Я повернулась на стук в дверь, и мои глаза встретились с карими глазами Келлса.
– Долли…
Криво улыбнувшись, он снова произнес мое имя и поцеловал мне пальцы. Его белый жилет и узкие бриджи выглядели безупречно. Черный сюртук был коротким спереди и длинным сзади, как у Федонов в нашу первую встречу, никаких складок и причудливой вышивки. В черных волосах Келлса проглядывали серые пряди, но я сомневалась, что это пудра.
Наши глаза встретились, и в моей душе вспыхнул гнев. Я отошла в сторону и указала Келлсу на Шарлотту.
– Папа Келлс! – Моя дочь бросилась к нему и обняла. Он поднял ее фату и поцеловал в лоб. – Я так по тебе скучала. Скучала по нашей семье.
Это был ее день.
Весь жар, что разгорался у меня в глотке, каждое злое слово, что хотелось высказать, я оставила при себе.
– Пора начинать. Мне нужно сесть с Эдвардом и остальными.
– Святой отец уже пришел. Присаживайся, Долли. Я позабочусь о нашей красавице.
Вот так заявился и принялся распоряжаться? Затаив дыхание, я взяла ладонь Шарлотты и вложила в руку Келлса. Поскольку он оставил Катарину в Лондоне, желание хоть в чем-то ему уступить растаяло. Я поправила свою соломенную шляпку с пером цапли и вышла.
Женщины из рода Федон, а также братья и сестры сидели слева. Гордые люди в прекрасной одежде рубинового и темно-синего цвета. На другом ряду устроились Лиззи с Коксоллом и малышкой. Полк и миссис Рэндольф пришли вместе с мистером Бейтсом и его клерками. Возможно, это был один из редких случаев, когда цветные и белые сидели бок о бок в этой церкви.
И, должно быть, один из последних. На Доминику прибывало все больше британцев, к берегу причаливало все больше военных кораблей. Те же речи, после которых прекратились католические службы на Монтсеррате, все чаще звучали и здесь, от политиков и солдат, ходивших по улицам.
Странно, что наши богослужения пугали людей; наравне с тем, как я цеплялась за веру, которая считала меня человеком, однако не признавала мои права.
Неисповедимы пути Господни. Я направилась к Эдварду. К нам подошла мами, и мы заняли места рядом с Фрэнсис и кормилицей, державшей на руках Элизу. Китти улыбнулась мне, но села с Полком.
Жан-Жозеф Федон стоял возле брата. Оба были в белых бриджах и черных сюртуках с золотой тесьмой. Сияй у них на груди медали – сошли бы за королевских особ, вроде моего старого приятеля, капитана «Пегаса», принца Англии.
По храму пробежали легкие шепотки, и наступила тишина: Келлс подвел Шарлотту к алтарю.
Священник произнес нужные слова. Я промолчала, когда Козевельд отдавал мою дочь жениху. Затем он подошел и сел рядом со мной.
– Ты на славу потрудилась, Долли. – Он пожал руку Эдварду.
Сынок повел себя хорошо и не фыркнул на него.
– Я серьезно, Долли. Ты сумела произвести впечатление.
Я в его одобрении не нуждалась. И знала: уважения он ко мне не питает.
– Почему ты не привез Катарину?
– Она получает образование.
– Ей шесть, Келлс. Неужели так много уроков?
Я принялась копаться в ридикюле, ища носовой платок, и глупец вручил мне свой. Этот запах… Запах сладкого рома впитался в ткань, как в мои воспоминания о Демераре. Добрые воспоминания.
Я скомкала платок и бросила ему, а потом отодвинулась дальше. Он последовал за мной, медленно и легко, прижав меня плечом к краю скамьи.
– Катарина знает обо мне, Келлс? Говоришь ли ты ей, что я спрашиваю о ней в письмах Шарлотты?
– Она считает тебя своей крестной матерью, Долли.
Дыхание обожгло мне ноздри, горло пылало от слов, что я не смела произнести в церкви.
– Когда я ее увижу?
Он поджал губы, а потом накрыл мою руку своей ладонью.
– Я хотел поговорить с тобой позже, но все понял по твоим глазам. Знаю, ты меня ненавидишь. Я это заслужил, но все же хочу, чтобы ты вернулась со мной. Мне тебя не хватает.
Не думала, что он это скажет.
Не думала, что он хоть в чем-то признается.
Я не хотела плакать.
Не хотела. Не хотела. Я заплакала.
Он разгладил платок и промокнул мне щеки.
– Знаю, я слишком тороплюсь, но поплывем со мной на «Долусе». Позволь показать тебе мой мир – мой мир и Катарины.
– А что потом?
– Потом ты решишь, хочешь ли остаться.
Келлс явно это обдумывал. Составил план и просчитал детали, как делал раньше, занимаясь политикой.
– Я живу здесь, у меня есть обязанности.
– Зря мы расстались. Лишь с тобой я был счастлив.
– Мне нужно подумать.
Он прижал мою руку к своему бедру, но подался вперед:
– Ритуал…
Я повернулась и увидела, как жених вручает Шарлотте кольцо. Пара давала обещания любви и верности.
Рот наполнился горечью. Келлс превратил мои кишки в кашу.
– Объявляю вас мужем и женой. Мистер и миссис Федон.
Я бросилась к дочери и обняла ее и своего новоиспеченного зятя. Келлс стоял позади меня с таким видом, будто никогда не уезжал. Но это все же случилось, а значит, нельзя забывать о собственной боли, даже если я потеряю Катарину.
