Королева острова — страница 63 из 92

И я была готова, полна уверенности, что сумею добраться до моей маленькой колибри. Достав монету, я сунула ее в руку конюха. Парень кивнул.

Может, он и догадывался, что я собираюсь выкинуть что-то безумное, но деньги заставили его отвести взгляд.

Усевшись на место возницы, я взяла поводья. Но тут же опустила их себе на колени.

У выхода, преграждая путь на Блейз-стрит, стоял Томас. Томас с сердито поджатыми губами.

* * *

Ничего не сказав, он забрался в повозку. Я подвинулась и передала ему вожжи. Если поднимет шум, просто высажу его у дома.

Мое сердце глухо колотилось. Копыта лошади громко стучали. У нашего дома повозка не остановилась.

Звезды, что горели над гаванью, стали еще ближе. Нос наполнился запахом соли и моря, а глаза пересчитывали на улицах солдат. Некоторые нам помахали. Они узнали мою повозку.

Томас сдвинул шляпу назад и встревоженно нахмурился.

– Ты знаешь, что все подходы к горе Куа-Куа и поместью Бельведер перекрыты? Их охраняют городское ополчение и британские солдаты.

– Я бы смогла проехать.

– Они потеряли в резне своих товарищей. Федонцы, освобожденные рабы, горные мароны, даже старые французы убивали и бесчинствовали на плантациях. Они тебя не пропустят.

– Я – Долл Томас. Большинство из них – мои покупатели.

– Кое-кто тебя знает. Кое-кто уважает. Но в этой повозке ты выглядишь как богатая цветная мишень. Если одна сторона тебя не прикончит, так убьет другая.

– У меня все получится.

– Женщина, ты способна на все, но не мыслить разумно.

Я схватила его за руку.

– Там мое дитя. Я должна попытаться. Если у меня ничего не выйдет, я знаю, ты не бросишь детей и нашу семью.

– Так вот почему ты так безжалостно соблазняла меня? Две ночи подряд!

– Да, это часть моего замысла – родить еще одного ребенка от тебя, пока сражаюсь с британцами и федонцами.

Он усмехнулся, остановил повозку у причала и передал вожжи своему другу Гаррауэю.

– Ты решился, Томас? – спросил тот, освобождая лошадь от узды.

– Да, – ответил мой супруг. – Нам нужно забрать Шарлотту, нашу старшенькую.

Нам? Нет. Мой план заключался в том, что он останется с детьми.

– Берегитесь, – ответил Гаррауэй. – Сегодня ночью была жестокая схватка. Мятежники убили заложников, и даже губернатора.

– Губернатора Хоума?– пропищала я. Куджо и его джамби, должно быть, торжествуя, раскачиваются на деревьях. Когда цветные убивают белых, особенно тех, что стояли у власти, пути назад нет.

Томас выругался сквозь зубы.

– Там было сорок человек. Среди них доктор Хей. Ты уверен?

– Да. – Гаррауэй вручил Томасу фонарь. – Все, что ты просил, уже на «Мэри».

Что на «Мэри»? Что они замышляют?

Томас зашагал по пляжу, и я помчалась следом.

– Стой!

Он не остановился. Пришлось схватить его за рукав.

– Ты это задумал давно?

– Да, Долл. Если бы я сказал тебе остаться и позволить мне все сделать самому, ты бы не согласилась, – вздохнул он.

– Да! – Я дернула его за руку и заставила остановиться. Он развернулся, взвихрив белый песок. В лунном свете песчинки у наших ног мерцали, будто светлячки.

– Томас, тебя не убьют в Бельведере, только если ты притворишься французом. Мы должны пойти вместе.

– Все равно мне тебя не остановить. – Он махнул в сторону маленькой парусной лодки, возле которой стояла на якоре «Мэри».

Вырезанная из ствола дерева гоммие[69], она покачивалась на волнах. Маленькую узкую лодку будет трудно заметить.

– Солдат стало больше. Все больше кораблей патрулируют берег для блокады Гренады. Наш зять и его родичи захватили львиную часть острова, но это только остров. Скоро он будет отрезан. Сейчас самое время вытащить Шарлотту.

– Если получится ее выручить, давай соберем всю семью и уберемся с Гренады.

Он посадил меня в лодку, оттолкнул ее от причала, забрался сам и начал грести. Томас притушил фонарь, но я успела увидеть на дне лодки пистолеты, длинные, называемые флинтлоками[70]. Он был готов к схватке.

Я взмолилась, чтоб Господь скрыл звезды, пока мы не окажемся у берега. Хотя бы один из нас должен был вернуться к семье.

Порывистое течение несло лодку, будто листик в бурном потоке. Томас потянулся и стал грести ровнее.

– Пригодилось знание маршрутов контрабандистов. Мы высадимся на севере и прямиком направимся к горе Куа-Куа. Бельведер сразу за ними.

Я положила ладонь ему на грудь.

– Ты же понимаешь, что когда мы сойдем на берег, ты не сможешь пойти со мной.

Он продолжал размеренно грести, вверх и вниз.

– Я сказала, ты не сможешь пойти со мной, Томас.

Он издал стон и выдохнул, яростно раздувая ноздри; я убрала руку.

– Я все разведал. Мятежники в пяти милях от берега. Следующий кордон за горой. Кажется, там у Федонов штаб.

– Справлюсь одна. А если у меня ничего не выйдет, хотя бы буду знать, что у детей есть отец.

