— Вполне возможно.
— А где этот дом?
— Близ Круа-де-Пти-Шан, недалеко от улицы Сент-Оноре.
— Хорошо, — сказала Екатерина. — Господин де Сов знает ваш почерк?
— Нет.
— Садитесь и пишите. Морвель сел и взял перо.
— Я готов, ваше величество, — сказал он.
Екатерина продиктовала:
«Пока барон де Сов находится на службе в Лувре, баронесса с одним франтом из числа его друзей пребывает в доме близ Круа-де-Пти-Шан, недалеко от улицы Сент-Оноре; барон де Сов узнает этот дом по красному кресту, который будет начерчен на его стене».
— И что же? — спросил Морвель.
— Снимите копию с этого письма, — ответила Екатерина.
Морвель беспрекословно повиновался.
— А теперь, — сказала Екатерина, — отдайте эти письма какому-нибудь сообразительному человеку: пусть одно из них он отдаст барону де Сов, а другое обронит в Луврских коридорах.
— Не понимаю, — сказал Морвель. — Екатерина пожала плечами.
— Вы не понимаете, что, получив такое письмо, муж рассердится?
— По-моему, ваше величество, во времена короля Наваррского он не сердился!
— То, что сходит с рук королю, может не сойти с рук простому кавалеру. А кроме того, если не рассердится он, то за него рассердитесь вы.
— Я?
— Конечно! Вы возьмете с собой четверых, если надо — шестерых человек, наденете маски, вышибете дверь, как будто вас послал барон, захватите влюбленных в разгар свидания и нанесете удар именем короля. А наутро записка, затерянная в одном из Луврских коридоров, и найденное какой-нибудь доброй душой письмо засвидетельствуют, что это была месть мужа. Только по воле случая поклонником оказался король Наваррский. Но кто же мог это предвидеть, если все думали, что он в По?
Морвель с восхищением посмотрел на Екатерину, поклонился и вышел.
В то время как Морвель выходил из дворца Суасон, г-жа де Сов входила в домик у Круа-де-Пти-Шан.
Генрих ждал ее у приоткрытой двери. Увидев ее на лестнице, он спросил:
— За вами не следили?
— Нет, нет, — отвечала Шарлотта. — Разве что случайно…
— А за мной, по-моему, следили, — сказал Генрих, — и не только прошлой ночью, но и сегодня вечером.
— О Господи! — сказала Шарлотта. — Вы пугаете меня, государь. Если то, что вы вспомнили о вашей прежней подруге, принесет вам несчастье, я буду безутешна.
— Не беспокойтесь, душенька, — возразил Беарнец, — в темноте нас охраняют три шпаги.
— Три? Этого слишком мало, государь.
— Вполне достаточно, если эти шпаги зовутся де Муи, Сокур и Бартельми.
— Так де Муи приехал в Париж вместе с вами?
— Разумеется.
— Неужели он осмелился вернуться в столицу? Значит, и у него есть несчастная женщина, которая от него без ума?
— Нет, но у него есть враг, которого, он поклялся убить. Только ненависть, дорогая, заставляет нас делать столько же глупостей, сколько любовь.
— Спасибо, государь.
— Я говорю не о тех глупостях, которые я делаю сейчас, я говорю о глупостях былых и будущих, — сказал Генрих. — Но не будем спорить: мы не можем терять время.
— Вы все-таки решили уехать?
— Сегодня ночью.
— Вы, значит, покончили с делами, ради которых вы приехали в Париж?
— Я приезжал только ради вас.
— Гасконский обманщик!
— Я говорю правду, моя бесценная! Но оставим воспоминания о прошлом: мне остается два-три часа счастья, а затем — вечная разлука.
— Ах, государь! Нет ничего вечного, кроме моей любви!
Генрих, который только что сказал, что у него нет времени на споры, спорить не стал, а поверил ей или же, будучи скептиком, сделал вид, что верит.
А тем временем, как сказал король Наваррский, де Муи и два его товарища прятались по соседству с этим домиком.
Было условленно, что Генрих выйдет из домика не в три часа, а в полночь, что они, как вчера, проводят госпожу де Сов до Лувра и что оттуда они отправятся на улицу Серизе, где живет Морвель.
Де Муи только сегодня днем получил точные сведения о доме, где жил его враг.
Все трое были на своем посту уже около часа и вдруг заметили человека, за ним на расстоянии в несколько шагов шли пятеро. Подойдя к дверям домика, он начал подбирать ключ.
Де Муи, прятавшийся в нише соседнего дома, одним прыжком подскочил из своего укрытия к этому человеку и схватил его за руку.
— Одну минуту, — сказал он, — вход воспрещен! Человек отскочил, и от скачка с него свалилась шляпа.
— Де Муи де Сен-Фаль! — воскликнул он.
— Морвель! — крикнул гугенот, поднимая шпагу, — Я искал тебя, а ты сам пришел ко мне? Спасибо!
Однако гнев не заставил его забыть о Генрихе и, повернувшись к окну, он свистнул, как свистят беарнские пастухи.
— Этого довольно, — сказал он Сокуру. — Ну, а теперь подходи, убийца! Подходи! И он бросился на Морвеля. Морвель успел вытащить из-за пояса пистолет.
— Ага! На этот раз ты, кажется, погиб, — прицеливаясь в молодого человека, сказал Истребитель короля.
Он выстрелил, но де Муи отскочил вправо, и пуля пролетела мимо.
