ла в курсе, кто передо мной и что за работу он предлагает.
Она перевела дыхание, отпила сок, выловив из стакана тонкую, не растаявшую еще до конца льдинку. Сейчас Коваль абсолютно не кривила душой – в тот момент она действительно знала, как и что. Отец внимательно слушал, не выпуская руку из своей, только поглаживал слегка ее холодные пальцы и как-то растерянно улыбался, словно не знал, как реагировать.
– Папа, – продолжила Марина, немного успокоившись, – когда я купила квартиру… да что там – купила, Мастиф помог сделать документы на хату убитого им коммерса… Так вот, когда у меня появилась квартира, я испытала такое счастье оттого, что это только мой дом, только мой, где никогда не будет пьяных уродов и гулянок до утра, такое блаженство, что даже не особо задумалась о том, каким образом она мне досталась и где теперь ее бывший хозяин. Я летела домой как на крыльях, хотя, кроме собаки, меня там никто не ждал, я ходила по своим комнатам, которые сама обставляла той мебелью, которая нравилась мне, и мне казалось, что я обрела в жизни хоть что-то свое, понимаешь? А потом я купила машину – свой первый джип, на котором гоняла по городу… Ты можешь считать меня чудовищем, которому только материальное в жизни важно, но вспомни, что до этого у меня не было абсолютно ничего…
– А как же остальное, дочка? – тихо перебил отец, и она поняла, о чем он.
– Остальное… Ох, папа, про остальное до сих пор больно вспоминать… Мои мужчины были несчастны со мной, несмотря ни на что – ни на мою внешность, ни на деньги, ни на любовь… Я просто не способна любить кого-то, папа… И теперь я понимаю, что даже Егора я любила не за то, какой он, а за то, что он – мой. Собственница чертова…
Коваль заплакала, утирая слезы рукавом халата, и тут, как будто под дверью подслушивал, появился Хохол, опустился на колени рядом с ее креслом, взял за вторую руку:
– Котенок, не плачь.
– Ты не понимаешь…
– Все я прекрасно понимаю – тебя опять мучают какие-то выдуманные грехи, ты грызешь себя за то, чего не делала. Я тебе при отце это говорю, он свидетель, – у меня никогда уже не будет в жизни другой женщины. – Он вытер ее глаза, поцеловал и велел неожиданно жестко: – А теперь немедленно прекрати это! Чтобы я больше не видел тебя такой, слышишь? Моя Коваль совсем другая.
Она вымученно улыбнулась, повернувшись к отцу:
– Видишь? Что бы я делала без него?
– И не надо ничего делать без меня, – подтвердил Хохол, улыбаясь. – Выйдем на минутку? Тебе звонили… – И по его глазам Марина поняла, что новости не из приятных.
– Папа, мы сейчас. – Она встала из кресла и пошла вслед за Женькой в кабинет, плотно закрыв за собой дверь и усаживаясь за стол. – Ну?
Хохол присел на край стола рядом с ней и тихо проговорил:
– Маринка, дело плохо – мне сейчас один человечек позвонил, сказал – сняли Мальцева.
Рома Мальцев был председателем горспорткомитета, получал вторую зарплату у Коваль, помогая иногда утрясать вопросы, связанные с командой. И эта новость о его смещении с должности означала только одно – Кадет надавил на кого-то в мэрии, чтобы лишить Марину «крыши», а заодно и предупредить о том, что сидеть в кресле президента клуба ей осталось ровно до назначения нового председателя. Та-ак…
– А ну-ка, набери мне Рому, – велела она, закурив, пока Женька искал номер. – Рома? Здравствуй, дорогой, это Коваль. Что за странные слухи до меня дошли?
– Марина Викторовна, да я сам в шоке – трах-бах, внеочередная сессия горсовета. Запросили смету по клубу на новый сезон, изучили и говорят: мол, многовато денег из городской казны идет на никчемную команду. – Ромин голос чуть подрагивал, да оно и понятно – отлучили от кормушки, ведь ему не только Марина денежки подбрасывала.
– Что?! Эти копейки, которые мне приходилось выбивать едва ли не силой, называются деньгами?! – Ее возмущению не было предела – за этот сезон город еще остался должен игрокам их официальную зарплату, которая в сравнении с тем, что платила Коваль, была просто издевкой. – Рома, или ты не все знаешь, или не все говоришь – так не бывает, чтобы на скорую руку скинули председателя горспорткомитета! К тебе точно никто не подъезжал и не просил освободить местечко за хорошее вознаграждение? – подозрительно спросила она, зная Ромину любовь к легким деньгам.
– Да мамой клянусь, Марина Викторовна! – заголосил перепуганный Рома. – Что я, японский камикадзе?
– Ну, я надеюсь, что это не так. Но смотри – узнаю что, башку сверну! – пообещала Марина. – Ты пока не дергайся, еще ничего не ясно, постараюсь урегулировать.
– Марина Викторовна, по гроб жизни обязан буду!
– Разберемся, – она положила трубку и задумалась.
