А самые обычные и распространенные болезни — дизентерия, холера и чума.
Он определенно умрет, долго здесь не живут…
— Пить, — Костя простонал, ему очень хотелось пить, почти тут же в губы ткнулось горлышко глиняной фляги, и в рот полилась восхитительно-прохладная вода.
— Ты весь горишь… — расстроено проговорил Никита. — Когда умирала моя мать, у нее была такая же горячка, она никого не узнавала, то кричала, то плакала, а потом затихла. Но мне досмотреть не дали, меня прогнал дядя, так что самого интересного так и не увидел.
— Что же тебе в смерти так интересно? — Костик вздохнул. В голове стояла мутная пелена, слова мальчика слышались плохо, как сквозь ватное одеяло.
— Я хотел бы увидеть, как улетает в небеса душа…
— А… понятно, — юноша вздохнул. — Такое не увидишь, душа невидима для обычного глаза. Дай еще воды.
Он выпил все, что было в фляге, и даже расстроился от этого, пить ему все еще хотелось — а при лихорадке обезвоживание убивает быстрее боли.
— А где мой мешок и фляга?
— Все осталось там на поляне, — Никита подложил под его голову плоский камень. — Я думал, что ты сам все свое имущество понесешь. Не мне же его тащить? Я его не брал, да оно и не мое…
— Я не мог тащить, мне плохо было…
— Ничего не пропадет, здесь же лес, а не город, где ворья много — звери не возьмут, а дождь пройдет, схожу, принесу…
— Дождь? — Костя прислушался, тот смутный гул, что он слышал, распался на отдельные составляющий, шелест листвы, капанье воды со скалы, свист ветра. — Тогда набери еще воды.
— Хорошо, — мальчик исчез, а потом снова появился рядом. — Там струйка со скал сбегает, скоро фляга наполнится, и ты напьешься. Что тебе снилось? Ты плакал, звал кого-то…
— Не помню, — Костик подтянул к себе ноги, и преодолевая слабость, приподнялся. Лицо мальчика белело рядом с ним, больше ничего разглядеть было нельзя.
В щели, ведущей наружу, виднелся только серый сумрак, в котором бились, переплетаясь между собой, нити дождя. Казалось, кто-то огромный плетет какую-то ткань, которая тут же рассыпается на капли, ударяясь об землю. — Сейчас вечер или ночь?
— Вечер…
— Понятно, — Костя тяжело вздохнул и начал стаскивать с себя окровавленную одежду, рубашку и штаны.
— Что ты собираешься делать? — поинтересовался мальчик.
— Хочу вылезти и подышать свежим воздухом…
— Замерзнешь?
— Именно этого я и хочу — внутри так тяжело от жара, что даже двигаться не хочется. Если не собью температуру, то могу до утра не дожить…
— Сбить чего?
— Неважно, все равно не поймешь, да и объяснять долго, — Костя полез в дыру. — Ты свою мазь подготовь, чтобы потом снова мои раны смазать, а еще бы хорошо, если бы чаю вскипятил…
— Чаю? А это что такое?
— Травки какие-нибудь лечебные завари…
— Так они уже есть в супе, ты же ничего не ел.
— Хорошо, тогда подогрей его, чтобы был горячим.
Костя нагишом вылез из-под скалы и встал нагишом под колючими струйками дождя, широко расставив руки в сторону и запрокинув голову, чтобы пить эту прохладную влагу. Голова кружилась. Внутри тело напоминало перегретый котел, который того и гляди взорвется. Ребра болели, сердце вяло что-то выстукивало, в сознании по-прежнему стоял туман.
Сколько он так простоял — неизвестно, словно потерялся в этой серой ночи, наполненной стуком капель о мягкую землю и листву. Думать, он не мог, да и не хотелось — только стоять и вслушиваться в шорох ливня, который приносил прохладу его телу, успокаивал, смягчал, смывая пот и засохшую кровь.
Когда влез обратно, испачкавшись в земле и каменной пыли, внутри пещеры уже горел костер. Суп был великолепен, в нем было все, что так не хватало ему до этого, немного мяса, чуть-чуть пряных травок и много горячего бульона, который желудок принимал с огромной благодарностью.
После еды он отяжелел, возбуждение куда-то ушло, оставив только жуткую усталость. У него едва хватило силы на то, чтобы переждать, пока неугомонный Никита намажет его мазью, одеться и лечь.
Дальше Костя ничего не помнил — снова провалился в темную вязкую темноту кошмарного сна.
Он определенно умирал, лежа в какой-то пещере, перепачканный в крови и глине, и никто не мог ему помочь — просто некому. Нет здесь ни больниц, ни врачей, ни лекарств, ни рентгена, есть только неизвестная ему бабка Маланья — единственная знахарка на всю деревню, которая ходит по лесам и собирает лечебные травки, ими и лечит.
Но и ее рядом нет, а имеется только несносный мальчишка, ожидающий с нетерпением, когда он умрет. Видите ли в прошлый раз ему не удалось заметить, когда душа вылетает из тела. Надеется, что в этот раз увидит.
Костик лежал в полудремоте, иногда проваливаясь в очередной кошмарный сон, в котором великан избивал его по всем правилам боевого искусства, не обращая внимания на его слабые ответные удары. Делал из него отбивную, да такую в которой костей не могло остаться в принципе — хоть сейчас ложи его на сковородку и жарь.
