По щеке скатилась слеза, и я отвернулась от миссис Рэндольф. Шарлотте нужен отец. Как я могла отсюда уйти и отказать ей, если сама отдала бы все, чтобы мой па подбрасывал меня вверх и дал угол в своем доме?
Миссис Рэндольф умыла мне лицо.
– Послушай, девочка. У плантаторов две семьи – одна здесь, другая там. Сдается мне, твоя малышка помогла Келлсу принять решение.
– Не знаю… Я думала, вы не хотите, чтобы мы были вместе.
– Нет, Долли. Я не хотела, чтобы ты страдала. Многие женщины пытались заполучить массу Келлса, но, сдается мне, это он тебя заполучил. И что ты будешь делать?
– Говорю же, ничего. Как прежде – работать на него и мистера Фодена.
– Сиди уж здесь. Келлс с тобой счастлив. Тогда он не будет снова ухлестывать за какими-то вдовами или кем еще. И ничего в Обители не изменится.
Я повернулась к ней и прищурилась.
– Что?
– Девчушка, да если его сцапает вдова или одна из плантаторских дочек, думаешь, будут у нас танцы на заднем дворе? Или хлопок на платье, а не просто холстина для ребят с полей? Любая дама из общества завладеет им, и он станет жестоким. Им на нас плевать. Черные ли, коричневые – мы лишь те, кого можно сгнобить за прибыль.
Она хотела, чтобы я волочилась за Келлсом, стала его шлюхой или наложницей. Я почесала голову.
– Объяснитесь.
– Если Келлс тебя выбрал, ты уж поддайся. Я видела, как ты смотрела на хозяина перед его отъездом. Теперь он стал твоему ребенку отцом. Смирись. И тогда все мы спасены.
– От меня зависят все? Это несправедливо.
– Жизнь несправедлива. Ты это знаешь. Но ты можешь помочь и сделать так, чтобы всем еще какое-то время было хорошо. Подумай. Раньше он тебе нравился. Вряд ли будет плохо.
Это был самый изящный довод в пользу похоти, какой я когда-либо слышала. Миссис Рэндольф сошла с ума – я не стану жертвовать своим покоем ради чего-то столь недолговечного.
Демерара, 1774. Новый выбор
Я села в кровати, той, что в моей старой комнате. Не могла заснуть. Оказалось, тело привыкает к одиночеству. И мои косточки привыкли растягиваться во весь рост на широком матрасе. Отодвинувшись от брыкающихся ножек Шарлотты, я зажгла свечу и вышла в коридор, но остановилась у ряда картин. Стерла пальцем пыль с золоченой рамы. Глаза мужчин с портретов взирали на меня свысока, но взгляд единственной в галерее женщины требовал встать прямо и расправить складки на сорочке.
И владеть тем, чем пожелаю.
Узел, что завязался у меня в животе, имел название. Просто я не смела произнести это вслух.
В столовой я наткнулась на полированный стол, ударилась об угол и отвела бедро назад, будто в танце. Я поставила свечу, любуясь красным деревом, которое вчера отполировала до блеска. Апельсиновое масло, что я втирала в поверхность, сладко пахло и придавало сияние, стол был почти как стеклянный и мерцал будто звезды.
Я побрела вокруг него, задвигая и отодвигая стулья, переставляя их то влево, то вправо, и обошла комнату кругом.
Во мне звучал ритм, который требовал выхода. Я покружилась. Косы соскользнули вниз по шее, локоны, свежевымытые, упругие, запутались между пальцами. Они рвались на свободу. Хотели, чтоб я стала смелой и неистовой.
Я представила музыку, которую Полк играет на скрипке, и, напевая, открыла двери в гостиную. Одинокая свеча у меня в руке бросала отблески на мои ноги. Я двигалась мелкими шажками, взмахивала руками и кружилась, будто в менуэте.
Раздались аплодисменты, и сердце подпрыгнуло у меня в груди.
– Для аллеманды тебе нужен партнер.
Келлс.
Жаль, что он мне не мерещился. Руки мои безвольно упали. Сорочка из тонкого хлопка облепила бедра.
– Извините. Не хотела шуметь.
– Нет, не останавливайся, – сказал он. – Рад видеть тебя такой живой и бодрой.
Он стоял у двери. Выглядел Келлс без своего черного сюртука и широкого шейного платка довольно небрежно.
– Да, думаю, с партнером выйдет лучше.
– Мне он не нужен. – Я оправила рукава, мягкая лента обхватила запястья. – Удалось повеселиться на приеме у друзей?
– Нет. Все время мечтал оказаться здесь. – Его взгляд скользнул по мне и опустился на пол, к моим босым ногам.
Засмущавшись, я потерла одну о другую.
Он засмеялся.
– Твои ноги великолепны, как и все остальное.
Было бы глупо прятаться.
– Из-за вас мне хочется проверить, все ли в порядке.
Он шагнул ближе.
– Ты совершенство, Долли, вся как есть.
Келлс взял меня за локоть, скользнул ладонью по плечу.
– Удивительно. Прекрасная и гармоничная.
Даже сквозь ткань я чувствовала жар его касаний.
– Видели ли вы сегодня ван ден Хейфеля, или там был ван ден Вельден?
– Ван ден Вельден болван. Но ван ден Хейфель, прежний глава колонии, снят с должности. Сейчас ее занимает ван Схейленбюрх, но голландцы слишком беспечны. Колония отойдет англичанам.
– С этими делами вы хотели разобраться, когда покидали меня?
