Командир остался в комнате.
Екатерина взяла лампу, сунула голые ноги в бархатные туфли без задников, вышла из опочивальни в коридор, еще полный пороховым дымом, и двинулась, бесстрастная и холодная, как призрак, к покоям короля Наваррского.
Всюду снова воцарилась тишина.
Екатерина подошла к входной двери, переступила через порог и прежде всего увидела в передней лежавшего без чувств Ортона.
— Так! Вот слуга. Дальше мы, конечно, найдем и господина! — произнесла она и прошла в следующую дверь.
Здесь нога ее наткнулась на чей-то труп; она опустила лампу: это был стражник с разрубленной головой; он уже умер.
В трех шагах от него лежал раненный пулей лейтенант, испускавший последний хриплый вздох.
Наконец, у кровати валялся третий, бледный как смерть; кровь струилась из двух ран у него на шее; вытянув стиснутые в кулак руки, он пытался подняться.
Это был Морвель.
Дрожь пробежала по телу Екатерины; посмотрев сперва на пустую кровать, она оглядела комнату, тщетно стараясь найти среди людей, плававших в собственной крови, труп, который надеялась увидеть.
Морвель узнал Екатерину; глаза его страшно расширились, и он сделал жест отчаяния протянутой к ней рукой.
— Где он? — тихо спросила она. — Что с ним? Негодяи, вы его упустили!
Морвель попытался выговорить несколько слов, но из его раненой гортани вырвался лишь невнятный свист, красноватая пена окрасила его губы, и он покачал головой, выражая таким образом и свое бессилие, и боль.
— Говори же! — крикнула Екатерина. — Говори! Скажи хоть одно слово!
Морвель показал на свою рану, снова издал какие-то бессвязные звуки, попытался пересилить себя, но только захрипел и потерял сознание.
Екатерина огляделась: вокруг нее лежали трупы и умирающие; по комнате текли ручьи крови; могильная тишина стояла над этой сценой.
Она попыталась еще раз заговорить с Морвелем, но не могла привести его в сознание: теперь он лежал не только безгласен, но и недвижим; из-под его камзола высовывалась бумага — это был приказ об аресте, подписанный королем. Екатерина схватила его и спрятала у себя на груди.
В эту минуту она услышала, что у нее за спиной чуть скрипнула половица; она обернулась и увидела герцога Алансонского, стоявшего в дверях спальни, — шум невольно привлек его сюда; когда же он увидел, что здесь происходит, на него нашел столбняк.
— Вы здесь? — спросила Екатерина.
— Да, сударыня. Боже мой, что случилось? — в свою очередь спросил герцог.
— Идите к себе, Франсуа, вы все скоро узнаете. Герцог Алансонский был не так уж неосведомлен об этом происшествии, как думала Екатерина. Едва по коридору раздались шаги, как он стал прислушиваться. А увидев людей, входивших к королю Наваррскому, он сопоставил это с тем, что сказала ему Екатерина, догадался, что должно произойти, и теперь предвкушал минуту, когда увидит, что опасного друга уничтожила рука сильнее его руки.
Вскоре выстрелы и быстрые шаги убегавшего человека и привлекли его внимание, и он увидел, как в полоске света, падавшего из его двери, приоткрытой на лестницу, мелькнул вишневый плащ, столь хорошо ему знакомый, что он не мог его не узнать.
— Де Муи! — воскликнул он. — Де Муи у моего зятя! Да нет, быть того не может! А что, если это Ла Моль?..
Им овладело беспокойство. Вспомнив, что молодой человек был ему рекомендован самой Маргаритой, герцог, желая удостовериться, действительно ли он видел бежавшего Ла Моля, быстро поднялся в комнату молодых людей; она была пуста. Но в одном углу висел знаменитый вишневый плащ. Сомнения его рассеялись: значит, это был не Ла Моль, а де Муи.
Побледневший, дрожащий от страха, как бы гугенот не попался и не выдал тайн заговора, он бросился к пропускной калитке Лувра. Здесь он узнал, что вишневый плащ ускользнул здрав и невредим, объявив, что в Лувре убивают по приказу короля.
— Он ошибся, — прошептал герцог Алансонский, — по приказу королевы-матери!
Герцог вернулся на театр военных действий, где и застал Екатерину, бродившую среди трупов, как гиена.
По приказанию матери молодой человек ушел к себе, притворяясь спокойным и послушным, хотя его волновали беспорядочные мысли.
Екатерина, пришедшая в отчаяние от этой неудачи, позвала командира своей охраны, велела убрать трупы, распорядилась, чтобы Морвеля, который был только ранен, отнесли к нему домой и приказала ни в коем случае не будить короля.
— Ох! И на этот раз ускользнул! — опустив голову на грудь, говорила она по дороге к себе в покои. — Десница Божия простерлась над этим человеком. Он будет царствовать! Будет царствовать!
Перед тем как открыть дверь в спальню, она провела рукой по лбу и сложила губы в свою обычную улыбку.
— Что там такое, ваше величество? — спросили в один голос все присутствующие, кроме г-жи де Сов, которая была так напугана, что не могла задавать вопросы.
— Пустяки, — ответила Екатерина, — просто драка, вот и все.
— Ой! — вдруг вскрикнула г-жа де Сов, указывая пальцем на то место, где прошла Екатерина. — Ваше величество, вы говорите — пустяки, а каждый шаг ваш оставляет на ковре кровавый след!