Это было больно, иногда непереносимо больно, и тогда Костя во сне шептал молитву. Он был абсолютно неверующим, но вот прижало, и сразу вспомнилось что-то, возможно, даже из родовой памяти.
А еще во сне продолжал ругать себя.
Непонятно, как попал сюда, но сразу сделал глупость, вместо того чтобы найти то странное каменное строение, которое перенесло его в древность, отправился к людям, забыв старое правило грибника, которое гласит: Никогда не уходи далеко от транспортного средства, доставившего тебя в это место, иначе потеряешься и пропадешь.
Он его нарушил, и результат не заставил себя ждать. Ему пришлось ковать какую-то железяку, пытаясь сделать из него меч, а потом им же сражаться за свою жизнь и благополучие деревни, где его накормили мерзкой кашей и дали одежду, от которой чешется даже сейчас во сне все тело, а дальше отправили умирать.
Что он сейчас и делает…
Мысли снова пошли по кругу. Умрет он, потому что ребра сломаны, или треснули — в данном случае это не особенно важно, а все тело покрыто глубокими царапинами, в которые набились мириады болезнетворных микробов. Не пройдет и суток, ранки загноятся, и он умрет от заражения крови, просто потому что ослабевшее от ран и боли тело не сможет сражаться за свое благополучие. Иммунитет явно у него ослаблен чужим воздухом, иным излучением светила, неизвестной гравитацией…
А еще ушибы. Их очень много. Он пролетел десяток метров от удара нечисти и упал на ствол дерева. И не важно, что тот уже сгнил. Удар оказался настолько мощным, что он даже потерял сознание.
Наверняка его внутренние органы находятся в ужасном состоянии, только не узнать это никак. Рентгена нет, как и врачей!
Костя открыл глаза, бледный рассвет вместе с пронизывающим туманом вползал в пещеру. Если судить по звукам дождь уже закончился, капли еще капали, срываясь с листвы и падая на скалу, но мерный шум от тянущихся с небес струй исчез. Слышались странные птичьи крики в лесу. Впрочем, откуда ему знать, как кричат здесь птицы? Может быть такие звуки издают хищные звери?
Он пошевелился и негромко простонал — не потому что было больно — за ночь боль немного ушла, стала более терпимой, а для того, чтобы привлечь к себе внимание Никиты. Очень хотелось пить, да и перекусить вчерашним супчиком тоже был не прочь.
Но никто на его протяжный и хриплый стон не отозвался, пришлось юноше окончательно приходить в себя, чтобы осмотреть пещеру. Ему не понравилось то, что он увидел. Пещера была пуста — никого в ней не было. Мальчик ушел, может быть еще вчера ночью, сразу после того, как закончился дождь, а может и утром.
Костя заволновался.
Если Никита ушел, не дожидаясь, когда он умрет, то ему все придется делать самому, а это неприятно и больно. Но так или иначе придется шевелиться. Он посмотрел на костер, зола выглядела холодной и серой, в ней не тлело ни одного уголька.
Разжечь костер, не имея зажигалки и спичек, для него было невыполнимой задачей. Он, конечно, видел, как ловко Никита управляется с кресалом и трутом, но одно дело наблюдать, и совсем другое самому извлекать огонь. К тому же, мальчишка ничего ему не оставил, кроме котелка, на дне которого плескалась бурая неприятно пахнущая жижица — вчерашний суп, который он ел с таким восторгом.
Костик с трудом дотянулся до котелка и выпил всю жидкость из него, пытаясь понять, почему эта гадость так понравилась ему вчера.
Вкус мерзкий, труднопереносимый, единственное, что могло как-то оправдать супчик, так это наличие в нем лекарственных трав. К тому же на дне обнаружился кусок мяса, которое на вкус оказалось жестким, напоминающим пересоленную подметку.
После пары неудачных попыток его разгрызть и потерпев при этом неудачу, юноша бросил его обратно в котелок и задумался над тем, что делать дальше.
Удалось выжить — это хорошо. Если ничего больше не произойдет, то он вероятнее всего поправится. Температура спала, ребра хоть и побаливали, но если их как следует перетянуть эластичным бинтом, или хотя бы обычной тряпкой, то вполне сможет двигаться.
Он еще раз осмотрел ту часть пещеры, в которую падал бледный свет — Никиты точно не было, как и его вещей. Следовательно…
Костик вздохнул и полез наружу, если хочет жить и дальше, нужно найти свой мешок, в котором имелась кое-какая еда. Собрать оружие, хотя бы тот же меч, который он воткнул в ногу чудища, а после этого что-нибудь придумается.
Пока все плохо. Хорошо только одно — он живой. Только хорошо ли?
Кто не умрет сегодня, тому придется умирать завтра — так гласит старая поговорка.
После этих оптимистичных слов сказанных в пол голоса, Костя полез из пещеры, почему-то выбрался на этот раз без особых проблем — то ли за ночь похудел, то ли дыра расширилась.
Серый туман клубился в лесу, выползая языками из-за деревьев, опускался сверху со скалы, закрывая все непроницаемой пеленой.
Костик вздохнул, он не помнил, как добирался сюда к пещере. Ему было плохо, кружилась голова, к тому же спешил за Никитой — и главным для него было не запомнить путь, а не потеряться в лесу. Но как найти поляну сейчас?