Я сжала ее пальцы, прослеживая каждую косточку.
– Вся жизнь еще впереди. Еще будут мечты. Ты поправишься.
– Мечтай больше, Долли. Мечтай…
Ее кашель превратился в шепот, тот отдавался эхом и звенел в комнате, пока не исчез, словно дым.
А я осталась сидеть со своей ласточкой, держа ее за руку, запоминая ее лицо, пока не убедилась, что душа сестренки улетела. Китти стала навсегда свободна.
Гренада, 1799. Худшее
Я стояла в старой комнате и держала на руках малышку Элизабет, мою новую племянницу. Я зевала, как и она, и очень хотела отправиться в постель. Вчера вечером я обучала двух новых домоправительниц.
– Все у нас прекрасно, детка.
На меня уже работало около пятидесяти девушек – такой уровень мы поддерживали до начала восстания. Если еще месяц все будет достаточно спокойно, можно посетить Демерару.
Время пришло. Пора Катарине встретиться со своей настоящей матерью. Маленькая Элизабет Пеннер осталась без родителей, это была внучка моей тети, которую я никогда не знала. Мы забрали старшую дочь мами, Эллу. Моя незнакомая сестра наконец приехала к нам жить и привезла с собой этот крошечный сверток.
Широко распахнув золотисто-карие глаза, малышка осматривала все кругом.
– Ты видишь свободу? Чувствуешь ее?
Она зевнула и вцепилась в меня, будто Катарина во младенчестве. Уклончивые разговоры Келлса о нашей девочке больше не могли меня остановить. И он, и даже Шарлотта будто умалчивали о чем-то, словно я была слишком слаба, чтобы вынести эту новость. Смерть Китти и затянувшаяся послеродовая хандра отняли так много сил, но я снова готова была сражаться со всем миром. Я должна была исполнить наши мечты.
Элизабет посасывала пальчик.
– Он пригодится тебе, чтобы считать, малышка.
Я уложила ее в колыбельку, в которой всегда спали по очереди мои дети со времен Демерары.
– Я стану для тебя особенным другом, каким была для меня моя миссис Бен. Обещаю.
Когда малышка наконец уснула, я прокралась в гостиную. Фрэнсис и Энн передавали книгу стихов, которую купил им Томас.
Бам!
Что-то упало.
Я заглянула на кухню. Элиза и Салли смеялись над свалившимся со стола мешком муки. Обычно они были более серьезны.
– Хочешь помочь, мама? – бодро спросила Элиза.
– Нет. Лучше подожду и посмотрю, что вы тут приготовите.
Они снова занялись взвешиванием продуктов, а я повернулась к открытой двери, которая вела в сад мами.
Гарри и Джозефи пололи грядки между каллалу и ямсом. Я знала: мальчики надеются закончить работу пораньше. Если Томас будет хорошо себя чувствовать, они отправятся рыбачить на «Мэри». Мами и Элла тоже сидели в саду, они пили чай.
Элла была милая, но мое сердце до сих пор тосковало по Китти, я все еще горевала, когда мне попадались на глаза ее последние творения.
Мами вошла в дом и прошагала мимо меня в холл.
– Ты тоже плохо себя чувствуешь? – Она коснулась моей щеки.
Что я должна чувствовать? Ужас застрял у меня в горле.
– Думаю, я хочу убраться подальше от Гренады.
Она взяла меня за руку.
– Однажды ты сбежала, чтобы взглянуть на другую сторону моря. Нельзя думать об этом сейчас.
– Нет. Пока точно нет, но когда-нибудь я вас всех туда отвезу.
На миг она сжала мою руку крепче.
– Не убегай. Пойми, твоя семья нуждается в твоей силе. Пойми это, Долли, пойми это сейчас, пока он не ушел. Пока он не ушел.
В ее прекрасных, но помутневших глазах таился какой-то секрет.
Он.
Томас.
Я побежала к нему – в комнату, где все наши младшие учились грамоте. Томас лежал на полу, привалившись к стене. Дрожащая пухлая рука тянулась к ребенку номер десять. Доротея Кристина, моя Крисси, покачиваясь, шла с книгой на голове, но все же успела добраться до отца, прежде чем томик с позолоченным корешком упал ему на ногу.
Протянув руку, Томас прижал дочь к себе.
– Какое самообладание, моя дорогая. Ты уже почти светская дама. Я горжусь тобой. Будешь заправлять всем миром, как твоя мать.
Вошла мами.
– Крисси, пора тебе поесть.
Малышка поджала ярко-розовые губы.
– Иду, бабуля. – Она снова водрузила книгу на голову и зашагала к двери.
– Сюда, ваше величество, – сказала мами.
Они вышли, а я не отрывала взгляда от Томаса. Наконец я увидела, наконец позволила себе увидеть, как бледна его кожа, как опухли лодыжки, словно сердце плохо перекачивает кровь. Пятьдесят восемь лет… белый мужчина, который не работает в поле, – он был слишком молод, чтобы болеть.
– Помоги-ка мне подняться, Дороти.
Я протянула ему свою руку, свою силу, и обняла.
Томас изменился. Его объятия уже не были крепкими. В груди отдавался глухой звук, как у Эдварда.
Нет! Почему, Господи, почему?
Он поцеловал меня в щеку, пальцем смахнул слезы.
– Приведи мальчиков, женщина. Я пойду с ними в море.
– Нет. Тебе нужно в постель. Мы будем бороться…
– Это та битва, в которой тебе не победить. Приведи их.
