‑Жермен‑де‑Пре. Бюсси уже ждал у проделанной в стене дыры.
Через несколько минут кони уносили Франсуа Алансонского и его фаворита прочь от Парижа к Эвре.
Утром в Лувре поднялся переполох — исчез монсеньор Франсуа Алансонский! Брат короля не простой дворянин, искали повсюду, король лично обходил апартаменты дам, чтобы убедиться, что брата ни у одной из них под кроватью нет. По тревоге были подняты все, Генрих гнал от себя мысль, что брату удалось удрать, ведь это означало, что он может встать во главе противников короля. Во все концы были отправлены конные дворяне с приказом доставить беглеца живым или мертвым, но герцог был уже далеко… Первым, на кого пало подозрение, был, конечно, Генрих Наваррский. Но Шарлотта де Сов клятвенно уверяла, что король Наварры провел всю ночь в ее постели, где его, собственно, и обнаружили утром. Да и сам король помнил, что Генрих Наварра и впрямь ни на шаг не отходил от красотки.
Следующей заподозрили Маргариту, все же она дружила с Франсуа и поддерживала его. Но к королеве Наварры невозможно было подступиться, та… рыдала! Причем лила слезы так, словно потеряла великую драгоценность, у нее даже поднялась температура. Полюбовавшись на плачущую дочь и убедившись, что та не валяет дурака, а действительно горюет, королева‑мать махнула на нее рукой. Откуда Екатерине Медичи знать, что рыдала королева Наварры из‑за… обиды на Бюсси, который обещал хоть на полчасика заглянуть в Лувр, как раз когда она переодевается, и обещания не выполнил!
— Он меня забыл…
Никто не понимал, кого именно имеет в виду королева, обливая слезами подушку. Считали, что брата и жалеет, что не взял с собой…
Спектакль, разыгранный Маргаритой на балу, а потом поневоле в ее спальне, удался на славу, ее не обвинили в организации побега и не посадили под замок, хотя сомнения у матери остались. И у короля тоже, потому он поручил своему любимцу Дю Гасту следить за королевой Наварры с удвоенным старанием.
Противостояние королевы Наварры и миньона стало более яростным.
Миньон, прекрасно зная свою безнаказанность, вел себя уж откровенно хамски. Однажды он счел возможным даже не поздороваться с Маргаритой. Она подозвала к себе кого‑то из придворных:
— Спросите у сеньора, неужели ему неизвестны правила хорошего тона?
Ответ, переданный ей Дю Гастом, был уничтожающим:
— Сеньор знает, но не считает себя обязанным соблюдать их со всеми…
Вообще‑то это была откровенная пощечина, за которую Дю Гаста следовало вызвать на дуэль, только кому? Маргарита с трудом сумела сдержать злые слезы, особенно заметив насмешливый взгляд Шарлотты де Сов. Просить защиты не у кого, король Наварры не станет заступаться за оскорбленную супругу, чтобы не нажить врагов среди всемогущих миньонов, жаловаться королю бесполезно, для него правы только те, кто подставляет свои зады, о королеве‑матери и вовсе думать нечего. Второй брат бежал, бывшие любовники либо казнены, либо тоже сбежали. При дворе она одна, и заступиться перед хамом некому.
Маргарита вдруг почувствовала такую тоску и одиночество, что слезы снова едва не брызнули из прекрасных глаз.
Генрих Наваррский замер. Из‑за двери, ведущей в покои его супруги, явно доносился звон шпаг! Он попытался войти, но дверь была закрыта, на резкий стук и его требование открыть сделали это не сразу. Там явно кто‑то или что‑то пряталось. В кабинете Маргариты короля Наварры ожидало забавное зрелище — его супруга в мужском костюме, с едва перехваченными лентой волосами, стояла, держа в руке шпагу. По растрепанным волосам и раскрасневшемуся лицу было понятно, что именно звуки ударов ее шпаги он и слышал из‑за двери.
Но острый взгляд Наварры заметил еще и колыхнувшуюся штору, которая, как он знал, закрывала дверь на потайную лестницу. Кто‑то уходил или пока прятался?
— Что вы делаете, мадам?
— Фехтую, — спокойно пожала плечами Маргарита, предварительно сдунув со лба прилипшую прядку волос.
— Это я вижу. Зачем?
Королева хмыкнула и, с яростью вонзив шпагу в спинку кресла, уселась во второе.
— Учусь защищать свою честь, сир.
— На нее кто‑то покушается? — Генрих попытался свести все к шутке, но жена была серьезна.
— Меня не раз оскорбляли, а заступиться некому.
— Вас обидел Дю Гаст?
— Как вы наблюдательны! Не прошло и двух лет, и уже заметили.
Генрих твердо решил не обращать внимания на выпады супруги, Маргарита всегда славилась острым языком.
— Дю Гаст не кресло. Боюсь, пока вы научитесь фехтовать так, что сможете вызвать миньона на дуэль, он успеет умереть от старости.
Королева разозлилась окончательно:
— А что мне делать, если вокруг не осталось мужчин?!
— Ваши слова оскорбительны.
— А вы вызовите меня на дуэль, я отвечу за свои слова!
— Я не воюю с женщинами, предпочитаю с ними спать.
Генрих развернулся и отправился прочь. Вслед ему неслось:
— Вы только на это и способны!
