– Ну все! На святое замахнулись! – с иронией проговорил Хохол, вставая и подбрасывая Егорку вверх. – Ткнули твоего папку носом – не зарывайся, пес, помни, кто ты есть!
– Перестань! – поморщилась она, пытаясь воткнуть в узел волос длинную лакированную шпильку. – Я не об этом, ты ведь все и сам прекрасно понял.
Женька поставил Егора на пол и приблизился к Марине, положив руки на плечи и глядя в глаза.
– Понимать-то я понимаю, котенок, но и ты хоть раз бы в мою шкуру влезла. Есть жена, и вроде нет ее, чуть что – и ты мне напоминаешь, что у тебя один муж на всю жизнь, пусть и мертвый уже, но один, и только он имеет на тебя право.
Марина опустила голову, ткнувшись лбом в Женькину грудь. Он был совершенно прав, во всем, до последнего слова… Она не могла привыкнуть к мысли, что Егор Малышев мертв, прошло уже столько времени, а Коваль до сих пор не верила в то, что больше никогда…
– Не надо, Маринка, успокойся… Я не заговорю больше об этом, только не плачь… – Женькины губы коснулись виска, рука поправила выбившуюся прядь волос. – Вот так… не надо плакать, обещаешь, что не будешь?
Марина послушно кивнула, закусив губу и стараясь не дать себе распуститься.
– Ну и умница. Идем, там батя чего-то наготовил, пахнет так, что в желудке спазмы. – Хохол повернулся к усевшемуся на пол Егорке: – Давай руку, ужинать пойдем.
Так, держа обоих за руки, Женька и привел их в кухню, где орудовал, развернувшись во всю мощь своего кулинарного таланта, отец. Кастрюльки и сковородки на плите источали такие ароматы, что у Марины голова закружилась, а в желудке засосало от предвкушения. Отец расставлял на столе какие-то салатники, соусники, миски с закусками, и создавалось впечатление, что к нему пожаловал кто-то из английской королевской семьи.
– Пап, куда столько? – Марина села на табуретку и окинула взглядом поле предполагаемого пиршества. – На неделю хватит.
– Ты не так часто бываешь у меня, хочу побаловать дочь нормальной едой, – улыбнулся отец, снимая очки и убирая их в футляр из крокодиловой кожи. – Посмотри, на кого ты похожа – подросток какой-то, да к тому же еще и больной.
Он подошел к ней и погладил по голове, как маленькую. Коваль подняла глаза и тихо сказала:
– Пап, не надо.
– Все, не буду, – смутился отец, поняв, что именно дочь имела в виду, – она, глава крупной группировки, имеющей весьма нелестную репутацию, не могла позволить себе телячьих нежностей даже дома. – Женя, что ж ты стоишь? Остывает ведь.
Хохол уселся напротив Марины, примостив на колено Егорку и дав ему в руку ложку, которую тот немедленно опустил в тарелку с салатом. Разумеется, они не смогли даже попробовать все, что приготовил отец, это было просто невозможно, и Хохлу пришлось клятвенно заверить расстроенного родителя в том, что ничего не пропадет:
– Придется пострадать, конечно, но что не сделаешь…
Коваль курила, прикрыв глаза, отец с Женькой обсуждали что-то вполголоса, и вдруг до нее донеслась трель мобильного.
– Черт, и тут нашли, – пробормотала Марина, направляясь в комнату и вытаскивая из сумки трубку. – Да!
– Что, сучка, решила отвалить? – полился из телефона глуховатый голос Кадета. – Думаешь, на том и кончится? Нет, я не отступаюсь так просто.
– А не прогулялись ли бы вы, уважаемый, по одному далекому адресу! – Ткнув в пепельницу окурок, она переложила трубку к другому уху. – Я ничего и никому не должна, это ясно?
– О как заговорила! Думаешь, в Москву свалила, так не достану, что ли? – засмеялся Кадет, и у Марины внутри похолодело – откуда он узнал? – Нет, лярва, и там у меня есть руки и уши, да и глаз вполне достаточно. И Хохол твой не поможет. Чтоб завтра же в самолет – и домой, на историческую родину, усекла? Иначе приволокут силой.
Дальше выслушивать она не стала, бросила трубку, но ощущение ледяного холода, сковавшего ее всю, так и осталось. Москва перестала быть безопасным местом для ребенка, вот что означал этот звонок. За себя Коваль не особо боялась, чувство страха за собственную жизнь покинуло ее уже давно, она никогда не задумывалась над тем, что может умереть, погибнуть – слишком много раз была ТАМ, за чертой… Но сын, Егорка, частичка Малыша…
– Кто звонил? – голос Хохла за спиной вернул к действительности, Марина повернулась и посмотрела на озабоченное лицо любовника. – Что ты молчишь?
– Женя, надо немедленно собираться и уезжать отсюда. Это звонил Кадет, он знает, что я в Москве, не исключено, что за нами «хвост».
– И куда ты собираешься?
– Есть только одно место, о котором никто не знает, – она тяжело вздохнула, так как этот вариант нравился ей меньше всего, но выбора, как обычно, не было. – Бристоль, Женя. Дом Малыша.
– Маринка, это нереально – у меня нет визы, у Егора нет паспорта, это не делается за один день…
– Делается! – решительно произнес отец, входя в комнату, и Марина с Хохлом вздрогнули. – Я не хотел вмешиваться, но вы слишком громко обсуждаете. Мариша, все можно устроить, у меня есть связи в английском консульстве, а с документами Егорки… Димку попрошу завтра, ведь день-два еще есть?
