В дверь постучали. Я поднялась с кресла.
– Войдите.
– Я разыскиваю нимфу, что пересекла море на «Андромеде». – Беззаботный мужской голос принадлежал Уильяму.
Я распахнула дверь, и в комнату ворвался принц. Не успела я поздороваться, как он поднял меня на руки и поцеловал.
Рядом повеяло жасминовыми духами Китти.
– Рада видеть вас, принц Уильям. Дороти, я буду у себя. – Она ушла, закрыв за собой дверь с очень громким стуком.
Уильям опустил мои ноги на пол, а потом погладил меня по шее, коснувшись изгиба, что научился ласкать.
– Я скучал по тебе.
Я отошла, разглаживая помятое им платье.
– Как твой отец, Уильям?
Принц протянул было ко мне руки, но опустил их. Он стал серьезным.
– Идет на поправку. Доктора говорят, он совершенно выздоровеет. Он в здравом уме. Снова в здравом уме.
Дышать стало легче.
– Мои молитвы услышаны. Надеюсь, ты не возражаешь против католических молитв.
– Вовсе нет. Я рад… – Он взял мои руки в свои. – Ты полагаешь, человеку судьба предопределена по рождению?
– Что?
– Дороти, ты считаешь, что человеку судьбой предназначено быть похожим на родителей, на своих мать и отца?
– Моя мать – моя героиня. Она делала все ради меня и сестер. Надеюсь стать похожей на нее хотя бы на десятую долю.
Мой голос оборвался, я ничего не сказала о па. Он любил нас как только мог, но этого было мало. И вот я здесь: покинула свою семью, детей, в точности как он.
Уильям сжал свою руку и потер запястье.
– Мой отец почти лишился рассудка. Поговаривают, я пропащий. Я склонен подвергать себя самым худшим опасностям. Привез тебя сюда… Многие считают, что со мной кончено.
Тени, которым он не мог сопротивляться, спутались с моими. Слишком сильные они были, слишком могущественные для молодого принца и островитянки с несбывшимися мечтами.
– Уильям… – Я приподняла его подбородок. – Ты выносливый. Ты одолеешь всех скептиков.
– Ты правда так думаешь, Дороти?
– Я это знаю. Помни о моих словах, когда я уеду.
– Нет, ты же только что приехала. Я был так занят…
– Мы чудесно провели время. Я буду этим дорожить. – Я должна была попрощаться первой. Не хотела, чтобы меня винили в том, что я его погубила, а он не должен был помешать мне исполнить мои мечты.
Принц поджал губы, но потом кивнул, смирившись с правдой.
Я сжала его плечи.
– У тебя вся власть, Уильям. Ты в здравом уме. Умерь выпивку. Ограничься лучшим шампанским, и все будет хорошо.
Он посмотрел на меня, а может, и сквозь меня. Возможно, увидел боль, которую я прятала. Порывая с ним, я была не в лучшем состоянии.
Уильям накрутил на палец мой локон и привлек меня ближе.
– Я надеялся, ты станешь моим проводником, моей музой.
Четыре месяца вдали от дома дали мне шанс восстановить силы, но я не могла быть фитилем для чужой свечи. Я сама была пламенем. Мне следовало об этом помнить.
– Ты воин, Уильям. Как и я. – Мои ладони скользнули под его сюртук и коснулись шелкового жилета. Он обнял меня крепче, прильнув губами к изгибу шеи.
– Ты пахнешь кокосом и мускатным орехом с нотками шалфея. Мой любимый аромат. – Он заключил меня в объятия. – Сегодня ты меня не покинешь. О завтрашнем дне я не думаю.
Я покружилась в его руках, где была так желанна. Это был танец, для которого я была создана, он вертел меня, отбрасывая прочь новые шелка, атлас и сомнения.
Согревая друг друга в медленной аллеманде, принц Англии и королева островов достигли совершенства.
Только что мы стояли, целуясь, словно болваны, и вот уже мир перевернулся. Песня наших тел, которые отдавали и принимали любовь, гудела у меня в ушах, проникала в сердце, связывала наши души в извечный узел. Я укрылась в его объятиях, он зарылся в мои, я была его безопасной гаванью – а он моей.
Я сохраню этот покой у себя в сердце. Уильям отпечатался у меня под веками. Завтра и каждый последующий день я всегда буду вспоминать его в минуты своей слабости, зная, что любовь принца – это путь, который я не выбирала.
Доминика, 1789. Мое возвращение
Из своего полугодового путешествия по ту сторону моря я вернулась обновленной и немного испуганной. Как поведет себя семья? Доверятся ли они мне снова?
Я сидела на диване в своем доме и смотрела, как Элиза ковыляет по комнате, задрав голову. Я пропустила ее первые шаги. Ей уже исполнился год, а она стала такая большая.
Фрэнсис устроилась у моих ног. Моя четырехлетняя дочь на меня злилась. Как и сестренка Китти. Та даже не спустилась ко мне. Не взглянула на подарки. Только мами и Эдвард были в добром расположении духа.
Мой сын сидел рядом и читал мне записки от мистера Бейтса. Стряпчий продолжал собирать комиссионные от моего имени. Все контракты, которые я заключала, оставались в силе.
Можно подумать, мое отсутствие прошло незамеченным. Я даже не знала, как к этому относиться, разве что поблагодарить мами. Это она поддерживала все в должном порядке.
– Пока тебя не было, к нам часто заходил папа Келлс.
– Что?
– Да, мама.
– А ты что об этом думаешь, Эдвард?