По всему выходило, что без Кадета не обошлось, решил, значит, официально сдвинуть, по закону. Иметь своего человека в мэрии города ох как выгодно – все под контролем, всегда рука на пульсе, а если вдруг нужно, то и кое-какие проблемы можно разрешить без лишних финансовых затрат. И вот Рома слетел с кресла… Посоветоваться не с кем – с мэром в последнее время отношения стали весьма натянутыми. Эдичка все еще злобился на нее за то, что ей удалось уговорить нескольких влиятельных чиновников отдать в бессрочную аренду стадион и разрешить его реконструкцию. Радовался бы, что сбыл с рук убыточное сооружение – там нужно столько вложить, что Марина уже всерьез задумывалась, а не снести ли его вообще и не построить ли новое. Придется звонить Ворону, может, «старший товарищ» посоветует что-нибудь дельное…
Но поймать Ворона оказалось делом весьма и весьма нелегким – ни один его номер не отвечал, а посему им с Женькой пришлось прокатиться в город, в «Матросскую тишину». Хохол, конечно, возрадовался – это был его любимый кабак, да и с момента возвращения из Англии они нигде не были по вполне понятной причине.
Повязку с бока Марине пока еще не сняли, она создавала легкий дискомфорт, но выхода не было, увидеться с Вороном нужно было просто обязательно, поэтому пришлось терпеть и одеваться.
– Опять в брюках? – поморщился Женька, увидев, как она спускается по лестнице в кожаном брючном костюме и глухой черной водолазке.
– Мы не в оперу, – процедила Коваль, направляясь на кухню, чтобы отпустить Дашу и попросить не готовить ужин.
– И все равно могла юбку надеть, – настаивал Хохол, увязавшись следом.
Она повернулась на каблуке, смерила Женьку насмешливым взглядом и поинтересовалась:
– Хочешь посмотреть, как Ворон будет облизываться? Он любит баб с длинными ногами, между прочим.
– Я, может, тоже их люблю! Только очень редко вижу.
– Купи очки и хоть иногда выглядывай из окна машины – там этого добра полно! – посоветовала Марина совершенно серьезно, чем взбесила своего любовника, которого от подобной идеи просто передернуло:
– Я что – кобель какой-то, чтобы на телок проходящих облизываться?
– Сам ведь сказал – редко вижу. – Она пожала плечами и, переговорив с Дашей, пошла в прихожую, но Женька перехватил ее в дверях, прижал спиной к косяку и абсолютно серьезно спросил:
– И ты не ревновала бы меня? Если бы вдруг я…
– С ума сошел, болезный? Конечно, нет! Я лишена этого чувства напрочь, к твоему счастью, так что смело можешь кадрить девочек, дорогой, – последствий не будет. Если ты все выяснил, что хотел, то поехали, время-то к вечеру, вдруг не захватим Ворона, а он мне нужен позарез.
Женька выпустил ее и почти бегом выскочил на улицу, явно разозленный и обиженный, хотя ничего нового Марина не сказала – так и было. Ну не могла она ревновать его, был только один человек, с которым Коваль испытала подобное чувство, да и то один раз, когда речь зашла о ее же подруге. А Хохол… Ревновать его было равносильно тому, чтобы ревновать диван к кому-то еще, на нем сидящему. Возможно, это звучит жестоко и цинично, ведь нельзя так относиться к человеку, с которым живешь и который тебя любит, но вот такая уж Марина странная – а притворяться она не желала.
Всю дорогу в машине стояла тишина, как в морге, обиженный Хохол отвернулся и курил в приоткрытое окно, а Коваль пыталась в уме разгадать хитрый план Кадета по захвату клуба. В принципе, она понимала, зачем ему это все нужно, – отличный способ отмывания денег, и не подкопаешься. Да и в бюджетный карман можно залезть, если очень постараться. Такая мысль приходила в свое время и в Маринину голову, но необходимости в этом не было, а гореть за три копейки… есть ли смысл? Сейчас, в момент, когда Коваль углубилась в проблему дальнейшего развития футбола в городе, ее уже охватил азарт – сможет или нет? А тут какой-то уголовный элемент решил выкрутить ей руки и забрать то, к чему она уже относилась с интересом и даже отчасти с любовью.
– Приехали, – буркнул Женька, чуть коснувшись ее руки, затянутой в черную перчатку, и Марина вздрогнула:
– Что?
– Ты где? – он помахал перед ее лицом рукой, словно проверяя, реагирует ли.
– Здесь, просто задумалась. Выходим?
Женька выпрыгнул из джипа, обошел, открывая дверцу. Коваль поежилась – морозец к вечеру придавил, было градусов двадцать. Накинув капюшон, она пошла к ступенькам, ведущим в полуподвальное помещение «Матросской тишины», поскользнулась на оледеневшем мраморе.
– Осторожнее! – рявкнул Хохол, хватая Марину за руку и удерживая от падения. – Под ноги смотри!
Она вырвалась, взбешенная подобным отношением, повернулась и схватила его за полы расстегнутой куртки.
– Ты совсем обнаглел, что ли? Как ты разговариваешь?
– Отпусти, – тихо приказал он, прищурив глаза.
– А иначе – что? – поинтересовалась Коваль, вперив в его лицо свой «фирменный» взгляд. – Что ты сделаешь, если не отпущу?
Он вывернулся и подхватил ее на руки, закрывая поцелуем рот, и Марина вдруг расслабилась, обняла его за шею и закрыла глаза, отдаваясь захватившему чувству. Они целовались так самозабвенно, словно не делали этого сто лет…
– Никогда больше не кричи на меня, котенок, – оторвавшись от нее, попросил Женька, одной рукой по-прежнему держа ее на весу, а другой доставая платок и вытирая с лица размазавшуюся красную помаду.