Шарлотта открыла красивые глаза, уже туманившиеся предсмертной дымкой, вскрикнула и хотела приподняться, отчего кровь брызнула из обеих ее ран.
– О, я знала, что не умру, не повидав его, – проговорила она.
В самом деле, Шарлотта будто ждала этой минуты, чтобы вручить Генриху свою душу, так сильно любившую его: как только губы умирающей коснулись лба короля Наваррского и прошептали в последний раз: «Люблю тебя», Шарлотта упала бездыханной.
Генрих не мог дольше оставаться, не губя себя. Он вынул из ножен кинжал, отрезал локон от ее прекрасных белокурых волос, которые так часто распускал, любуясь их длиной, зарыдал и вышел, сопровождаемый рыданиями других людей, не подозревавших, что они плачут над горькою судьбой столь высокопоставленных особ.
– Друг, любимая – все меня бросают, – воскликнул убитый горем Генрих, – все изменяют мне, все разом от меня уходят!
– Да, сир, – шепотом сказал какой-то человек, который отделился от толпы любопытных, теснившихся у домика, и пошел вслед за Генрихом, – но в будущем у вас – престол!
– Рене! – воскликнул Генрих.
– Да, сир, Рене, который оберегает вас. Этот мерзавец, умирая, назвал вас. Стало известно, что вы в Париже, вас всюду разыскивают стрелки. Бегите, бегите!
– А ты говоришь, что я буду королем! Это беглец-то?
– Нет, сир, – не я, глядите, – ответил флорентиец, указывая на звезду, сверкнувшую в просвете черной тучи. – Это говорит она.
Генрих вздохнул и скрылся в темноте.