– Было хорошо, как раньше в Обители. Он хочет, чтоб я ему писал.
Мой милый мальчик боялся, что я не позволю ему оставить даже частичку отца. Я обняла его, крепко стиснула.
– Конечно, ты можешь ему написать. Я этого хотела бы.
Я взяла один из свертков и положила ему на колени.
– Это тебе.
Он взял его неуверенно, будто подарок могли отнять. Я сжала его пальцы и заглянула в глаза.
– Ты думал, я не вернусь?
Эдвард кивнул.
– Иногда люди не возвращаются.
У меня заныло сердце.
– Когда я в следующий раз поеду посмотреть мир или еще куда-нибудь, то возьму вас с собой. Всех возьму. Хватит разлук.
Сын расцвел в улыбке. Она засияла, когда он развернул сверток, сорвал ткань и бумагу и увидел черную треуголку – низкую, такую же надевал Келлс, когда исследовал новые земли. Сын нахлобучил шляпу на голову, обнял меня за шею, а потом запрыгал от радости.
Я снова обняла его. Впервые я видела Эдварда таким счастливым; раз ему столько радости приносит сходство с отцом и эта шляпа – так тому и быть.
Элиза ударилась о мою ногу. Я подхватила ее и усадила себе на колени, а потом повернулась к Фрэнсис.
– Ну же, Фрэнсис, прости меня.
Она надула губы и вызывающе выпятила подбородок, показывая ямочку. Может, то, что Келлс проявляет интерес к Эдварду, и девочкам пойдет на пользу.
Лучше думать об этом, чем о том, что сеет хаос в моей семье.
– Мама, – сказал Эдвард. – Нам написала Шарлотта.
Моя девочка… Вышла замуж за любовь всей своей жизни.
Эдвард погрустнел, глаза его стали узкими щелочками.
– Мама, у нее беда. Ей нужны документы, а то ее бросят в тюрьму.
– Что? – Я схватила листок с закорючками, от них веяло опасностью. – Я должна поехать к ней. Я должна…
Эдвард нахмурился, а Фрэнсис так скривилась, будто хлебнула бабушкиного чая.
– То есть мы. Мы все отправимся на Гренаду и убедимся, что Шарлотта цела и невредима. Мы все.
Мои детишки собрались возле меня. Я всех их сердечно обняла, но внутри у меня бурлило. Шарлотта в опасности, и наверняка виноваты в этом Федоны.
Гренада, 1789. Моя дочь
Прохладный воздух и легкий северный ветер с залива прогнали остатки сна у меня с глаз. Нужно успеть до дождя. Я похлопала по крупу взятую внаем лошадь и забралась в повозку, готовясь отправляться в горы – в поместье Бельведер. Все приготовления к поездке на Гренаду были сделаны быстро. Мистер Бейтс заказал для меня жилье и снял его на более длительный срок, чем я хотела.
Однако он мог оказаться прав. Если я пробуду рядом с Шарлоттой больше месяца, значит, она точно не останется без поддержки. К тому же это даст мне время убедить дочь вернуться в Розо, если Федоны не смогут ее защитить.
Меня окликнул рослый мужчина. Он стоял на той стороне узкой улочки у дома, что высотой не превышал кокосовое дерево. Постройки Гренады так сильно отличались от зданий Доминики.
– Мисс Долли, вы ли это…
Попалась. Попалась на глаза одному из партнеров Джозефа Томаса, Джону Гаррауэю.
Подавив желание убежать, я нацепила на лицо отстраненную улыбку своей матери.
– Да.
– Мисс Долли! – Он помахал мне пожеванной соломинкой.
– Да, мистер Гаррауэй.
– Ходили слухи, что вы на Гренаде. С визитом приехали?
– По делам, сэр. Как поживаете?
– По делам, говорите… – Гаррауэй одернул свой обвисший сюртук. – Томас сказал, вы весьма предприимчивая женщина. Он знает, что вы здесь?
Что ж, выходит, этот тип уже не шарит по карманам Томаса, иначе бы знал, что между нами все кончено больше года.
– Я спешу, мистер Гаррауэй. У меня назначена встреча. Берегите себя.
Он приподнял шляпу, и я взяла вожжи. Но тут Гаррауэй уцепился за борт повозки.
– Что ж, мисс Долли, хорошего вам дня. Надеюсь, дела ваши и дальше будут в порядке. Томас скоро вернется. Знаю, он захочет увидеться с вами.
Моя улыбка погасла.
– Хорошего дня, мистер Гаррауэй.
Я щелкнула поводьями, и лошадь тронулась. Успокоилась я только спустя два часа поездки по пустой дороге. Меня окутала тишина леса. Папоротники служили навесом. Куда ни кинь взгляд, всё покрывали мох и высохшая грязь.
Повозка медленно поднялась на следующий пригорок. Воздух здесь был более свежим и сладким. Вдоль дороги тянулись красные цветы, однако слева и справа от нее раскинулись большие сахарные плантации.
Точно так же я когда-то ехала в повозке па, изо всех сил не замечая окружавший со всех сторон ужас, вот и сейчас старалась не смотреть на страдания.
Но от меня не укрылось ничего. От вида полуголых тел, трудившихся в лесу, который славился клещами-краснотелками, сердце мое разлетелось вдребезги. Я уставилась на свои стиснутые кулаки. Не смея опять поднять взгляд, пока плантации не остались позади, пока правая сторона вновь не стала хорошей. С вершины горной тропы я посмотрела на простиравшуюся внизу долину.