она не желает тебе добра.
Я сдержала душившую меня ярость и вышла из тени Томаса.
– Продолжайте праздновать, Лиззи. Это твой день.
Отец жениха посмотрел на меня, потом на Николаса и, должно быть, решив, что лучше уйти, так и поступил.
– Попробуй торт, па. И еще раз поздоровайся с моим мужем. Ма…
Я резко взглянула на нее.
– Я люблю тебя, но этому болвану в моем доме не рады. Ему не место на нашем празднике.
– Мама, но ведь…
Мами распахнула глаза, но потом кивнула мне. Правда должна открыться.
– Брехун ничего не выплатил и пытался помешать мне тебя освободить.
На щеках Лиззи вспыхнуло пламя.
– Па, это же не так! Скажи им всем правду!
Я взяла Лиззи за плечи.
– Когда-то он даже не хотел вписать свое имя в твою метрику, если я не позволю ему… Ни слова о насильнике и его правде в этом доме.
Лиззи от удивления открыла рот. Я подержала ее еще мгновение и подтолкнула к Коксоллу.
– Забери мою дочь. Идите и будьте счастливы. Утешь ее, потому что она бесценна вне зависимости от ее происхождения.
Коксолл обнял Лиззи одной рукой, но шагнул ко мне.
– Хорошо, мэм, мы уйдем, если я вам здесь не нужен.
Томас встал между мной и Николасом.
– Нет, Коксолл. Уведите свою жену.
Зять вывел из комнаты рыдающую Лиззи.
Николас рассмеялся.
– Она всегда будет меня любить! Я-то ее не бросил.
– Мами, Китти, отведите Шарлоту и Эдварда наверх.
Мама схватила моего младшего и унесла на второй этаж. Но Шарлотта замерла, глядя на поднос с пирожными у себя в руке. Неужели заметила сходство и поняла: этот ужасный человек и ее отец тоже?
Китти взяла со стола нож.
– Убирайся. Не смей нас трогать.
– О, сестричка, – ухмыльнулся Николас. – Это нехорошо!
Я забрала опасное орудие у Китти и взмахнула перед носом у братца.
– Хочешь шрам и на другой щеке? Я-то бью посильнее Китти!
Священник поднял Библию.
– Успокойтесь же все!
– Китти, уведи Шарлотту наверх!
Китти взяла поднос, бросила на стол и потащила мою ошеломленную девочку по ступеням на второй этаж.
Николас прошел мимо Томаса, плюхнулся на софу и сунул в рот кусок торта.
– Хороший у тебя дом. Сколько ж надо блудить, чтоб его содержать?
– Это все, на что ты способен, червяк?
– Мисс Долл, позвольте я просто вышвырну его отсюда. – Томас снова встал между мной и Николасом.
Священник попытался нас вразумить. Но с меня было достаточно. Я подошла к Николасу и приставила нож к его шее.
– Томас, хочешь меня?
– Да.
– Я отдамся тебе, если убьешь его и позаботишься, чтобы тело не нашли.
Николас попытался отнять нож, но я вонзила кончик в его плоть. Он замер.
– Так мы договорились? Этот болван все равно считает меня шлюхой, так почему мне не воспользоваться своим телом, чтобы от него избавиться…
Отец Джонсон едва не лишился чувств, щеки его покрылись красными и розовыми пятнами.
– Это ужасно. Я не могу… Томас, я не…
– Присядьте, Джонсон, – сказал капитан. – Она не всерьез. Мисс Долл ведь знает: я и секунды не задумываясь убил бы за нее.
Глаза Николаса стали большими, будто плошки. Брат не подозревал, что у меня есть друг, который может встать на мою защиту.
Болван исходил потом. Он знал – я его убью, и знал, что сам это заслужил.
Горло его задрожало, он сглотнул.
– Я должен был повидать нашу малышку. И тебя повидать тоже. Я правда по тебе скучал. Ты обо мне вспоминала?
– Только в кошмарах.
Я отдала Томасу нож, пока и впрямь не зарезала глупца. Хоть я и свободная женщина, убийство белого повлечет за собой последствия.
– Выпроводи его, Томас.
Николас скользнул вправо, но скудоумный священнослужитель не позволил Томасу задать моему братцу взбучку.
А тот был уже у двери.
– Думаешь, обставила меня, Долли? Ни за что.
Я раскатисто засмеялась.
– Я у тебя в голове, Николас. Властвую над тобой и твоими мыслями. Тебе не освободиться. Ты всегда будешь знать, что старался изо всех сил, но не смог меня одолеть.
– Заткнись, Долли. Шлюха! Черномазая! – Он бросился ко мне, но Томас ударил его в физиономию. Здоровяк повалил моего братца на пол и поставил колено ему на грудь.
– Ты явился затеять драку. Невероятно глупо. Обидеть женщину. Это грех.
– Так это твой новый любовничек? Ты просто болван, если думаешь, что она стоит потраченного времени.
Томас снова его ударил, и рот Николаса окрасился кровью.
– Я слыхал, сын Кирвана – буйный пьяница. Стоило догадаться, что он скудоумный.
– Это она грех. Долли – грех.
– Я не виновата в том, что ты во всем провалился. Па знает – из всех его детей я добилась самого большого успеха. Убирайся из моего дома, а если вернешься, прикончу тебя на месте.
– Ты не осмелишься тронуть белого мужчину. Это преступление!
– Тогда я прикажу убить тебя Томасу. Он уже согласен.
Томас заворчал, выругался и вздохнул.