Глава 6НОЧЬ КОРОЛЕЙ
А в это время Карл IX под руку с Генрихом шагал по городу в сопровождении четырех дворян, шедших сзади, и двух факельщиков, шедших впереди.
— Когда я выхожу из Лувра, — говорил несчастный король, — я испытываю такое наслаждение, какое испытываю, когда попадаю в прекрасный лес: я дышу, я живу, я свободен.
Генрих улыбнулся.
— Как хорошо вам было бы в беарнских горах, ваше величество! — заметил он.
— Да, я понимаю, что тебе хочется туда вернуться; но если тебе уж очень невтерпеж, Анрио, — со смехом продолжал Карл, — то советую: будь крайне осторожен, ибо моя мать Екатерина так тебя любит, что без тебя не может жить.
— Что вы, ваше величество, собираетесь делать вечером? — спросил Генрих, уклоняясь от этого опасного разговора.
— Хочу познакомить тебя кое с кем, Анрио, а ты скажешь мне свое мнение.
— Готов к услугам вашего величества.
Два короля, сопровождаемые охраной, прошли улицу Савонри и, поравнявшись с домом принца Конде, заметили, что два человека, закутанные в длинные плащи, выходят из потайной двери, которую один из них бесшумно запер за собой.
— Ого! — произнес король, обращаясь к Генриху, который тоже всматривался в них, но, по своему обыкновению, молча. — Это заслуживает внимания.
— Почему вы так думаете, государь? — спросил король Наваррский.
— Речь идет не о тебе, Анрио. Ты уверен в своей жене, — с улыбкой отвечал Карл, — но твой кузен Конде не так уверен в своей, а если уверен, то, черт меня возьми, напрасно!
— Но откуда вы взяли, государь, что эти господа были у принцессы Конде?
— Чутьем чую. Как только эти двое нас увидели, они сейчас же прижались к двери и стоят там не шелохнувшись. А к тому же у того, что пониже ростом, своеобразный покрой плаща… Ей-Богу, это было бы странно!
— Что странно?
— Да ничего! Просто мне в голову пришла одна мысль, вот и все. Идем.
И он направился прямо к двум мужчинам, а те, заметив, что они привлекают к себе внимание, сделали несколько шагов, намереваясь уйти.
— Эй, господа! Остановитесь! — крикнул король.
— Это к нам относится? — спросил чей-то голос, заставивший вздрогнуть и Карла, и его спутника.
— Ну, Анрио, узнаешь теперь этот голос? — спросил Карл.
— Государь! — отвечал Генрих. — Если бы ваш брат был не под Ла-Рошелью, я бы поклялся, что это он.
— Значит, он не под Ла-Рошелью, вот и все, — ответил Карл.
— А кто с ним?
— Не узнаешь?
— Нет, государь.
— Однако у него такой рост, что ошибиться трудно! Подожди, сейчас узнаешь… Эй! — снова крикнул король. — Вам говорят! Не слышите, что ли, черт бы вас побрал?
— А вы разве патруль, что останавливаете прохожих? — спросил высокий, выпрастывая руку из складок плаща.
— Считайте, что мы патруль, и когда вам приказывают, стойте! — сказал король.
С этими словами он наклонился к уху Генриха.
— Сейчас ты увидишь извержение вулкана, — шепнул он.
— Вас восемь человек, — сказал высокий, обнажая на сей раз и руку, и лицо, — но хотя бы вас была целая сотня, идите прочь!
— Вот так так! Герцог де Гиз! — прошептал Генрих.
— Ах, это наш кузен, герцог Лотарингский! — сказал король. — Наконец-то вы показали, кто вы такой! Отлично!
— Король! — воскликнул герцог.
Тут присутствующие увидели, что при слове «король» спутник герцога закутался в плащ и остался неподвижно стоять на месте, обнажив голову из почтения к королю.
— Государь! — сказал герцог де Гиз. — Я только что нанес визит моей невестке, принцессе Конде.
— Так, так… И взяли с собой одного из ваших дворян. Кого именно?
— Вы его не знаете, ваше величество, — ответил герцог.
— Ну что ж, в таком случае мы познакомимся, — сказал король и направился прямо к другой фигуре, сделав знак одному из лакеев подойти к ним с факелом.
— Простите, брат мой! — сказал герцог Анжуйский, с плохо скрытой досадой, распахивая плащ и кланяясь.
— Ай-яй-яй! Так это вы, Генрих?.. Да нет, быть не может! Я, верно, ошибаюсь… Мой брат, герцог Анжуйский, не пошел бы в гости, не повидавшись со мной. Ему хорошо известно, что когда принцы крови возвращаются в столицу, для них существует только один путь в Париж — пропускные ворота Лувра.
— Простите, государь! — сказал герцог Анжуйский. — Прошу ваше величество извинить мой необдуманный поступок.
— Охотно! — насмешливо сказал король. — А что, брат мой, вы делали во дворце Конде?
— Да то, — со свойственным ему лукавым видом сказал король Наваррский, — о чем вы, ваше величество, сейчас говорили.
И, нагнувшись к уху короля, закончил свою фразу взрывом хохота.
— Что ж тут такого? — высокомерно спросил герцог де Гиз, обращавшийся с бедным королем Наваррским, как и все при дворе, довольно грубо. — Почему я не могу навестить мою невестку? Разве герцог Алансонский не навещает свою?