– Что ж, я тоже скучал. В следующий раз придется настоять, чтобы вы поехали со мной.
Он сжал меня сильнее. Запах Томаса с нотками табака и шалфея выбил меня из колеи.
– У меня здесь дело, Томас. Семья, которой я нужна. Я не могу просто…
Он меня поцеловал. Крепко и быстро, давая понять, что скучал, что я для него – особенная.
Капитан приподнял меня, и мои ноги оторвались от земли. Я обхватила его за шею – просто чтобы удержаться и не упасть. А возможно, у меня были к нему чувства, те тихие чувства, что проникают в самое сердце.
Ветер, благоухающий сладким цветочным ароматом буа кариб, накатывал волнами. Они окутывали нас, и Томас обнял меня так, словно я принадлежала ему, словно он не был в отлучке целый год.
Затем опустил меня, и мои ботинки стукнулись об землю.
– Кажется, ты скучала по мне, Долл?
Я попятилась, коснувшись горевших огнем губ.
– Вовсе нет.
Просияв, он беспокойно уцепился за обтянутые тканью пуговицы сюртука.
– Уверена?
На сей раз я сама поцеловала его, крепко прижавшись губами к его глупому рту. Томас засопел мне в ухо.
– Ясно, – сказал он. – Вижу, ты вовсе обо мне не думала. Но я слышал, ты не скучала в одиночестве.
– А я слышала, что я весьма интересная особа, мистер Томас.
– Что заставляет мужчину крепко призадуматься, нужна ли ему такая конкуренция. А еще корить себя за то, что ты так расцвела в его отсутствие.
– Тебя тревожат слухи?
– Немного. Хотелось бы думать, что я принц. – Он расправил свой укороченный жилет – нововведение из Европы, этого далекого от островов мира.
Он прижался губами к моему запястью.
– Я поверенный, скоро стану торговцем, по совместительству – моряк. У тебя больше честолюбия. Сомневаюсь, что могу дать тебе что-то.
– Так останься и посмотри, получится ли у тебя.
– Тяжело оставаться на одном месте, если у тебя есть мечты, но я все время грезил о тебе, думал о нас с тобой. Ты забралась мне в голову. А может, и в сердце. Долл, девочка, я так по тебе скучал.
– Тогда ты должен меня понять. Тебе должно хватить мужества поделиться со мной своими мечтами, а также набраться терпения и дождаться, пока я решу, нужны ли они мне или нет.
– Мне хватит мужества, не обольщайся. Понимаю, ты сердишься, Долл, но я должен знать – позволишь ли ты мне, наконец, ухаживать за тобой?
Будто у меня имелся выбор. Не дождавшись ответа, Томас поцеловал меня; он лепил меня, как Китти лепит из глины, прикрепляя к себе. Я лишь не знала, стану ли горшком, миской или бусами.
Это казалось неважным, ведь его объятия пробуждали чувства, разжигали пламя. Я отбросила сомнения и сосредоточилась на том, что Томас здесь, а у наших ног плещется, танцуя, река.
Доминика, 1786. Ключ
Томас стоял у двери дома неподалеку от центра Розо. Это было уже третье место, куда мы заходили сегодня.
– Должно быть, это последнее, – сказала я. – Мы обошли весь город.
– Однако же это было приятно, Долл. Я стараюсь тебя развлекать. – Он порочно усмехнулся – порочно и озорно.
Томас старался ежесекундно прикасаться ко мне, хотел сплести вокруг моей души серебряную паутину и спрятать к себе в карман. И догадался, что заставляет мое сердце трепетать: когда он воркует с Фрэнсис, держит ее за ручку, помогая идти. Я едва не прослезилась, увидав, как Эдвард облокотился на плечо капитана и внимал, пока тот читал ему Шекспира и прочий английский вздор.
Моему мальчику нездоровилось, и Томас его ободрял. К чему ждать сладкоречивого принца, когда под рукой преданный стряпчий?
Томас вставил ключ в замочную скважину. Тот громко лязгнул, а потом дверь отворилась.
– Здесь шесть комнат. Четыре спальни наверху, две внизу, а еще гостиная и столовая к тому же.
– И сад для мами, он ей нужен, без него она пропадет.
– За кого вы меня принимаете, мадам? Я ведь тебе настоящее подспорье, помнишь? Конечно, здесь есть сад.
Мимо дивана винного цвета и длинного обеденного стола он провел меня к задней двери.
– Огороженного участка в самый раз хватит. Эдвард будет играть с песком, когда пойдет на поправку.
– А вдруг и Фрэнсис захочет поиграть, Томас. Деньги можно заработать не только на ведении домашнего хозяйства, но и сдавая жилье внаем. Я внимательно изучила журналы Кинга.
Томас погрозил мне пальцем.
– Сегодня никаких дел. Если Фрэнсис пойдет в мать, она построит королевство.
В его голосе звучала гордость за меня, он гордился тем, как хорошо у меня идут дела. Такой мужчина – большая редкость. Обычно они не терпят конкуренции, пусть даже и дружеской.
– Давай еще осмотримся. – Томас закрыл дверь и повел меня по коридору. – Вот и первая спальня на этом этаже.
Это была милая комната с большим окном, однако оно выходило на другой дом.
– Да уж, звезды здесь не посчитаешь.
– Здесь может быть спальня твоей матери. – Он медленно прошелся вдоль коридора, улыбаясь во весь рот. – А эта – для тебя.
Томас поклонился и жестом пригласил меня войти.