Доминика, 1789. Танец
Мой дом был полон народа, все ели черный торт и пили ром. Ром для празднования свадьбы моей дочери любезно предоставил Келлс.
Стулья, которые я позаимствовала у соседей, оставляли на побеленных стенах потертости. Мами стояла рядом со мной, и я опустила голову ей на плечо.
– Ты очень добра ко мне. Не знаю, как бы я справилась без тебя с праздником для Шарлотты или со всем, что ты делаешь для Элизы и Фрэнсис.
– Долли, тебе нужно время. В голове у тебя проясняется. Если хочешь ненадолго отлучиться, так иди. Я здесь.
Моя мудрая мать заняла сторону Келлса.
Чертов политик убедил мами, что заслуживает еще один шанс. Как она могла противиться? Келлс был самим собой – держался внимательно и обращался с моими друзьями так, будто они гости на одном из его приемов. И если к концу дня не все прониклись к нему обожанием, то это не потому, что он не старался.
Бедняжка Шарлотта. В его присутствии она сияла. Я прикусила язык, чтоб не выругаться и не высказать правду.
Мами разгладила оборки на рукавах моего платья. На кремовом полотне были отпечатаны цветы и виноградные лозы, тонкий хлопок присборили на рукавах и вокруг выреза. Чтобы его сшить, я пользовалась теми журналами из Лондона. Когда-нибудь я поеду туда, но не с Келлсом.
К нам подошла Лиззи и расцеловала нас с мами в щеки.
– У меня есть новости, мама. Я не хотела пока говорить, но раз уж мистер Келлс здесь, он сможет тебя развеселить, я уверена.
– Так скажи, я уж сама решу, как мне развеселиться.
– Коксолл строит дом в Демераре. Мы переезжаем туда. Он будет управлять предприятиями отца.
Меня покидают обе старшие дочери?
– Ах, Лиззи, как мне будет недоставать наших субботних завтраков.
– Знаю… Но ты будешь меня навещать. Правда же, мама?
Вернуться в Демерару? Я посмотрела на ее славное личико – дочь мне улыбалась.
– Я не хочу снова потерять тебя, Лиззи.
Подошел Коксолл и забрал свою вслипывающую жену.
– Полагаю, она вам рассказала?
Я промокнула глаза.
– Берегите мою девочку.
– Обязательно, мисс Долли. Я люблю эту женщину всем сердцем.
После объяснений в любви и прощаний мне потребовалось подышать свежим воздухом, и я прошла мимо Келлса, который пыжился, строя из себя идеального папочку.
Жюльен Федон выглядел так, будто хотел швырнуть в него свой бокал. Вот бы он и правда это сделал.
Келлс воплощал все то, что ненавидели Федоны: он был белым прихожанином англиканской церкви.
Забавно, ведь на самом деле Келлс не являлся ни тем ни другим. Подобно игуане, меняющей цвет в зависимости от жары или холода, он просто сливался с обстановкой.
Покачав головой, я вышла на крыльцо. Следом за мной выскочила Китти и с грохотом захлопнула за собой дверь.
– Какой славный прием, Долли! Келлс, Полк и миссис Рэндольф – всё как раньше.
Солнце клонилось к закату. Дождь шел где-то в горах, но не здесь. Китти расправила оборки своего белого в синюю полоску платья.
– Может быть, тебе стоит перестать рожать детишек. Из-за них ты всегда грустная.
Немного сложно запретить это моей утробе, когда я так люблю мужские ласки.
Я пожала плечами.
– Похоже, мне уже лучше, Китти.
Послышался звон бокалов и колокольчиками отозвался у меня в ушах.
– Наверное, Келлс говорит тост, Долли. – Китти заглянула в окно. – Ты его когда-то любила.
– Я была впечатлительной девушкой, которая мечтала о герое. Теперь я сама себе спасительница.
– И мне тоже… – Сестренка обняла меня. – Кажется, нам нужно сходить в храм.
– Мы недавно оттуда.
Она взяла меня за бедра и покачала, а потом быстро и ритмично захлопала.
– Нет! В твой храм.
На крыльцо вышел Келлс.
– Что здесь происходит?
– Молитвенные песнопения. – Китти широко улыбнулась и вздернула подбородок. – Схожу-ка проверю малышей. О, там Полк играет на банджо!
Танцующей походкой она вплыла в гостиную.
Келлс сложил на груди руки.
– Не хочешь рассказать, как ты поживаешь тут, на Доминике?
– Ты и сам все видишь.
– Кое-какие пробелы остались. Например, почему твоя мать нянчит двух красивых малюток?
– Она мне очень помогает.
Он потянулся ко мне, но вдруг опустил руки.
– Фрэнсис прекрасна.
Я свирепо посмотрела на него.
– И Элиза очень милая, Долли. Эдвард умен. Ты отлично справилась.
Я отошла к перилам и устремила взгляд на улицу, где мимо проходили солдаты.
– Я сделала лишь то, что должна была сделать.
Келлс шагнул ближе, возвышаясь надо мной. Мое пустое сердце окутало что-то знакомое.
– Ты не сидела и не ждала меня, а я тосковал по тебе.
У меня вдруг пересохло в горле.
– Я…
– Дай договорить, Долли. Я ушел от Фанни.
Моя рука, которая так и зудела влепить ему пощечину, осталась на перилах.
– Разве ты не уходил раньше?