– Условия мне по нраву.
Святой отец уже стоял у двери.
– Не желаю знать, что здесь происходит, но это уже не просто одолжение, Томас.
Мой герой крепко приложил Николаса. Кровь брызнула на пол. Голова мерзавца откинулась назад.
– Он в отключке. Так, чуток помог. У меня твердый удар. – Томас потряс кулаком и подал знак священнику. – Джонсон, вы еще не закончили. Мне понадобится какое-никакое подспорье, чтоб вытащить его отсюда. На улице пруд пруди солдат. Они примутся расспрашивать.
Джонсон пробормотал молитву, но вернулся в гостиную.
Увидев, что Николас все еще дышит, я обхватила себя руками.
– Избавьтесь от него.
Томас сбросил сюртук.
– Я не стану его убивать, если ты именно этого хочешь.
– Вышвырните его из моей жизни.
– Вот это я могу для тебя сделать. Дай-ка что-нибудь, хоть простыню. Нужно его связать.
Я сбегала наверх, схватила белье с кровати, примчалась вниз и швырнула все это отцу Джонсону.
Он порвал простыню на полосы, потом они с Томасом связали Николаса по рукам и ногам.
Томас подошел к двери и выглянул на улицу.
– У нас нет кареты. Мы вынесем его с заднего хода, а после на пристань, к «Мэри».
Они с Джонсоном взяли вторую простыню и завернули в нее Николаса. Потом Томас забросил его на плечо.
Я схватила капитана за руку, прежде чем он направился к двери черного хода.
– Что ты собираешься делать?
– Отвезу его обратно на Монтсеррат, к папаше. И удостоверюсь, что тот отправит сынка в Лондон, где он уже не причинит никому вреда.
– Спасибо. – Я поцеловала Томаса в щеку. – Спасибо тебе за все.
– Помни свое обещание. Я должен получить кое-что за то, что хотел убить его из-за тебя.
Я быстро чмокнула Томаса в губы.
– Посмотрим, долго ли ты пробудешь на Доминике. У твоего корабля и дольщиков могут оказаться свои планы.
– А ты всегда повышаешь ставку! Сначала убийство, теперь условия о месте проживания. Придется все обдумать, потому что ты и в моей голове застряла.
Святой отец открыл заднюю дверь.
– Это в высшей степени неправильно, Томас.
– Проповедовать будете мне и этому болвану всю дорогу до Монтсеррата. Если только не хотите, чтобы я выбросил его за борт. И тогда я больше ничего мисс Долл не должен.
Джонсон вздохнул.
– Боже мой. Во что вы меня втянули, Томас?
– Продолжайте молиться, святой отец. Мисс Долл, закрой за нами дверь.
Стоя на пороге, я жалела, что он не из тех, кто готов убить ради меня. Ко мне спустилась мами.
– Все ушли?
– Да.
Она обняла меня.
– Раз Николас знает, что мы здесь, лучше бы нам уехать. Может, на Гренаду.
– Нет. Я задержусь ради Лиззи. Коксоллы останутся в Розо до конца года. Хочу убедиться, что муж хорошо с ней обращается, особенно после того, что случилось сегодня.
– Николас может вернуться, а Томаса не будет рядом.
Кровь моего брата испачкала пол. Нос учуял запах душистой мятной воды, которая понадобится, чтобы очистить пятна. Желудок свело, рука запульсировала. Это никогда не кончится. Каждый, кто причинил мне боль, хотел, чтобы я перестала дышать, чтобы меня трясло, чтобы я умолкла и исчезла.
Хватит.
– Я добьюсь здесь успеха, мами. Розо и вся Доминика узнают мое имя.
Ее объятия не ослабевали.
– Все наладится.
Обязательно наладится. Я не могла позволить ему победить, никому из них.
Часть четвертаяЛюбовь
Я победила свои слабости, воспользовавшись слабостями других.
Доминика, 1785. Милашка
Я посмотрела в колыбель, где лежала моя крошка. Фрэнсис Оуэн была хорошенькой, от рождения милашкой. Ушки у нее были темные, приятного цвета, как поджаренная пшеница. Такой вот у нее получился цвет кожи, цвет личика не как у моих самых светлых дочерей, Катарины и Лиззи.
Ручки у Фрэнсис были розовато-коричневые, глаза – как желтые топазы, а вопила она словно банши. Я любила ее, каждый ее дюйм.
Даже ямочку на подбородке.
Однако мне понадобились все мои силы, чтобы до нее добраться. Я свалилась на пол и не смогла поднять дочь. К счастью, сладкая кроха убаюкала себя сама и уснула.
В комнату вошла Китти, села позади меня и потянула за косы.
– Нужно заняться твоими волосами, пока в колтуны не сбились.
– Прости, от меня нет толку.
– Долли, ты родила ребенка. А перед тем как тут затворилась, обучила двух домоправительниц для новых клиентов, пока таскала груз пяти кокосовых орехов в своем животе. Тебе нужен отдых.
Я поднялась с четверенек.
– Фрэнсис спит. Китти, ей не подходит мое молоко!
– Мама об этом позаботилась. Скоро придет кормилица. – У меня закружилась голова, и сестра отвела меня к кровати. – Не переживай об этом. Мы все уладим.
– Будет мне урок! Родила на старости лет. Мне ведь почти тридцать.
В дверь заглянула мами.
– Многие до тридцати и не доживают. – Китти уложила меня и накрыла новым прекрасным одеялом – серебристо-голубым, одним из лучших, что сшила наша мать.