Упрямый болван!
Томас знал меня лучше всех в мире, а я знала его. Я бросилась из комнаты и сделала то, что он просил. На сей раз я не стану препятствовать его желаниям.
Волнующееся море отливало разными оттенками синего и зеленого. Солнце стояло высоко и отражалось на белых парусах «Мэри». Знаменитая мачта, выкрашенная в синий цвет, горделиво высилась над палубой.
Джозефи держал штурвал. Гарри поправил канаты, затем встал рядом с братом. Фрэнсис, Элиза и Энн уставились на босые ноги Томаса. Я не смогла надеть на него сапоги. Его ноги слишком опухли. Я сложила обувь рядом.
Томас тяжело дышал. Он сжимал грудь и смотрел на меня с болью.
Мальчики улыбались.
Они не знали, что это прощание, но Фрэнсис и Энн, мои чувствительные девочки, все понимали. Особенно Фрэнсис. Томас и книги составляли весь ее мир. Она могла бы стать стряпчим, если бы эта профессия не предназначалась только для мужчин.
Томас протяжно вздохнул.
– Джозефи, поворачивай к берегу.
– Па! Еще разок.
– Нет, – поморщился Томас. – Нет, мой мальчик.
– Слушайся отца. – Я произносила каждое слово медленно, они с трудом срывались с моих дрожащих губ. – Вы все возвращаетесь к мами. Они с Салли и Крисси ждут на берегу.
Сыновья увидели мой больной взгляд. Мальчики кивнули. Румпель повернулся, и парус тоже сдвинулся.
«Мэри» добралась до берега. Томас закрыл глаза.
– Я люблю вас всех. Помните об этом и поддерживайте свою мать. У нее большие мечты.
Из его рта потекла струйка слюны, но он усиленно заморгал, а затем возвел глаза к небу. Дети расцеловали Томаса в щеки, погладили по плечам, а потом ушли к мами. Фрэнсис вернулась и обняла его еще раз.
– Иди, любовь моя, – сказал он, но я отвязала веревку, поймала следующий сильный порыв ветра и отчалила.
– Зачем ты это сделала, куколка? Я представлял, как сижу здесь на причале в своем шлюпе и смотрю, как моя семья уходит. Все-то ты испортила.
– Из меня паршивый первый помощник. – Я прижалась к нему и притянула его холодное лицо к своей груди. – Я не дам тебе остаться одному. Ты уйдешь в моих объятиях.
– У тебя добрые руки. Оставь меня здесь, на «Мэри». Пусть мои партнеры получат деньги по страховке, когда волны разобьют ее. Это самое малое, что я могу сделать для Гаррауэя и остальных.
Таков был мой мужчина. Всегда думал о других и все для них делал.
– Давно ты знаешь?
– С тех пор, как доктор Хэй мне рассказал.
Это было шесть недель назад. Шесть недель я могла бы говорить ему, как много он для меня значит, как он перевернул все в моей жизни и сделал ее прекрасной.
– Ты уверен, что Хэй не может вылечить тебя, как и Эдварда?
– Долл…
– Знаю. Просто мне отчего-то хочется засмеяться, сделать что угодно, лишь бы не думать о том, как ты уйдешь.
– Говорил тебе, что и после смерти останусь с тобой, женщина.
Я накинула на нас одеяло, надеясь согреть его руки и ноги. Стараясь не зарыдать, я прижалась к Томасу. Он был моим воздухом.
– Люблю тебя. Не знаю, когда я снова поверила в нас, но теперь могу это сказать.
– Я знал. Нет слов для того, что описать нашу любовь.
Носом он погладил меня по щеке, а затем уткнулся подбородком мне в шею.
– Послушай, в моем столе лежат бумаги, по которым ты и дети должны уехать отсюда. Я не знаю, безопасно ли здесь оставаться. Правительство может наложить новые ограничения. Когда меня не станет… Не позволяй разрушить семью, которую мы создали.
– Я попытаюсь.
– Хочу умереть в море. Тогда я буду целовать тебя каждый раз, когда ты будешь выходить в плавание.
Томас, мой прекрасный Джозеф Томас, был единственным мужчиной, который одновременно любил меня и мои мечты. Мне не нужно было выбирать.
– Начинать заново всегда очень трудно. Куда мне отправиться? Как я вообще смогу жить без тебя?
– Я написал Коксоллу. Его имя и влияние помогут обеспечить ваш отъезд отсюда и присоединение к британской колонии Демерара.
Лиззи, Шарлотта и даже Катарина уже были там.
– Это идеальное место. И я знаю, что там есть человек, который тебя защитит.
Келлс? Мне не нужен был никто, кроме Томаса.
– Нет.
– Пообещай мне, когда ты снова захочешь увидеть мир… Взять всю нашу семью.
– Говори, говори мне все это. А я велю тебе не умирать.
Он начал смеяться и захрипел. Его рука легла на мое бедро, смяв одну из старых юбок мами с рисунком из красных и золотых пальмовых листьев.
– Без нижней юбки, моя королева?
– Без, и я вовсе не королева.
– Может быть, подходящий остров для тебя – это Англия. Ты там кое-кого знаешь. Там есть другие королевы. Тебе не будет одиноко.
– Не вздумай подбирать мне любовника. Это не смешно. Я и помыслить не могу о том, чтобы на кого-то тебя променять.
– Что ж ты об этом помалкивала, когда я мог извлечь выгоду из такой похвалы?
– У нас родилось много детей. Ты много брал. И много давал.