– Tсc! – произнес этот человек.
– А, это вы, Франсуа?
– Не называйте меня по имени.
– Что случилось?
– Пройдите к себе, и вы все узнаете, а потом проскользните в коридор, хорошенько осмотритесь, не подглядывают ли за вами, и зайдите ко мне – дверь будет только притворена.
И он исчез, подобно призраку в театре, который проваливается в люк.
– Вот тебе раз! – прошептал Беарнец. – Загадка остается загадкой. Но раз отгадка находится у меня, пойдем ко мне и там хорошенько все разглядим.
Однако Генрих продолжал свой путь не без волнения; он обладал восприимчивостью, этим суеверием юности. В его душе все отражалось ясно, как на гладкой поверхности, а все, что он сейчас слышал, предвещало ему беду.
Он подошел к двери в свои покои и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Кроме того, раз Шарлотта сказала, чтобы он шел к себе, значит, было ясно, что бояться нечего. Он быстро заглянул в переднюю; она была пуста, ничто не указывало ему на какое-то происшествие.
– А Ортона-то в самом деле нет, – сказал он и прошел в следующую комнату.
Здесь все объяснилось.
Хотя на пол были вылиты реки воды, всюду виднелись большие красноватые пятна; одно кресло было сломано; полог был изрезан ударами шпаги; венецианское зеркало было пробито пулей, чья-то окровавленная рука, приложившись к стене, оставила на ней страшный отпечаток, свидетельствовавший о том, что эта безмолвная комната была свидетельницей борьбы не на жизнь, а на смерть.
Генрих блуждающим взглядом пробежал по этим разнородным следам драки и провел рукой по влажному от пота лбу.
– Да-а! – прошептал он. – Теперь я понимаю, что за услугу оказал мне король; какие-то люди приходили убить меня... А де Муи? Что они сделали с де Муи? Мерзавцы! Они его убили!
Как герцогу Алансонскому не терпелось поскорее рассказать Генриху о происшествии, так и самому Генриху не терпелось узнать, что произошло. Бросив на окружающие предметы последний мрачный взгляд, он выбежал из комнаты, выскочил в коридор, убедился, что никого нет, толкнул приоткрытую дверь, тщательно запер ее за собой и устремился к герцогу Алансонскому.
Герцог ждал его в первой комнате. Он схватил Генриха за руку и, приложив палец к губам, увлек его в кабинетик, помещавшийся в башенке, совершенно уединенный и благодаря этому недоступный для шпионства.
– Ах, брат мой, какая ужасная ночь! – сказал герцог.
– Да что случилось? – спросил Генрих.
– Вас хотели арестовать.
– Меня?
– Да, вас.
– За что?
– Не знаю. Где вы были?
– Вчера вечером король увел меня с собой в город.
– Значит, ему было известно все, – сказал герцог Алансонский. – Но если вас не было дома, кто же был у вас?
– А разве кто-нибудь у меня был? – спросил Генрих таким тоном, словно ничего не знал.
– Да, у вас был какой-то мужчина. Услыхав шум, я побежал к вам на помощь, но было слишком поздно.
– А этого мужчину арестовали? – с тревогой спросил Генрих.
– Нет, он опасно ранил Морвеля, убил двух стражников и убежал.
– Молодец де Муи! – воскликнул Генрих.
– Так это был де Муи? – быстро спросил герцог Алансонский.
Генрих понял, что допустил промах.
– По крайней мере, я так думаю, – ответил он, – потому что назначал ему свидание с целью сговориться о вашем бегстве и сказать ему, что все мои права на наваррский престол я уступаю вам.
– Если это станет известно, мы погибли, – побледнев, сказал герцог Алансонский.
– Да, Морвель, конечно, все расскажет.
– Морвель получил удар шпагой в горло; хирург, который делал ему перевязку, сказал мне, что недели полторы Морвель не сможет произнести ни одного слова.
– Неделя! Для де Муи этого больше чем достаточно, чтобы оказаться в полной безопасности.
– В конце концов это мог быть и не де Муи, – сказал герцог Алансонский.
– Вы так думаете? – спросил Генрих.
– Да. Ведь этот человек скрылся так быстро, что заметили только его вишневый плащ.
– В самом деле, – сказал Генрих, – этот вишневый плащ скорее подходит какому-нибудь дамскому угоднику, чем солдату. Никому и в голову не придет заподозрить, что под вишневым плащом скрывается де Муи.
– Да, – согласился герцог, – если кого и заподозрят, так скорее уж... Герцог запнулся.
– ..так уж скорее Ла Моля, – подхватил Генрих.
– Разумеется! Я и сам, глядя на бегущего, подумал было, что это Ла Моль.
– Ах, и вы так подумали? Тогда вполне возможно, что это и впрямь был Ла Моль.
– А он ничего не знает? – спросил герцог Алансонский.
– Ровно ничего, во всяком случае, ничего важного, – ответил Генрих.
– Брат мой, – сказал герцог, – теперь я уверен, что это был он.
– Черт возьми! – сказал Генрих. – Если так, то это очень огорчит королеву: она принимает в нем большое участие.
– Вы говорите, участие? – переспросил озадаченный герцог.
– Конечно. Разве вы забыли, Франсуа, что вам рекомендовала его ваша сестра?