В центре комнаты высилась великолепная кровать с белым балдахином. Будто девственная невеста, непорочна и чиста, она стояла и ждала.
Томас зажег свечи в канделябрах по углам спальни. Открыл окно, и горячий вечерний воздух ворвался в комнату. Он прислонился к еще одной двери, которая также вела в чудесный сад.
– Я могу входить через нее, если мы хотим оставить все в секрете. – Он подошел ко мне и потянул за алую ленту, что висела у него на шее. – Вот ключ от этой двери. Я буду хранить его у сердца.
Я погладила его грудь, провела ладонью вверх к шее до завязок ленты.
– Загадываешь о нашем будущем?
– Да. Как ты сказала мне у реки.
Я сняла ключ и сунула в карман.
– Нет. Я говорила тебе поделиться со мной своими планами. Это не то же самое.
– Что ж, мои планы, если ты собираешься их учитывать, заключаются в том, чтоб провести с тобой вечность.
– Я всего лишь беру внаем этот дом, возьми себе свой.
Пусть я улыбалась и скалила в улыбке зубы, но говорила серьезно. Я не предлагала ему устроиться вместе в новом жилье, а хотела дать больше места своей семье.
– Это дом для Кирванов, а не для того, чтобы тебе было удобнее меня охмурять. На сегодня это последний?
Томас сколько угодно мог ругаться сквозь зубы – для меня это не имело значения.
Он схватил мой указательный палец и принялся посасывать, будто свиное ребрышко.
У меня сбилось дыхание. Его шалости перестали смешить. Прикосновения были нежными, будто атлас ласкал мою кожу.
– Позволь мне заслужить этот ключ. Куколка, мы должны быть вместе.
– Томас, хватит шутить. Нам… нам пора возвращаться.
– Твоя мать отлично справляется. Я посулил Шарлотте и Китти зонтик и кружево, если они поиграют с Фрэнсис. А Эдвард пожелал стать капитаном моего шлюпа. Это стоит ночи с тобой.
– Хватит.
– Чего ты боишься, Долли? Что мешает нам быть вместе?
– Твоя болтовня. Томас, мне нравится этот дом. Когда я смогу подписать бумаги с мистером Бейтсом? Завтра?
– Они у меня с собой. – Он вытащил из жилета свернутый рулоном пергамент. – Я знал, что тебе подойдет. Я знаю тебя. И хочу знать все. Это дом для твоей семьи. Мне они нравятся – я всегда хотел большую семью.
Он тепло смотрел на меня, ласково говорил о моих детях – все это согрело мне сердце, но я не могла поддаться. Я отошла к окну и принялась рассматривать беззаботный буа кариб, чьи поникшие красные лепестки указывали на море.
– Мужчины говорят, что хотят семью. Потом все меняется, они садятся на корабль и уплывают. Спокойнее оставаться друзьями. Я могу подписать бумаги…
Он поцеловал меня, обрывая поток всего этого вздора.
– Я принадлежу к англиканской церкви, Дороти. Мы не можем пожениться. Но для меня ты – миссис Томас. Я люблю тебя. Люблю с той минуты, как ты впорхнула в мои объятия.
– Что? Я не говорила о любви!
– Дороти, ты нужна мне. Я пообещаю все что тебе угодно. – Он нежно погладил мои щеки. – Я люблю тебя.
– Мне не нужен тот, кто исчезает, когда манят приключения.
– Приключения у меня крови, и, как тебе, порой мне нужно что-то доказать миру. Если я уйду, то вернусь. Буду завоевывать тебя снова и снова. Если бы ты хоть на десятую долю чувствовала то, что чувствую я, то знала бы – расстояние и время этого не изменят.
– Изысканные слова, которые снова говорят, что ты уезжаешь.
– Так чего же ты хочешь, Долл?
Мне все казалось, что Томас – такой же скиталец, как па, которого никогда не было рядом, когда я в этом нуждалась, и это терзало меня, будто застывшее лицо смерти.
Или это воспоминания о Келлсе меня терзали? Сегодня пришло еще одно глупое письмо – близнец того, что я сожгла, и я снова начала скучать по нему и по Катарине, по девочке, которая никогда не узнает моей любви.
Томас поцеловал меня в шею и медленно распустил завязки блузы. Он обнажил мою сорочку и погладил вышивку на лифе.
– Долли, позволь мне быть рыцарем, рыцарем, что уверит королеву: он убьет всех драконов, которые разлучают нас.
Я пропала, забылась, не сумела придумать причину сопротивляться ему.
– Скажи мне, Куколка. – Он держал меня за плечи, разминая, будто тесто, что вот-вот бросят в очаг. Но я не желала сгореть или покрыться столь толстой коркой, через которую никогда не сможет просочиться любовь. – Не молчи, Долл. Скажи, чего ты хочешь.
– Я должна владеть своими чувствами. Давно я не была так уязвима перед мужчиной.
– Владей ими. Возьми их, – промурлыкал он мне на ухо. Томас осыпал поцелуями мою щеку, ямку на шее. – Или скажи, что нас разделяет?
Ни одного слова не сбежало с моих губ. Моя история принадлежала мне, но я не в силах была отвергнуть его страсть.
Вместо этого я сбросила на пол жилет Томаса и прижалась ртом к его губам. Он поднял меня на руки и отнес на кровать, занавешенную тонким покровом, и я приготовилась освятить этот дом, что выбрал Томас, так, как он того хотел и как мне было необходимо. Только он, я и обеты желания.