Да кто ж его знает, есть ли они, дни эти… Но больше все равно ничего придумать она не могла, поэтому пришлось соглашаться. Одно настораживало – как брат отреагирует на просьбу после утренней встречи? Однако отца это не смущало:
– И не думай об этом, куда он денется! Да еще и сам выступил так по-свински.
Проспавшийся Дмитрий приехал утром с букетом цветов и бутылкой коньяка, покаянно обнял Марину:
– Сестренка, прости пьяного идиота! Столько навалилось всего… Я не хотел тебя обижать, правда, сам не знаю, как вышло. Скажи, что не сердишься.
Она освободилась от его объятий и отошла к окну, глядя во двор. И вдруг что-то не понравилось ей в мирном, будничном пейзаже… Вроде ничего особенного – в песочнице возятся малыши вроде Егора, ковыряют лопатками мерзлые комья, неподалеку стоят группкой мамочки, оживленно что-то обсуждающие. Какая-то бабуля в стареньком сером пальтишке кормит слетевшихся прямо к ней под ноги голубей, сыплет им из кармана семечки… На стоянке у подъезда припаркованы несколько машин… Стоп! Вон та коричневая «шестерка»! Да, Марина видела ее еще в аэропорту, удивилась тогда, почему в столице ездят с такими грязными номерами, за подобное у них в городе штрафуют нещадно… И вчера вечером она стояла здесь, и не уезжала никуда – крыша, капот, багажник – все запорошено снегом, а он шел ночью…
– Дима, подойди сюда, – попросила Марина, и, когда он подошел, показала на неприметную «шестерку» с заляпанными грязью номерами. – Вот эта машина… она была в аэропорту, когда мы прилетели, и стояла здесь вчера вечером…
Генералу МВД объяснять дважды не было нужды, Дмитрий взял телефон, и через десять минут во дворе было полно народа, а пассажиры «шестерки» смирно отдыхали на асфальте со скованными за спиной руками. Марина наблюдала за действом из окна, Хохол все пытался разглядеть лежащих получше, но она сказала, что вряд ли Кадет послал кого-то из людей Беса, скорее всего, это его собственные парни.
– Ну вот, сеструха, можешь спать спокойно, – отрапортовал Дмитрий, возвращаясь с улицы, когда шоу закончилось. – По твою душу ребята приехали, один хлипкий оказался – два удара, и все выложил. Уезжать тебе надо, и как можно скорее. Что нужно – сделаю.
– Паспорт Егорке нужен, с остальным папа поможет.
– В Англию? – догадался брат, обняв ее за плечи.
– Больше некуда. Я оставлю там Егора с Веткой, ты можешь заказать с ней переговоры от своего имени? Я не хочу звонить ей ни домой, ни на мобильный, потому что наверняка это все уже под контролем – она моя единственная подруга.
– Хорошо. Сегодня вечером. Ты бы хоть сказала, что у тебя произошло.
– Да ничего нового, опять разборки. Клуб у меня хочет оттяпать один деятель, обложил кругом – не дернешься. – Марина взяла сигарету и посмотрела на брата. – Дим, а с чего ты вчера так взъелся на меня? Что я сделала такого?
– Мариш, прости, я на самом деле просто водки перебрал. Тут у нас совещание было, и кто-то ввернул про тебя, мол, не родня ли, ну я отвечать не стал, а потом сам себе противен сделался – от родной сестры вроде как отрекаюсь. – Димка тоже закурил, тяжело опустившись на стул и глядя куда-то на стену.
– У тебя неприятности в связи с этим? – догадалась она, и он кивнул:
– Да, служебное расследование назначили.
– Я не родная сестра, сводная, к тому же никогда вместе с тобой не жила.
– Малявка, да не в том дело – просто я мешаю кому-то, и этот кто-то нашел предлог, чтобы выдавить меня из министерства, вот и все. Да и черт с ними, уйду, только и свету, что в окошке! – Брат поглаживал ладонью столешницу и старался не смотреть Марине в глаза, но и без этого она видела, что он переживает обрушившиеся на него неприятности. – Пойду в Академию МВД преподавать. И вообще – хватит уже. Как там сын мой, почему не звонит, не приезжает? – перевел разговор Димка.
– Работы много, он же у меня правая рука, всем в клубе заправляет. Да, сначала были огрехи, но ведь опыт – дело наживное. – Коваль тоже была рада поговорить о чем-то другом, чувствуя себя виноватой. – Да ты сам бы приехал – у Кольки нормальный дом, места полно, пожил бы с сыном.
– Он не женился еще?
– Нет.
Вот здесь бы вполне логично было поинтересоваться у брата обстоятельствами его связи с ее дорогой подругой, но вид Дмитрия не располагал к подобным беседам, Марина прекрасно понимала, что творится сейчас у него в душе. И потому не стала копаться еще и в личной жизни.
– Знаешь, малявка, мне иногда очень хочется махнуть на все рукой, бросить дела, уехать… – признался вдруг брат, беря новую сигарету и рассеянно вертя ее в пальцах. – Вот хоть к тебе, например.
– И что бы ты стал у меня делать?
– Да жил бы просто рядом, а что еще? Охранял бы…
– Вот уж этого добра у меня достаточно! – она улыбнулась, вспомнив немалый штат своей охраны. – Ты ж понимаешь, я уже давно не выхожу из дома одна, всегда только в кольце из огромных мордоворотов, иначе сейчас не сидела бы тут с тобой. У меня даже с Егоркой гуляет бывший спецназовец, особенно после того, как началась эта канитель с клубом. И потом, Дима, пока ты живешь в Москве, у меня дома никто особо не роет, кто есть мои родственники, но стоит тебе приехать и задержаться ненадолго… Мне уже однажды предъявляли за связь с ментом…