Не будь это его собственная супруга, он ответил бы даже женщине. Однако Генрих чувствовал ее правоту. Дю Гаст вел себя просто хамски, а он, муж, не собирался заступаться за честь жены. Но королю Наварры вовсе не хотелось, сидя в Лувре под замком, наживать себе врага в лице короля.
Маргарита, когда за мужем закрылась дверь, швырнула подушкой с такой силой, что сбила большой канделябр.
— Мадам…
— Самое неприятное, что он прав. Дю Гаст столь силен и так владеет шпагой, что пока я научусь, мерзавец действительно успеет состариться. И я тоже!
Карлотте, выслушивавшей эту тираду, показалось, что о втором мадам сокрушалась куда сильнее.
Маргарита вздохнула уже спокойней:
— Придется действовать по‑другому.
На следующее утро король обнаружил у себя в спальне листок с едким куплетом:
Есть слух, что в прежние года
Скромней монархи наши жили:
Молились, и пажи тогда
Подстилкою им не служили…
Найти автора не удалось, того, кто принес в королевские покои куплет, тоже, король вымученно улыбнулся и демонстративно бросил листок в камин, но через несколько дней эти стихи распевал уже весь Париж.
Стоял один из теплых деньков, какие бывают только осенью, когда солнышко, словно жалея людей, решает отдать им последнее тепло перед ненастьем и холодами. По парку, мирно беседуя, прогуливались две дамы. Со стороны могло показаться, что Маргарита де Валуа и герцогиня Неверская обсуждают фасон новых платьев, их лица не выглядели ни озабоченными, ни хмурыми. В действительности же разговор шел самый что ни на есть серьезный и даже страшный.
— О, поверьте, Витто тот, кто вам нужен.
— Чем же он так хорош?
— Когда‑то в стычке убил одного из миньонов короля, к которому был привязан и Дю Гаст. Пришлось скрываться в монастыре Святых Августинцев. Король, возможно, и простил бы бедолагу, но Дю Гаст против.
— Не произносите при мне этого имени, я прихожу в бешенство!
Однако во время этой тирады на губах у Маргариты играла безмятежная улыбка.
— Но как до него добраться, миньон всегда окружен толпой всяких слизняков?
— Где‑то же он бывает один?
Герцогиня Неверская усмехнулась:
— В спальне, и то не всегда.
— Значит, убьем в спальне, — все так же сладко улыбаясь, заверила Маргарита.
Через некоторое время она уже знала полный распорядок дня миньона.
Из‑за проблем с кожей Дю Гаст был вынужден ежедневно принимать специальные паровые ванны в своем доме на Сент‑Антуан, что совсем рядом с Лувром. Маргарите стало известно, что этот дом примыкал стеной к соседнему, в котором жила любовница миньона. Это было вполне обычным делом для Парижа, в общей стене проделывали дверь и общались, не выходя на улицу.
Через несколько дней после беседы двух дам, поздно ночью они оказались в монастырской часовне. Третьим был тот самый барон Витто, что имел зуб на королевского миньона. Маски на лицах дам не обманули Витто, он узнал нежный голос сестры короля. Этот голосок сообщил нужные сведения, а изящная ручка протянула большой кошель с деньгами.
— Если вы покажете в Анжере вот это, — Маргарита протянула еще и брошь, — то вас примут, как брата.
Барон усмехнулся, королева Наварры права, оставаться в Париже, если убийство удастся, для него смерти подобно, даже монастырь не спасет, за любимого миньона король из‑под земли вытащит. Но он так устал прятаться и так ненавидел миньонов, что был даже рад поручению.
В канун праздника Всех Святых за окно дома, соседнего с домом королевского миньона, зацепился крюк с веревочной лестницей. Один за другим пятеро дюжих мужчин проникли внутрь, но задерживаться в этом доме не стали. Через потайную дверь они прошли в соседний прямо в спальню к Дю Гасту. Сам королевский миньон лежал в постели, расслабившись после только что принятой ванны в предвкушении прихода своей пассии.
Именно потому легкий скрип потайной двери его не насторожил, но вместо любовницы Дю Гаст увидел перед собой вооруженных мужчин. Собственную шпагу схватить он не успел, потому что был заколот несколькими ударами кинжалов. Били наверняка, такого опасного врага раненым оставлять нельзя.
Убедившись, что миньон мертв, Витто спокойно вытер свое оружие о его одежду и отправился обратно. Больше их в Париже не видели, убийцы действительно удрали в Анжер к герцогу Алансонскому.
Маргарита лежала в постели с сильной простудой, не стоило гулять по ночам даже в монастырскую часовню… — Мадам, убит Дю Гаст!
— О, какое счастье! Как жаль, что я нездорова, я бы с удовольствием отпраздновала это событие!
— Мадам, хорошо, что вас не слышит король.
— Какой из двух?
— Оба.
Оба короля догадались, чьих это рук дело, но доказать никто ничего не смог, так и осталось убийство Дю Гаста на совести Маргариты, хотя вздохнули с облегчением многие.
Мучила ли Маргариту совесть? Ничуть! Это были времена, когда человеческая жизнь не стоила и экю, а убийцами оценивалась только по степени сложности самого убийства, вернее, преодоления охраны. А уж убить того, кого давно и стойко ненавидишь, при этом отомстив за что