— А теперь моя очередь! — крикнул молодой человек и нанес Морвелю такой стремительный удар шпагой, что, хотя удар пришелся в кожаный пояс, отточенное острие пробило его и вонзилось в тело.
Истребитель короля испустил дикий крик, выражавший такую страшную боль, что сопровождавшие его стражники решили, что он ранен смертельно, и в страхе бросились бежать по направлению к улице Сент-Оноре.
Морвель был не из храбрецов Увидев, что стражники бросили его, а перед ним такой противник, как де Муи, он тоже решил спастись бегством и с криком: «Помогите!» побежал в том же направлении, что и стражники, Де Муи, Сокур и Бартельми бросились за ними.
Когда они вбегали на улицу Гренель, на которую они свернули, чтобы перерезать путь врагам, одно из окон распахнулось, и какой-то человек спрыгнул со второго этажа на землю, только что смоченную дождем.
Это был Генрих.
Свист де Муи предупредил его об опасности, а пистолетный выстрел показал, что опасность серьезна, и увлек его на помощь друзьям.
Пылкий и сильный, он бросился по их следам с обнаженной шпагой в руке.
Генрих бежал на крик, доносившийся от Заставы Сержантов. Это кричал Морвель — чувствуя, что де Муи настигает его, он снова стал звать на помощь своих людей, гонимых страхом.
Ему оставалось только или обернуться, или получить удар в спину.
Морвель обернулся, встретил клинок своего врага и почти в тот же миг нанес такой ловкий удар, что Проколол ему перевязь. Но де Муи тотчас дал ему отпор.
Шпага еще раз вонзилась в то место, куда Морвель уже был ранен, и кровь хлынула из двойной раны двойной струей.
— Попал! — подбегая, крикнул Генрих. — Улю-лю! Улю-лю, де Муи!
Де Муи в подбадривании не нуждался.
Он снова атаковал Морвеля, но тот не стал ждать его. Зажав рану левой рукой, он бросился бежать со всех ног.
— Бей скорее! Бей! — кричал король. — Вон его солдаты остановились, да эти отчаянные трусы — пустяк для храбрецов!
У Морвеля разрывались легкие, он дышал со свистом, каждый его вздох вырывался вместе с кровавой пеной. И вдруг он упал, сразу потеряв все силы, но тотчас приподнялся и, повернувшись на одном колене, наставил острие своей шпаги на де Муи.
— Друзья! Друзья! — кричал Морвель. — Их только двое! Стреляйте, стреляйте в них!
Сокур и Бартельми заблудились, преследуя двух стражников, бежавших по улице Де-Пули, так что король и де Муи оказались вдвоем против четверых.
— Стреляй! — продолжал вопить Морвель, видя, что один из солдат взял на изготовку свой мушкет.
— Пускай стреляет, но прежде умри, предатель! Умри, жалкий трус! Умри, проклятый убийца! — кричал де Муи.
Отведя левой рукой шпагу Морвеля, он правой всадил свою шпагу сверху вниз в грудь врага, да с такой силой, что пригвоздил его к земле.
— Берегись! Берегись! — крикнул Генрих.
Де Муи отскочил, оставив шпагу в груди Морвеля: один из солдат уже прицелился и готов был выстрелить в него в упор. В то же мгновение Генрих проткнул солдата шпагой — тот испустил крик и упал рядом с Морвелем. Два других солдата бросились бежать.
— Идем, идем, де Муи! — крикнул Генрих. — Нельзя терять ни минуты: если нас узнают, нам конец!
— Подождите, государь! Неужели вы думаете, что я оставлю свою шпагу в теле этого жалкого труса?
Он подошел к Морвелю, лежавшему, казалось, без движения, но в тот момент, когда де Муи взялся за рукоять шпаги, оставшейся в груди Морвеля, тот приподнялся, схватил мушкет и выстрелил в грудь де Муи.
Молодой человек упал даже не вскрикнув: он был убит наповал.
Генрих бросился на Морвеля, но Морвель тоже упал, и шпага Генриха пронзила труп.
Надо было бежать: шум привлек множество людей, мог прийти сюда и ночной дозор. Генрих искал среди привлеченных шумом любопытных какое-нибудь знакомое лицо и внезапно вскрикнул от радости.
Он узнал Ла Юрьера.
Вся эта сцена происходила у подножия Трагуарского креста, то есть напротив улицы Арбр-сек, и наш старый знакомый, мрачный от природы и вдобавок до глубины души опечаленный казнью Ла Моля и Коконнаса, своих любимых посетителей, бросил свои печи и кастрюли как раз в то время, когда готовил ужин для короля Наваррского, и примчался сюда.
— Дорогой Ла Юрьер. Поручаю вам де Муи, хотя сильно опасаюсь, что ему ничто уже не поможет. Отнесите его к себе, и если он еще жив, ничего не жалейте, вот вам кошелек. А того, другого, оставьте в канаве, пусть там гниет, как собака!
— А вы? — спросил Ла Юрьер.
— Мне надо еще попрощаться. Бегу и через десять минут буду у вас. Моих лошадей держите наготове.
Генрих побежал к домику у Круа-де-Пти-Шан, но, пробежав улицу Гренель, в ужасе остановился.
Многочисленная группа людей собралась у дверей домика.
— Кто в этом доме? Что случилось? — спросил Генрих.
— Ох! Большое несчастье, сударь, — ответил тот, к кому он обратился. — Сейчас одну молодую красивую женщину зарезал ее муж — ему передали записку, и он узнал, что его жена здесь с любовником.