Он поджал губы, потом прикусил нижнюю.
– В числе прочего. Необходимо знать, куда дует ветер.
– Здесь он не слишком дует. Воздух чересчур сухой.
Он накрутил прядь моих волос на палец.
– Тебе стоит носить локоны распущенными у лица. Это еще сильнее подчеркнет глаза.
Он взял меня за руки, и мы закружились в аллеманде.
– Мы похожи, Долли.
– Как зеркало, Келлс?
– Да, только ты лицевая сторона стекла, чистая поверхность. А я прячусь за амальгамой.
– И потому мы оба сияем.
Келлс быстро закружил меня, и я упала в его объятия.
– Не думай, будто я благородный. Ничего подобного. Известно, что я все делаю в собственных интересах.
– Вы мужчина, это ожидаемо.
– Мер Бен не ждала этого от меня. Она всегда хотела, чтобы я стал лучше.
Его дружба с моей старой дамфо была столь же крепкой, как моя, и, может, сильнее. Должно быть, он скучал по ней.
– Вы лучший из мужчин, которых я знаю.
– Ты просто мало кого знаешь. – Со вздохом он наклонил меня, и наши лица оказались рядом.
Его ореховые глаза с божественными ресницами обжигали как пламя.
– Долли, я должен объясниться. И хочу принести тебе извинения.
– Спасибо, что заботились обо мне, пока я болела.
Он снова прикусил губу, отчего морщинки стали ярче и розовее.
– Раз я прощен, не стоит искушать судьбу. Нужно отослать тебя в твою комнату, и ты останешься нетронутой, незапятнанной моим желанием.
Пришел час: теперь или никогда заявить на Келлса свои права – или быть проклятой за свои страхи всеми рабами Обители.
Я положила его руку себе на грудь, позволяя ощутить полноту, что дали мне годы и материнство.
– Вот, теперь вы меня коснулись. И что же нам делать?
Он рассмеялся, легко и негромко, но руку не убрал. Лишь сжал крепче. Мизинец проскользнул в петельку пуговицы и ощупал мою кожу, словно я была упакованным в сверток подарком.
Эта ласка вызвала в моей душе беспокойство. Он гладил мою плоть нежно, и я сделалась точно бутон лотоса, что вот-вот откроется.
Келлс продолжал расстегивать пуговицы, пока я не начала задыхаться.
Он наклонил голову и прижал к моим губам требовательные губы. На языке у него остался вкуса вина, ягодного и терпкого. Я могла бы опьянеть от его поцелуев.
– Еще, Козевельд, еще.
Он отодвинулся и усмехнулся.
– Только Мер-мер звала меня так.
– Возможно, потому, что с ней ты был самим собой.
Он на миг, на краткий миг закрыл глаза. А потом крепче обнял.
– Нет, она знала, каков я есть.
– Думаю, я знаю себе цену. Я хочу мужчину нежного, которому буду небезразлична. Я тебе небезразлична?
Он поцеловал меня. Мягко, потом пылко.
В мгновение ока Келлс отнес меня в свою спальню. Опустил на постель, будто один из своих изысканных камзолов.
Оставшись без тепла его тела, я села; разочарование кольнуло до боли, но Келлс зажег свечи, направился к окну и открыл жалюзи, чтобы впустить сияние звезд.
А потом его камзол и рубашка упали на пол.
Никто не мог сравниться с Келлсом. Стройный и мускулистый, вблизи он был просто красавцем.
Келлс обнял меня. Поцеловал в ухо, затем спустился к шее. Заметив, что круги, которые он выводил на моей спине, избавили меня от завязок и сорочки, я затрепетала от озноба. К прежним отношениям, дружеским, возврата не было, как к герою и спасенной им девушке, как к наставнику и ученице, если не брать во внимание этот урок любви.
Поцелуями он медленно спускался по моему телу. И снова у меня внутри завязывались узлы, заставляя стонать и выгибаться.
– Как же до этого дошло… Дороти, я такого не планировал.
Он назвал меня именем, данным при рождении. Мне нравилось, как оно звучало в его устах.
– Для такого человека, как ты, не планировать – это впервые.
– Я не так расчетлив, как ты думаешь, однако кое-что, кажется, идет как надо.
И мужчина, которому некуда было спешить, жадно меня поцеловал.
Я опустила ладони ему на спину, обняла, закрыла глаза и принялась ждать, когда же высвободится напряжение.
Кровать была гладкой, простыни – прохладными, но Келлс вдруг приподнялся и перекатился на бок.
– У тебя есть выбор. Всего миг, а потом уже будет ничего не вернуть.
Я открыла глаза и посмотрела в его полное контрастов лицо. Полуулыбка, хмурый взгляд, длинные ресницы лениво затеняют сощуренные глаза.
– Ты остановишься?
– Возможно. Я выбрал тебя, ты знаешь, своей временной женой здесь, в Демераре. Я буду стараться изо всех сил, чтобы сохранить и тебя, и свое влияние. Ты готова к жертвам, званым вечерам и политическим играм? – Он обвел пальцем свой рот, потом положил его мне на губы. – Вечность – слишком длинный срок для такого юного создания.
Почти все свои восемнадцать лет я провела в рабстве – для этого я была не слишком юной, и для того, чтобы лежать обнаженной в его постели, тоже.
– Подготовь меня, если больше нечем заняться. Или я могу просто спать здесь. Шарлотта пинается. Полагаю, ты пинаться не станешь.