сдвинутых бровей. — Ведь если слышали вы, то и вас могут услыхать!

— Все равно! — ответила Маргарита, подняв голову. — Пусть меня слышит хоть весь свет! Я перед всем светом заявлю, что подло, воспользовавшись любовью дворянина, марать его честное имя подозрением в убийстве.

— Марго, а если я тебе скажу: я знаю так же хорошо, как ты, что правда и что неправда?

— Брат?!

— Если я тебе скажу, что Ла Моль невинен?