– Так и знал, что ты захочешь отправиться без меня, – сжал мою руку Томас. – Я смирился с этим, как с нашими отношениями. Я – твое подспорье, помогаю тебе добраться, куда нужно, чтобы ты могла воплотить все свои планы. Когда ты это поймешь?

Я поцеловала костяшки его пальцев.

– Если я ни разу не сказала, что люблю тебя, Джозеф Томас, не думай, что это не так. Просто я слишком глупа, чтобы об этом говорить.

– Знаю. И я глуп, очень глуп. Всегда, когда дело касается тебя.

Он поднял весло. Если мы оба переживем эту ночь, нужно не забыть сказать мужу, что без него мой мир не будет прежним.

Томас зажег фонарь и отдал его мне.

– Ступай вверх по пляжу. Прямо вверх.

Одно прикосновение пальцев к моему запястью – не желающих отпускать, но и не дающих упасть, поддерживающих меня на этом берегу, – сказало мне все, что мы чувствовали: любовь, страх, гордость.

– Возвращайся скорее, Долл.

Я повернулась, чтобы уходить, и это высосало из меня все силы, однако я должна была забрать мое дитя.

Высоко подняв фонарь, я стала карабкаться по тропе, где были только я и тьма, мы шли с ней бок о бок, спотыкаясь и перешагивая через ветки и камни.

Забавно…

Казалось, всю жизнь я провела, стараясь не видеть то, что ранило или лишало надежды. Теперь же вглядывалась изо всех сил.

Если я тихонько запою, услышит ли Шарлотта?

Кутаясь в ворсистую накидку, то и дело просовывая руки в ее прорези, я взбиралась на гору Куа-Куа.

Потом услышала пение.

Я пробралась сквозь папоротники и увидела мужчин, сгрудившихся у костра. Они молились; возглавлял их отец Мардель. Одет он был не в рясу священника, а в черный сюртук с галунами, черные бриджи и сапоги. У него были хорошие связи в Сент-Джорджесе и приходах по всей Гренаде.

Тут я поняла, как Федоны набирали повстанцев и организовывали их. У огня сидели свободные цветные люди, подобные Ногесу, но также и те, которые выглядели так, будто пришли прямо с полей. Это многое говорило об отношениях моего зятя с рабами: масса и его собственность объединили силы.

Но я пришла не затем, чтобы думать, хорош ли их план, а за своей дочерью.

Понадеявшись, что ни один болван в меня не выстрелит, я вышла на поляну и помахала фонарем.

– Я пришла за Шарлоттой Федон. – Мужчины, окутанные запахами пороха и пролитой крови, ринулись ко мне. – Шарлотта Федон. Это моя дочь. Шарлотта Федон!

Снова и снова выкрикивала я ее имя.

Из палатки вышла женщина.

– Это мать моей сестры, – сказала она. – Оставьте ее в покое.

Мужчины повиновались, а женщина пошла мне навстречу. Прекрасная, с блестящими в лунном свете косами, Роуз Федон шла ко мне, будто генерал.

Но на ее юбках виднелись темные пятна, пятна, которые не были грязью.

Мое сердце сжалось.

Я эгоистично затаила дыхание, в глубине души надеясь, что это кровь после битвы. Она взялась за мой фонарь и опустила его. Я хотела воспротивиться. Хотела остаться слепой к правде – что я пришла слишком поздно, что колебалась слишком долго и уже не в силах помочь своей девочке.

– Сюда, мисс Долли.

Дрожа от страха, я последовала за ней. У входа в пещеру Роуз остановилась.

– Священник, Мардель, называет это саркофагом. Место упокоения героя.

Я забыла как дышать. Глаза мои остекленели.

Роуз потянула меня вперед.

– Идите, мисс Долли, вы нужны ей.

Лицо ее было отрешенным, но во взоре я увидела умиротворение. Как она могла хранить его, когда смерть столь близко?

Мои шаги эхом разлетелись по пещере. Пахло сыростью. Взвесь тумана, что окружала гору Куа-Куа, застревала в глотке. Нельзя дать ему заполнить мои легкие и утопить меня, словно стремительный поток.

И тут я увидела Шарлотту. Она распростерлась у чьих-то ног.

Это был Жан-Жозеф.

Он лежал неподвижно. Грудь покрыта белой тканью, промокшей насквозь. Темно-красной. Посерело нежное смуглое лицо, открылся рот, закатились глаза. Я добавила эту посмертную маску к тем, что уже хранила у себя в голове.

– Шарлотта…

Она не посмотрела на меня. Моя девочка держала в руке крест и четки, которые мами дала мне, когда я покидала Монтсеррат, а я дала Шарлотте, когда она выходила замуж.

– Отойди.

– Шарлотта, это мама. – Чем ближе я подходила, тем сильнее ее плач терзал мне душу. Я опустила руку ей на плечо, мне хотелось взять дочь на руки, как в те времена, когда она была младенцем. – Шарлотта, я пришла за тобой.

Она не шелохнулась, бормоча молитвы Господу, чтобы он смилостивился над Жан-Жозефом и… ее ребенком.

Ребенком? О нет! Ребенок Шарлотты… Нет!

Ослепнув от слез, я скорчилась рядом. Мы молились, молились, словно от этого исчезли бы пятна с ее юбок, молились, словно время могло повернуть вспять и они с Жан-Жозефом не познали бы бед.

Молились, словно Бог мог услышать мольбы черной матери и прислушаться к ним. Но Господь не оставил меня. Моя девочка все еще была жива.