– Верно, – глухим голосом ответил герцог. – Потому мне и хотелось быть ему полезным, а доказательством служит то, что я, опасаясь, как бы его вишневый плащ не навлек на него подозрений, поднялся к чему и унес плащ к себе.
– Что ж, это очень умно, – заявил Генрих. – Теперь я мог бы не только побиться об заклад, но даже поклясться, что это был Ла Моль.
– Даже на суде? – спросил Франсуа.
– Ну конечно, – ответил Генрих. – Наверное, он приходил ко мне с каким-нибудь поручением от Маргариты.
– Если бы я был уверен, что могу опереться на ваше свидетельство, я даже выступил бы против него как обвинитель, – сказал герцог Алансонский.
– Если вы, брат мой, выступите с обвинением, то вы понимаете, что я не стану вас опровергать.
– А королева? – спросил герцог Алансонский.
– Ах да! Королева!
– Надо узнать, как поведет себя она.
– Это я беру на себя.
– А знаете, ей, пожалуй, выгодно будет поддержать нас. Ведь этот молодой человек приобретет теперь громкую славу храбреца, и слава эта обойдется ему очень дешево, – он купит ее в кредит. Правда, возможно и то, что она будет стоить ему вместе с процентами и всего капитала.
– Ничего не поделаешь, черт побери! – заметил Генрих. – Ничто не дается даром в этом мире.
С улыбкой помахав герцогу Алансонскому рукой, он осторожно высунул голову в коридор; убедившись, что никто их не подслушивал, он быстро проскользнул на потайную лесенку, которая вела в покои Маргариты.
Королева Наваррская была взволнована не меньше мужа. Ночная вылазка против нее и герцогини Неверской, затеянная королем, герцогом Анжуйским, герцогом де Гизом и Генрихом, которого она тоже узнала, сильно ее встревожила. Несомненно, у них не было никаких улик против нее; привратник, которого отвязали от решетки Ла Моль и Коконнас, уверял, что не промолвил ни слова. Но четыре высоких особы, которым два простых дворянина – Ла Моль и Коконнас – оказали сопротивление, свернули со своей дороги не случайно, прекрасно зная, зачем они свернули. Остаток ночи Маргарита провела у герцогини Неверской и вернулась в Лувр на рассвете. Она легла в постель, но не заснула: она вздрагивала при малейшем шуме.
В мучительной тревоге Маргарита вдруг услышала стук в потайную дверь и, узнав от Жийоны, пришел, велела впустить посетителя.
Генрих остановился на пороге; он нисколько не походил на оскорбленного мужа – на его тонких губах играла его обычная улыбка и ни один мускул на лице не выдавал того страшного волнения, которое он пережил несколько минут назад.
Глазами он как бы спрашивал Маргариту, не позволит ли она ему остаться с ней наедине. Маргарита поняла взгляд мужа и сделала Жийоне знак уйти.
– Я знаю, как вы привязаны к вашим друзьям, я боюсь, что принес вам неприятное известие, – заговорил Генрих.
– Какое, сударь? – спросила Маргарита.
– Один из самых милых наших людей сильно скомпрометирован.
– Кто же это?
– Милейший граф де Ла Моль.
– Граф де Ла Моль скомпрометирован! Чем же?
– Как участник событий минувшей ночи. Несмотря на умение владеть собой, Маргарита покраснела, но в конце концов пересилила себя.
– Каких событий? – спросила она.
– Как? Неужели вы не слыхали страшного шума, какой поднялся в Лувре ночью? – спросил Генрих.
– Нет.
– С чем вас и поздравляю, – с очаровательным простодушием сказал Генрих, – это говорит о том, как крепко вы спите.
– А что же здесь произошло?
– А то, что наша добрая матушка приказала Морвелю и шести стражникам арестовать меня.
– Вас? Вас?!
– Да, меня.
– Но на каком же основании?
– Кто может знать основания, которыми руководствуется столь глубокий ум, как ум вашей матушки? Я их уважаю, но не знаю.
– Так вы не ночевали дома?
– Нет, но, по правде говоря, случайно. Вы угадали, я не был дома. Вечером король пригласил меня пойти с ним в город, но пока меня не было дома, там был Другой человек.
– Кто же этот человек?
– По-видимому, граф де Ла Моль.
– Граф де Ла Моль? – с изумлением переспросила Маргарита.
– Черт возьми! Экий молодец этот малыш-провансалец! – продолжал Генрих. – Представьте себе, он ранил Морвеля и убил двух стражников!
– Ранил Морвеля и убил двух стражников? Быть не может!
– Как? Вы сомневаетесь в его храбрости?
– Нет, я только говорю, что де Ла Моль не мог быть у вас.
– Почему же он не мог быть у меня?
– Да потому, что... потому что... он был в другом месте, – смущенно ответила Маргарита.
– А-а! Если он может доказать свое алиби – тогда дело другое, – сказал Генрих. – Он просто скажет, где он был, и вопрос будет исчерпан.
– Где он был? – в смятении повторила Маргарита.
– Ну да!.. Сегодня его арестуют и допросят. К сожалению, против него есть улики...
– Улики! Какие же?
– Человек, оказавший такое отчаянное сопротивление, был в вишневом плаще.
– Да, такого плаща нет ни у кого, кроме Ла Моля... хотя я знаю и другого человека...